Исламская революция глазами советского гражданина. Глава 1. ТРЕВОЖНЫЕ СИМПТОМЫ
Автор книги был очевидцем драматических событий, произошедших в Иране в конце 1978‑го — начале 1979 года. Он работал старшим переводчиком в советской проектно-изыскательской экспедиции, проводившей работы для строительства железной дороги Мешхед — Серахс. Постоянные поездки по стране позволили ему увидеть происходившее изнутри, так как он нередко попадал в самую гущу событий. В этой главе он рассказывает о предреволюционных годах, тщеславных замыслах шаха, коррупции в стране, положении трудящихся, преступлениях САВАК, мифе об «исламских марксистах» и первых месяцах революционных протестов, охвативших Иран.
В конце 70-х годов неотъемлемой частью достопримечательностей иранских городов были бесчисленные памятники-монументы Реза-шаху Пехлеви[1] , отцу царствующего монарха Мохаммеда Реза Пехлеви[2]. Официальная правительственная пропаганда стремилась изобразить отца и сына династии Пехлеви создателями новой истории страны, творцами эры возрождения былого могущества Ирана, символами экономического процветания и социальной справедливости иранского общества. По указанию Мохаммеда Реза Пехлеви на центральных площадях иранских городов сооружались величественные обелиски. Их мраморные и гранитные плиты содержали перечень «великих начинаний» шахиншаха. Эти «великие начинания» олицетворяли сущность так называемой «белой революции»[3] .
Огромные доходы Ирана от добычи нефти могли бы служить реальной базой для планомерного экономического развития национальной экономики и повысить уровень жизни иранского народа. От продажи экспортируемой нефти Иран ежегодно получал до 23 млрд долл. На что же расходовались эти огромные средства? Два миллиарда долларов, еще не успев осесть в государственной казне, присваивались лично шахом и его многочисленной семьей. По данным тегеранской печати, общая сумма личных вкладов шаха в заграничных банках составляла 20 млрд. Шах приобретал дворцы в Мексике, Италии, ФРГ, Испании, Швейцарии, Франции, обширные земельные участки в США. Около 30 млрд хранили в иностранных банках члены шахской семьи. Уже после февральской революции газета «Кейхан» опубликовала секретные сведения, согласно которым в Иранской национальной нефтяной компании существовал параллельный фиктивный так называемый штат руководящих сотрудников. В их числе были родственники и приближенные лица его величества. Жалованье каждого из них составляло по несколько тысяч долларов в месяц.
В последние годы своего правления шах часто выступал по телевидению. Он произносил речи главным образом по поводу гражданских и религиозных праздников на приемах в Голестанском дворце[4] , где обычно присутствовали члены правительства, депутаты сената и меджлиса, духовенство, профессора, члены дипломатического корпуса. Основной смысл его высказываний, как правило, сводился к идее необходимости возрождения величия и мощи нового Ирана. На одном из приемов весной 1978 года Мохаммед Реза Пехлеви заявил, что через пять лет иранская армия станет одной из самых высокооснащенных и сильных армий мира.
Действительно, для армии шах денег не жалел. На вооружение и содержание иранской армии к середине 70-х годов из государственного бюджета ежегодно тратилось до 10 млрд долл. Амбициозные планы шаха по созданию самой современной армии в мире привели к тому, что Иран закупал в США новейшие дорогостоящие опытные типы военной техники, которые еще не были приняты на вооружение даже в самой американской армии. Поэтому, чтобы обучить малограмотный личный состав иранской армии обращению с этой сложной техникой, в страну прибыли более 25 тыс. американских военных советников. В разных городах стали появляться предприятия военной промышленности. Например, в Исфахане американцы начали строительство вертолетосборочного завода, где было задействовано несколько тысяч американского технического персонала.
Из тех же тщеславных побуждений, а также для апробирования боеспособности иранских вооруженных сил шах направил в оманскую провинцию Дофар[5] трехтысячный экспедиционный корпус. Иранские войска воевали с вооруженными повстанцами Дофара. Еще до революционных событий в Иране мне довелось беседовать с одним бывшим иранским солдатом, воевавшим в Дофаре, Хасаном Садиги. Он был рабочим на полевых изысканиях нашей экспедиции в Мешхеде. По его словам, потери иранских войск в этих боях были весьма велики. Слабовооруженные повстанцы действовали главным образом партизанскими методами, нанося ощутимый урон шахским подразделениям.
