Причины успеха духовенства в захвате власти в революции 1978-1979 гг.

Автор данной статьи, Елена Алексеевна Дорошенко, на протяжении 25 лет занималась исследованием ислама шиитского толка и исторической роли шиитского духовенства в общественно-политической жизни Ирана с конца XIX века до конца 80-х годов XX века. Этой теме посвящены опубликованные автором книги: «Шиитское духовенство в современном Иране». М., 1975; «Шитское духовенство в современном Иране». М., 1985; «Шиитское духовенство в двух революциях: 1905-1911 гг. и 1978-1979 гг.», 1994.


В середине 70-х годов Иран представлял собой суверенное, национальное государство, со всеми присущими цивилизо­ванным государствам политическими институтами. У Ирана был двухпалатный парламент (меджлис), функционирующий на основе избирательного закона, политические партии (от официальных, консервативных до либеральных и левых), со своими уставами и программами, которые объединялись, рас­падались или аннулировались правительством. В Иране име­лась широкая сеть колледжей и университетов, обучение в которых проходило по западным программам и учебникам. Ус­траивались международные семинары и конференции. В со­став правительства, кроме министерств и ведомств, входил комитет планирования и развития. В крупных городах страны находились иностранные посольства и представительства.

Единственными архаическими институтами, остававшими­ся в неприкосновенности, были институт монархии и инсти­тут традиционного шиитского духовенства. Но именно монар­хия, опираясь на свое правительство, предприняла проведе­ние сверху социальных и экономических реформ, получив­ших название «белой революции», а позднее «революции шаха и народа». Осуществляя задуманные преобразования, среди которых главной была аграрная реформа, шах хотел укрепить монархию и свою личную власть.

Монархия и шах стали главной и регулирующей силой в реализации пятилетних планов экономического и социально­го развития Ирана.

В стране происходила интенсивная индустриализация и рост производительных сил. Основной источник поступления ва­люты составляла нефть. Проводилась политика «всемерного использования экспорта нефти как источника валюты и даже повышения зависимости от него ради сокращения этой зави­симости в перспективе» (1). Вместе с тем, создание современ­ной промышленности ставило Иран в еще большую зависи­мость от США и других капиталистических держав по линии импорта, что объяснялось необходимостью приобретения са­мой новой технологии и материально-технического оборудо­вания для фабрик и заводов.

При наличии многоукладной экономики, капиталистичес­кий уклад в Иране являлся доминирующим и был широко представлен: от мелкокапиталистического производства до крупных современных предприятий и государственно-моно­полистических объединений, способных диктовать свои усло­вия на внутреннем рынке. Прослеживалась также тенденция срастания банковского и промышленного капитала. «Эту иерар­хию венчал мощный государственно-капиталистический сек­тор, покровительствовавший крупному частному националь­ному капиталу, усиленно приглашавший иностранных инве­сторов к созданию производств со смешанным капиталом»

Ведущими и самыми крупными монополистами Ирана стали шах, его семья, дворцовые круги, члены правительства и около 300 семей крупной монополизирующейся буржуазии

Как писал известный иранский публицист Амир Тахири, к 1976 г. монополисты во главе с шахом «превратились в ги­гантскую машину, став крупнейшими в стране работодателя­ми. Они смогли разработать седьмой по величине в мире бюд­жет и непосредственно участвовали во всех аспектах жизни страны, управляли банками, промышленностью, экспортно­импортными организациями, горными разработками, нефте­промыслами и т.п.» (4).

Проповедуя «экономическую демократию» и «демократи­ческую экономику», где государство обеспечивало бы руко­водство и «новый порядок» и «делало бы объектом своего по­кровительства и поощрения созидательную деятельность час­тного сектора в промышленности, торговле, сельском хозяй­стве» и т.п., монарх заботился прежде всего о крупной и сред­ней буржуазии, которая смогла бы обеспечить «функциони­рование современных фабричных предприятий», фактически оставляя без внимания мелкую буржуазию и мелкотоварное производство (5). Уверяя иранский народ, что «белая револю­ция» ликвидировала «эксплуатацию человека человеком», Мохаммед Реза шах видел улучшение жизни рабочих в осу­ществлении закона об участии рабочих в прибылях предприя­тий и о продаже им акций предприятий. По его мнению, если в промышленном развитии страны будут обоюдно заинтере­сованы работодатель и рабочий, то «вместо классовой борь­бы, забастовок, паралича производственной деятельности… — это создаст условия для здорового и результативного произ­водства в обстановке взаимопонимания и сотрудничества» (6).

Создавая новые политические институты как Корпус про­свещения, из числа выпускников вузов, мобилизованных в армию для выполнения задачи обучения крестьян сельских районов и Корпус веры из выпускников теологических фа­культетов университетов, регулируя выполнение намеченной программы в социально-экономической области и контроли­руя ее, шах стал неограниченным диктатором, сконцентри­ровав в своих руках все сферы власти, что вызывало законное недовольство в многочисленных прослойках иранского обще­ства.