Что касается экономики, то здесь Мохаммед Реза Пехлеви также намеревался одним махом покончить со всеми проблемами. Используя доходы от нефти, шах решил с помощью частных компаний создать почти на пустом месте мощную многоотраслевую экономику. Вначале, примерно до 1973 года, темпы экономического роста Ирана составляли ежегодно до 16 процентов, однако уже в 1977 году они упали до 3,2.
Многочисленные проекты шаха, его гигантомания, желание иметь все самое лучшее в мире без учета реальных возможностей и наличия достаточного количества национальных кадров были лишены практической базы. Например, по его инициативе предусматривалось построить в Иране 20 атомных электростанций стоимостью более 30 млрд долл. Для этой цели выделялись средства на строительство в ЮАР дорогостоящего завода по обогащению ядерного топлива для этих электростанций. Характерным примером может служить и проект железной дороги Мешхед — Серахс, над которым работала наша экспедиция. Эта дорога должна была соединить иранские железные дороги с железнодорожной сетью Советского Союза. При обсуждении проекта в иранском министерстве дорог и перевозок советские специалисты предложили иранским руководителям на первом этапе спроектировать и построить обычную однопутную железную дорогу, которая в перспективе при необходимости может стать двухпутной, электрифицированной с автоблокировкой и диспетчерской централизацией. По экономическим расчетам иранской стороны, первые 10 лет указанная железная дорога должна иметь пропускную способность лишь 5 пар поездов в сутки, что с лихвой обеспечивает однопутная дорога. Когда иранцам была доказана экономическая выгода строительства на первом этапе обычной однопутной дороги, то президент государственных железных дорог Ирана господин Диба сказал: «Его величество приказали, чтобы все строящиеся в Иране железные дороги с самого начала были бы двухпутными и электрифицированными».
За последние 15 лет до февральской революции 1979 года в Иране было создано 364 крупных промышленных предприятия, но почти все они не могли работать самостоятельно без поставок западных компаний. По существу, иранское машиностроение занималось лишь монтажом, но не производством. Согласно статистическим данным, 60 процентов всех потреблявшихся в Иране товаров поступало из-за рубежа. Большой ущерб стране принесли многие из широко разрекламированных проектов, которые оказались обычной авантюрой. Средства, выделенные из бюджета на их осуществление, были попросту разворованы. К коррупции были причастны тысячи лиц из правящей верхушки. Выступлениями депутатов оппозиции в меджлисе и разоблачениями в печати после победы революции доказано, что под предлогом развития сельского хозяйства, промышленности, транспорта, закупки запасных частей для автотранспорта чиновники государственного аппарата получали крупные ассигнования, которые затем использовались для ростовщичества, строительства частных домов в Европе, США и личного обогащения.
Так, мэр Тегерана Шахрестани «заработал» миллионы туманов[6] на махинациях с закупкой автобусов для городского транспорта столицы. Родственник шахини, президент государственных железных дорог Ирана, Диба присвоил огромные деньги, предназначенные для приобретения подвижного состава железных дорог. Наибольшее распространение получили махинации по заключению различных контрактов с западноевропейскими и американскими фирмами. Причем за согласие на заключение контракта сомнительной необходимости западная частная фирма обычно выплачивала иранским должностным лицам крупную сумму в иностранной валюте или дарила дорогостоящие автомобили последних моделей. Авантюристическая политика шаха и коррупция госаппарата привели к тому, что идея «белой революции» провалилась.
На повышение благосостояния народа, социальные нужды, здравоохранение, образование, жилищное строительство тратились мизерные суммы. Плата за жилье у трудящихся масс составляла от 1/3 до 1/2 их месячной зарплаты. Уровень жизни 70 процентов населения был ниже официального порога бедности. По данным иранского статистического центра, 52 процента национальных богатств страны присваивалось группой людей, составляющих 1 процент населения страны.
Особенно в тяжелом положении оказалось иранское крестьянство. Земельная реформа 1962 года до некоторой степени уменьшила произвол крупных феодалов, но зато привела к созданию прослойки богатых крестьян и разорению бедных. Отчасти в этом мне удалось убедиться самому. В тридцати километрах южнее Мешхеда есть деревня Фариман, близ которой геодезисты нашей экспедиции вели изыскательские работы. В мае 1978 года мне пришлось побывать там в поисках временных рабочих для нашей экспедиции. На окраине деревни, в низине, вдоль пологого ската невдалеке от трассы будущей железной дороги простиралось хорошо обработанное, засеянное пшеницей поле размером 5–7 га. Его орошала система мелких арыков, отходящих от основного оросительного канала. Рядом располагалось другое поле, а вернее, небольшой клочок земли. Оно было вспахано, как видно, тракторным плугом. Но борона не коснулась его. Поле зарастало тощими сорняками. Сухопарый, сильно загоревший крестьянин пил из арыка мутноватую воду, черпая ее ладонями. Я подошел к нему, поздоровался. Решил познакомиться с ним поближе, узнать о его житье-бытье. Из разговоров выяснилось, что вспаханное, но незасеянное поле принадлежало ему, Хамиду Заргами. А то, засеянное — его соседу. Выяснилось также, что богатый сосед скупил у нескольких крестьян земельные наделы, доставшиеся им по земельной реформе. И теперь он стал, как выразился Хамид, большим хозяином. Но Хамид Заргами тоже хозяин. Ему тоже по земельной реформе продали участок земли в рассрочку на 20 лет. Однако, как оказалось, для ведения хозяйства наличие лишь только земли недостаточно. Нужно тягло, вода, посевной материал. В прошлом году Хамид с трудом расплатился за обработку участка и за воду. В этом году ему удалось только вспахать поле. На том вся его хозяйственная деятельность закончилась. По словам Хамида, таких как он в Фаримане немало. Многие из них ушли на заработки в Мешхед. В конце беседы я предложил крестьянину место рабочего в нашей экспедиции, и он с готовностью принял предложение.
Были у меня и другие встречи с сельскими жителями. Многие наши московские начальники часто приезжали к нам контролировать работу экспедиции. При этом все они непременно желали побывать у могилы всемирно известного иранского поэта Омара Хайяма. Его могила расположена близ Нишапура — центра добычи бирюзы. Во время таких поездок мы заезжали в окрестные деревни и покупали фрукты. При этих контактах я старался больше узнать о жизни крестьян. В районе Нишапура жители многих деревень образовали кооперативы. Земли там более плодородные, дешевле вода. Но я бы не сказал, что их хозяйства процветали, скорее им просто удавалось сводить концы с концами. Не более. В их убогих глинобитных хижинах с массой немытых и нечесаных ребятишек, где нет никакой мебели кроме циновок, царила нищета.
И неудивительно, что миллионы крестьян бросали скудные, малопродуктивные земли и уходили в города, где они могли во время непродолжительного экономического бума найти себе работу. Если в 1966 году 70 процентов населения Ирана проживало в деревнях, то в 1976 году эта цифра снизилась до 50 процентов. В Тегеране, например, за 20 лет, предшествовавших февральской революции, численность населения увеличилась с одного миллиона человек до шести. Этот рост происходил главным образом за счет притока людей из деревень.
Каждый раз, когда мы на своей экспедиционной «Волге» ранним утром выезжали из Тегерана в Астару или в Мешхед, то замечали, как у обочины дороги при въезде в город образовывались своеобразные биржи труда. К собравшимся толпам деревенских мужчин подъезжали на грузовиках представители различных частных фирм, выбирали себе подходящую рабочую силу и отвозили нанятых на работу в Тегеран. В Тегеране, и особенно на его окраинах, строилось огромное число зданий. Большая часть рабочих использовалась для рытья котлованов. Более квалифицированные рабочие сооружали виадуки на тегеранских перекрестках. Столица была настолько переполнена автотранспортом, что у перекрестков создавались огромные пробки. Часто для того, чтобы преодолеть путь от посольства СССР до министерства дорог и перевозок длиной в 2 км, предпочтительнее было идти пешком, а не ехать в автомобиле. Что мы и делали. Бельгийские фирмы построили в центре города несколько виадуков, которые во многом облегчали автомобильное движение. Работы велись с удивительной быстротой, круглосуточно, при этом иранские рабочие жили в палатках прямо на улице близ стройки и тут же готовили себе пищу.
После провозглашения «белой революции» Мохаммед Реза Пехлеви предпринял некоторые шаги для укрепления монархического режима и политической структуры государства. С помощью американских, английских и особенно израильских экспертов, о чем не раз нам говорили иранские коллеги, шах создал и постоянно совершенствовал мощный карательный аппарат. Он назывался Организация информации и безопасности страны (Сазмане эттелаат ва амнияте кешвар), сокращенно САВАК. Это особая организация, которой по сравнению с другими странами трудно подобрать аналог. Согласно утверждениям иностранных специалистов, по своей численности, обученности, технической оснащенности и методам работы САВАК не имел себе равных в мире. Так же, как на армию, шах не жалел денег на САВАК. За последние 20 лет, предшествовавшие революции, бюджет САВАК вырос в 1066 раз. Штаты этого хорошо отлаженного репрессивного аппарата насчитывали более 20 тысяч кадровых сотрудников и около 3 миллионов платных осведомителей. Во время революции после захвата штаб-квартиры САВАК в Салтанабаде революционные вооруженные отряды народа обнаружили там целый подземный город. Учет подозрительных лиц осуществлялся с помощью электронно-вычислительной техники. По всей стране почти все служебные помещения государственных учреждений и номера в гостиницах прослушивались специальными устройствами. По свидетельству иранских патриотов, за четверть века в Иране были уничтожены и замучены в тюрьмах сотни тысяч инакомыслящих. Многие из них пали от рук саваковцев.
Уже после февральской революции, 15 марта, в Джульфе Иранской мне представилась возможность увидеть иллюстрации повседневной «работы» сотрудников САВАК. Это были цветные фотографии размером 13×18 см очень хорошего качества, вывешенные на стене зала ожидания железнодорожного вокзала. Под каждой фотографией пояснительный текст. Как сказал мне стоявший рядом мулла, эти фотографии революционеры обнаружили в досье отдела САВАК станции Джульфа. Голые тела людей были залиты кровью, их истязали с помощью всякого рода замысловатых орудий пыток, кстати, сами орудия пыток были засняты отдельно. Среди них можно было видеть крюки, щипцы, кривые лезвия, электроприборы с торчащими проводами. Некоторые фотографии иллюстрировали применение этих орудий. Один снимок мне особенно запомнился. У оголенного окровавленного человека верхняя часть черепа вскрыта таким образом, что просматриваются извилины головного мозга. Зачем потребовалось фиксировать пытки и истязания арестованных, мулла объяснить не мог. Возможно, отчетные документы о проделанной «работе» требовали такого рода иллюстрации. Несколько раньше, примерно за неделю до вооруженного восстания, газета «Эттелаат» поместила материал о захвате тегеранской квартиры саваковского полковника. Там был обнаружен подземный ход, ведущий в комнату пыток. Сфотографированный многочисленный арсенал орудий пыток был примерно таким же, как в Джульфе.
Шах всячески пытался представить себя монархом прозападным, прогрессивным, просвещенным. По его приказу в 1969 году в центре Тегерана на улице Хафиза, напротив посольства СССР в Иране, было построено величественное здание из стекла и бетона, предназначенное для церемонии коронации царствующей четы. Впоследствии это здание стало концертным залом им. Рудаки[7]. Впервые в истории Ирана короновался не только сам шах, но и его жена Фаррах Диба. После коронации шахиня Фаррах стала играть вторую роль после Мохаммеда Реза Пехлеви во многих областях государственной и общественной жизни Ирана. Подражая манерам своего супруга, который всегда подчеркивал, что он шах-демократ, Фаррах могла внезапно появиться на переполненных народом улицах столицы, часто принимала у себя именитых иностранных гостей, рассыпавших комплименты в ее адрес, выезжала в сельские районы, где перед объективами многочисленных кино- и фоторепортеров демонстрировала знание крестьянской жизни, месила тесто и пекла хлеб сангяк[8].
Фаррах числилась председателем более десятка разных организаций и обществ, открывала конференции, симпозиумы, семинары и съезды. Часто со своей свитой ездила по стране и как царствующая особа давала указания где что построить, создать или расформировать, как поступать тем или иным учреждениям и предприятиям. Можно полагать, что неограниченное вмешательство Фаррах в текущие дела государства стало причиной того, что после февральской революции высший исламский суд заочно, наравне с шахом, приговорил Фаррах к смертной казни.
В феврале 1975 года шах, выступая по телевидению, заявил, что для «консолидации национальных политических сил страны» целесообразно все политические партии упразднить и создать единую политическую партию «Растахиз» («Возрождение»). Таким названием шах хотел, очевидно, подчеркнуть, что Иран уже вступил в эпоху возрождения былого величия времен Кира и Дария. Лишь после февральской революции мир узнает, что Мохаммед Реза вполне серьезно считал себя достойным наследником великих правителей древней Персии. Он заключил контракты с несколькими иностранными фирмами на составление проекта и строительство в районе древней столицы Ирана Персеполиса грандиозного сооружения — личной гробницы для своей особы. Судя по фотографиям и описаниям, помещенным в газете «Эттелаат», железобетонная гробница стоимостью 4 млрд долл. представляла собой огромное, оснащенное по последнему слову техники сооружение с мощными вентиляционными и холодильными установками. Для функционирования всех сложных систем гробницы рядом с ней строилась специальная электростанция. Там же предусматривалось место для захоронения членов шахской семьи.
После роспуска в мае 1975 года всех политических партий и закрытия их газет у шаха стало меньше забот. Критиков поубавилось. Вместе с тем на страницах «Растахиз» и в других газетах стали появляться материалы о действиях неких террористов, которые совершали нападения на агентов САВАК, полицейских и даже на американских военных советников. Какие цели преследовали террористы, газеты не писали. С мая 1976 года вооруженные нападения террористов участились. В Тегеране стало неспокойно. При посещении кинотеатров контролеры бесцеремонно выворачивали наши портфели, искали оружие и боеприпасы. В июне один из террористов попал в полицейскую засаду на улице Черчилля и, расстреляв все патроны своего пистолета, подорвал себя гранатой. Этот случай имел большой резонанс среди жителей столицы, поскольку террористы действовали дерзко, смело, часто шли на самопожертвование во имя своих идеалов.
Наконец, появились сообщения о том, что террористы — это исламские марксисты. Такой противоречивый термин прочно утвердился в средствах массовой информации. 20 июня 1976 года в Тегеране произошла ожесточенная перестрелка между террористами и полицией на площади железнодорожного вокзала. Трое террористов было убито, несколько прохожих ранено. Понесла потери и полиция. Сообщалось, что среди убитых «исламских марксистов» была жена офицера иранской армии.
В начале февраля 1977 года САВАК предприняла провокационную операцию. Во всех центральных газетах появилось сообщение о том, что органы безопасности предлагают исламским марксистам добровольно сдаться властям. И если они не совершили убийств, то правительство их амнистирует и предоставит хорошую работу. Через две недели газеты стали печатать покаянные письма якобы террористов-добровольцев, явившихся с повинной. В то время находились люди, которые этому верили. Лишь после революции при разгроме управления САВАК были обнаружены документы, свидетельствовавшие о том, что подобные письма были типичными фальшивками.
Кто же в действительности были так называемые исламские марксисты? Это стало известно уже на второй день вооруженного восстания в Тегеране. В Иране, помимо запрещенной Народной партии, которая действовала в стране при соблюдении строжайшей конспирации, существовали две не менее законспирированные организации. Одна из них, Организация борцов за народное дело Ирана (Сазмане моджахедине халке Иран), другая — Организация народных партизан Ирана (Сазмане федаяне халке Иран). Организация борцов за народное дело Ирана, программа которой базируется на учении ислама, в своей борьбе против шахского режима допускала террор. Организация народных партизан Ирана, имеющая марксистско-ленинскую программу, активно боролась против монархического режима, отрицая террор как метод политической борьбы.
12 февраля 1979 года при допросе захваченных революционерами главных правительственных чиновников (этот допрос я смотрел по иранскому телевидению) выяснилось, что термин «исламские марксисты» был специально выдуман саваковцами с целью одновременной компрометации деятельности исламской Организации борцов за народное дело Ирана и марксистской Организации народных партизан Ирана. С весны 1978 года члены этих организаций стали действовать еще активнее, привлекая широкие массы трудящихся и студенчество.
Толчком к политическим выступлениям трудящихся послужила январская демонстрация в Куме[9], где 9 января 1978 года были повышены цены на некоторые товары, увеличены тарифы на воду, квартирную плату. Демонстранты потребовали от правительства снизить цены и провести ряд реформ для облегчения жизни трудового народа, их разогнали силой оружия. В ходе разгона было убито 50 и ранено более 100 человек. Кровь, пролитая в Куме, взбудоражила страну. В городах Мешхеде, Тебризе, Абадане и Тегеране начались антиправительственные выступления, во время которых произошли столкновения демонстрантов с полицией. В память о погибших во время мирной демонстрации в Куме по всей стране оппозиция объявила сорокадневный траур. 16 февраля, на сороковой день после кумских событий, еще более мощные демонстрации против правительства вспыхнули в Тебризе. В течение двух дней десятки тысяч людей громили и поджигали банки, правительственные учреждения, кинотеатры, полицейские участки. Против демонстрантов были брошены войска тебризской дивизии с танками и бронемашинами. К демонстрантам стали присоединяться студенты, рабочие, учащиеся. Несколько солдат перешло на сторону народа, требовавшего строго наказать виновников расстрела демонстрации в Куме и освободить политзаключенных.
19 февраля начальник нашей экспедиции Г. Я. Нуцубидзе и я рано утром на «Волге» выехали из Тегерана в Астару. Наш путь лежал через Тебриз, где мы сотрудничали с другими советскими специалистами, которые электрифицировали железную дорогу Джульфа — Тебриз. Проехали Казвин, Зенджан, Мианэ. Уже вечером мы увидели на горизонте столбы черного дыма. Это, как оказалось впоследствии, горели тебризские здания. При въезде в город мы увидели, что Тебризский университет, находящийся на окраине, оцеплен полицейскими, улицы усеяны мусором и битым стеклом. В центре на перекрестках стоят танки. Людей не видно. В воздухе висит запах гари. Впечатление такое, будто город захвачен противником. По официальным данным, опубликованным в газетах, всего за время тебризских событий 100 человек было убито и 125 ранено. Сотни демонстрантов заключены в тюрьмы. По приказу шаха командир тебризской дивизии и генерал-губернатор Восточного Азербайджана, не применившие жестких мер по пресечению антиправительственных выступлений в Тебризе, были смещены со своих постов.
Чтобы преуменьшить впечатление, произведенное на всю страну событиями в Тебризе, через неделю правительство с помощью прошахски настроенных высокопоставленных особ и активистов партии «Растахиз» инсценировало митинг жителей Тебриза в поддержку существующего режима. Этот митинг был показан по телевидению. Заранее подготовленные представители различных слоев населения бойко читали свои верноподданнические речи по бумажке. Однако содержание этих речей уже явно не гармонировало с нарастающим революционным подъемом в стране.
Шах, зная об оппозиционных настроениях в отношении его особы со стороны значительной части духовенства, имел обыкновение во время религиозных праздников посещать святой город Мешхед, где находится гробница 8‑го имама Резы[10]. Этим он демонстрировал свою приверженность исламу. 26 мая 1978 года шах со своей женой Фаррах торжественно проехал по украшенным улицам Мешхеда. На этот раз он был одет в авиационную синюю форму. Грудь украшали многочисленные орденские планки. Мы и наши семьи тоже вышли на улицу, чтобы принять участие в этой встрече. Воздух содрогался от приветственных криков в честь шаха. Его величество, подняв вверх правую руку, улыбаясь, приветствовал жителей.
На следующий день после посещения гробницы имама Резы в здании мемориального комплекса шах произнес длинную речь, транслировавшуюся по телевидению. Я переводил ее нашим сотрудникам. Вначале шах сделал несколько традиционных высказываний против коммунизма. Затем долго говорил о том, как лично сам соблюдает все догмы истинной религии, предписанные Кораном. Между прочим, упомянул, что как правоверный мусульманин он чтит мешхедскую святыню, часто приезжая туда, чтобы поклониться имаму Резе. Затем выступил настоятель соборной мечети[11]. Его выступление было чрезвычайно оригинальным и смелым. Мне кажется, что это был первый случай, когда представитель высокопоставленного духовенства в присутствии шаха рискнул высказать взгляды, идущие вразрез с установками монарха. А если учесть, что церемония посещения гробницы шаха транслировалась на всю страну, то выступление настоятеля имело значение как откровенная оппозиция его величеству.
Настоятель соборной мечети, обращаясь к шаху, можно сказать, рубил сплеча, не стесняясь в выражениях. Он прямо и резко говорил о том, что шиитское духовенство очень обеспокоено падением нравов среди мусульман-шиитов Ирана, что духовенство возмущено распространением в Иране атрибутов западной культуры, которая, как он выразился, разлагающе действует на все слои населения, особенно на молодежь, отметив при этом пагубное воздействие западной музыки и иностранных кинофильмов. И шаху, гостю святого города, ничего не оставалось кроме как выслушивать до конца колкости высокопоставленного духовного лица. Позднее наши иранские коллеги мне сказали, что отцами города речь настоятеля соборной мечети была воспринята как неслыханная дерзость.
В тот же день шах и шахиня покидали Мешхед. И опять их провожали тысячи людей. От резиденции до аэропорта расстояние 10–12 километров шах проехал через десятки триумфальных арок, увешанных живыми цветами в горшочках. По маршруту движения автомобиля улицы города были украшены портретами шаха, шахини и наследника. В руках у провожающих были лозунги, прославляющие монарха. Казалось, волна восхвалений достигла своего предела. Но вот на стенах домов вижу расклеенный цветной портрет его величества с надписью: «Шах — тень Бога на земле».
Резкое обострение политической обстановки в стране стало ощущаться в начале августа 1978 года. Все началось с того, что по всей стране стали поджигать банки и кинотеатры. Это делали чаще всего мотоциклисты: едущий впереди мотоциклист на ходу бросал увесистый камень в витрину и разбивал ее, а второй, едущий за ним, метал бутылку с зажигательной смесью в пролом. Даже в этот период, когда повсеместные поджоги банков и кинотеатров начали вызывать беспокойство средств массовой информации, шах тем не менее, как всегда, пытался казаться оптимистом.
В то же время по Тегерану прошел слух, будто шах тяжело болен: у него рак желудка. 11 августа его величество выступил по телевидению перед членами кабинета министров и корреспондентами тегеранских газет. В краткой речи он успокоил подданных, заявив, что летом чувствовал легкое недомогание, но на своей приморской даче в Ромсаре полностью восстановил здоровье. Корреспондент газеты «Кейхан» спросил шаха, как он расценивает массовый поджог банков в стране. На этот вопрос шах ответил очень пространно. Смысл его ответа сводился к следующему, что хотя в стране имеется некоторое количество безответственных элементов, однако ущерб, наносимый в результате поджога банков, незначителен. При этом шах обратился к министру экономики и спросил его: «Сколько у нас имеется в обращении риалов?» Министр ответил, что примерно три тысячи миллиардов. Шах закончил свое высказывание словами: «Вот видите, при такой огромной массе денежных знаков трудно дезорганизовать нашу финансовую систему поджогом нескольких банков».
На следующий день после пресс-конференции шаха страну потрясло еще одно антиправительственное выступление. На этот раз в Исфахане. Оно продолжалось двое суток и проходило под теми же лозунгами, что и в Тебризе. Однако противоборствующие стороны действовали еще более ожесточенно. Демонстранты, сдерживаемые полицией и армейскими подразделениями, громили банки, кинотеатры, магазины, забрасывали военные грузовики бутылками с горючей смесью. Власти ввели в Исфахане военное положение. Число убитых и раненых намеренно скрывалось. Военный комендант Исфахана генерал Реза Наджи заявил корреспондентам газет, радио и телевидения, что организация демонстраций в Исфахане дело рук исламских марксистов.
Поздно вечером 19 августа 1978 года во время последнего сеанса кинотеатр «Рекс» в Абадане был подожжен. Заживо сгорели 377 человек. Среди погибших находились старики, женщины и дети. При расследовании этого варварского акта выяснилось, что все двери кинотеатра снаружи были наглухо подперты металлическими клиньями. Здание кинотеатра подожгли с четырех сторон. На какое-то время вся страна была парализована этой трагедией. Правительство объявило четырехдневный траур. Радио и телевидение прекратили передачу обычных программ. Звучала только траурная музыка. Газеты страны заполнялись корреспонденциями с места трагедии, фотографиями погибших. Общественная жизнь была буквально парализована.
Официальная пропаганда не осмелилась приписать это преступление исламским марксистам. Однако в печати, радио и телевидении содержались намеки на то, что в поджоге замешаны якобы «коммунистические элементы, направляемые из-за рубежа». В Мешхеде в наши дома неизвестные лица стали подбрасывать записки, составленные из вырезанных газетных букв. В них содержались грубые угрозы, что, мол, если поджоги кинотеатров повторятся, то нам, советским специалистам, несдобровать, нам будут мстить. Подпись гласила: «Патриоты Ирана». Видимо, для большей убедительности ниже текста был нарисован советский флаг с серпом и молотом, а под ним изображено пламя, исходящее от спички.
С этими анонимками мы пошли в соседний полицейский участок. Однако начальник участка никак не отреагировал на них. Наши иранские коллеги проявили большее участие, успокаивая нас. По их единодушному мнению, подбрасывание такого рода записок с угрозами — грязная работа САВАК. Саваковцы, похоже, делают все возможное, чтобы увести иранский народ в сторону от революционной борьбы. Наши коллеги оказались правы. После февральской революции преступники нашлись. Ими, действительно, оказались агенты САВАК. Это они, выполняя приказ своего начальства из Тегерана, безжалостно сожгли заживо 377 человек своих соотечественников, чтобы затем свалить это преступление на «коммунистические элементы, управляемые из-за рубежа». Руководитель этой акции капитан САВАК Монир Тахери 23 марта 1979 года был казнен по приговору исламского революционного суда.
Резкое обострение политической обстановки в стране привело к тому, что правительство Джамшида Амузгара 27 августа 1978 года ушло в отставку.
Продолжение
Источник: Калинин Е. Л. Исламская революция 1979 года в Иране. Записки очевидца. — М.: Институт востоковедения РАН, 2010. С. 7 – 24.
[1] Реза-шах Пехлеви (1878–1944) — шах Ирана, основатель династии Пехлеви, был сыном мелкого помещика из Мазандарана. В 1921–1923 гг. военный министр, с 1923 по 1925 г. премьер-министр Ирана. После низложения династии Каджаров учредительное собрание провозгласило его шахом. Правил страной с 1925 по 1941 г. В августе 1941 г. он отрекся от престола в пользу своего сына Мохаммеда Реза Пехлеви.
[2] Мохаммед Реза Пехлеви родился 26 октября 1919 г. Двадцати двух лет, в 1941 г., вступил на престол после отречения своего отца Реза-шаха.
[3] «Белая революция» представляла собой санкционированные шахом в начале 60-х годов экономические реформы, направленные на ускоренное развитие страны по западному образцу. Реформы, по существу, были попыткой приспособления режима конституционной монархии к современным условиям, но не разрешили коренных проблем иранского общества.
[4] Голестанский дворец — один из старинных дворцов Тегерана, предназначенный для приемов шаха по случаю праздников и размещения почетных иностранных гостей.
[5] Провинция Дофар расположена в юго-восточной части Аравийского полуострова на побережье Оманского залива. Для подавления национально-освободительного движения в Дофар по просьбе султана Кабуса бен Саида в декабре 1973 г. шах направил для участия в военных действиях против патриотов Дофара экспедиционный корпус.
[6] Официальная денежная единица Ирана риал, но население традиционно ведет расчет в туманах (отмененная в 1930–1932 гг. денежная единица), исходя из соотношения 1 туман равен 10 риалам.
[7] Рудаки Абдаллах Джафар (ок. 860–941) — основоположник персидскотаджикской поэзии. Великий поэт, имел титул «царя поэтов» при дворе саманидских правителей Бухары. Незадолго до смерти подвергся изгнанию и умер в нищете.
[8] Сангяк — хлеб, который выпекают в специальной печи на раскаленной гальке.
[9] Кум — город в Тегеранском остане, где находится гробница Фатимы (дочери пророка Мухаммада, жены имама Али и матери шиитских святых Хасана и Хусейна). Кум считается вторым после Мешхеда святым городом мусульманшиитов в Иране, центром их паломничества
[10] Имам-Реза — 8‑й по счету духовный глава мусульман-шиитов похоронен в Мешхеде в IХ веке. Его гробница, расположенная в центре города, является местом паломничества.
[11] Соборная мечеть — большая мечеть, которая кроме купольного здания имеет прямоугольный двор, окруженный галереями, где размещаются молящиеся.