Иранская революция 1978-1979 гг. явилась следствием нео­граниченной диктатуры шаха, проводившего с начала 70-х годов ускоренную модернизацию по западному образцу. Для этого использовался огромный приток нефтедолларов, полу­ченных в результате значительного увеличения цен на нефть на мировом рынке. И хотя в области экономики и образова­ния Иран добился успехов, «белая революция» шаха захлеб­нулась, поскольку она проходила в условиях «крайней нерав­номерности» и «диспропорциональности» всего экономичес­кого развития (7). В то время как на одном полюсе происходи­ло невиданное обогащение меньшинства — шаха, его родни, технократов, коммерсантов — «нуворишей» и дельцов-спеку­лянтов, на другом — росла инфляция в несколько раз быст­рее, чем доходы большинства (особенно городского малоиму­щего населения), подскочили цены на жилье, продукты пер­вой необходимости и т.д. Навязывание извне модели амери­канского образа жизни, западной массовой культуры, разру­шение традиционного уклада жизни, вызывали глубокую не­нависть и вражду к монархическому правлению и самому мо­нарху, его аппарату насилия и принуждения, что и привело к революции. Это была антиимпериалистическая и антимонар­хическая по своей направленности революция. В ней приняли участие самые широкие слои населения, особенно мелкая бур­жуазия, полупролетарская прослойка и интеллигенция. Но в то же время революция 1978-1979 гг. носила исламский харак­тер. Ведущей оппозиционной силой стало шиитское духовен­ство, сумевшее возглавить движение и навязать его участни­кам исламские лозунги и образ действия.

Быстрота, с которой шиитское духовенство захватило ли­дерство в революции объясняется рядом причин. Главной из них является то, что к 1978 г. в Иране образовался политичес­кий вакуум. Политические партии, за исключением прошахской партии «Растахиз» («Возрождение») были распущены, бур­жуазные группировки, из числа сторонников Мосаддыка рас­сеяны, часть из них находилась в эмиграции. К тому же они были настолько слабы, что были не в состоянии сопротив­ляться шахскому нажиму и отстаивать буржуазные свободы — печати, собраний и т.п. Среди демократических сил не было связи и единства: левые и прогрессивные деятели находились в тюрьмах, ссылке или в изгнании. В сложившихся условиях только шиитское духовенство, имевшее такие традиционно устоявшиеся религиозно-политические, институты и центры как мечети, медресе, исламские семинары, проходившие в домах наиболее авторитетных муджтахидов — являлось веду­щей оппозиционной легальной силой, сумевшей возглавить антишахское движение, сплотить вокруг себя массы и обес­печить победу революции:

Иранская революция 1978-1979 гг. показала, что шиитское духовенство при своем полуофициальном статусе, не имея жесткой иерархии, тем не менее, обладало хорошо отлажен­ной, достаточно крепкой организационной структурой, ко­торая постоянно развивалась параллельно государственным по­литическим и правовым органам власти. При авторитарном шахском режиме центры оправления шиитского культа неиз­бежно должны были стать центрами религиозной и полити­ческой жизни Ирана, что и происходило в 70-х годах. Дея­тельность кумских муджтахидов и мулл достигла такого раз­маха, что шах дал приказ своим войскам войти в Кум и про­извести аресты среди духовенства. Эти действия, как показа­ли дальнейшие события, имели прямо противоположный эффект.

Успех революции и выдвижение на первый план духовен­ства объясняется еще и тем, что оно, помимо имеющихся у него религиозных институтов, сумело в самые короткие сро­ки образовать свои центры на местах: революционные коми­теты, революционные трибуналы. Корпус стражей исламской революции, Исламский революционный совет; в их состав входили аятоллы, муджтахиды, молодые муллы и студенты медресе. Это показывает, какие не пользованные потенциаль­ные силы таило в себе духовенство.

Образование многочисленных исламских центров и при­нятия ими решений превратило их в «реальную альтернативу» Временному революционному правительству, во главе с Базарганом, которого назначил сам Хомейни 5 февраля 1979 г. премьер-министром. И не правительство Бахтияра, которое еще существовало, а именно Исламский Революционный Со­вет, ревкомы и ревтрибуналы «вносили разлад и дезорганиза­цию в деятельность правительства и в органы власти» (8).

Одним из главных факторов успеха революции была выда­ющаяся роль лидера революции рахбара (вождя) аятоллы Ру­холла Хомейни (1902-1989 гг.). Личные качества Хомейни: скромность, аскетический образ жизни, замкнутость, стрем­ление к уединению для выполнения молитв и размышления о значении ислама в жизни мусульман, отказ от всякого комп­ромисса с «тираном» шахом — создали определенный «имидж» будущему имаму, внушив к нему уважение народа Ирана.

На Рухолла Хомейни и на формирование его мировоззре­ния оказали сильное влияние несколько шиитских авторите­тов, в том числе шейх Мохсен Араки, аятолла Абдолкерим Хайери, а позднее мулла Навваб Сафави, аятолла Багир Садр и имам Муса Садр.

Хомейни проявил себя жестким, последовательным и про­зорливым политиком. Более десяти лет он вел неустанную про­пагандистскую борьбу против шаха и американских империа­листов, протестовал против молчаливого сговора шаха с Из­раилем, а также против огромных расходов правительства на вооружение (9). В отличие от прошахских политических лиде­ров, очень амбициозных, с большими претензиями, Хомей­ни чувствовал себя харизматическим лидером, уверовавшим в свою миссию духовного вождя шиитов, призванного «осча­стливить» жизнь обездоленных, установить справедливость в мусульманском государстве, напоминающем идеальное госу­дарство времен раннего ислама.

Аятолла Хомейни первым в новейшее время не только су­мел теоретически обосновать идеи «революционного потен­циала» ислама, но и перейти к осуществлению своих идей на практике. «Феномен» Хомейни, его антимонархическая и ан­тизападная деятельность произвела неизгладимое впечатление на широкие массы. Он стал живым символом антишахской революции, бросив вызов США. Его призывы к социальной справедливости олицетворяли в глазах народа защиту бедно­ты. В его постоянных заявлениях подчеркивалась необходимость сокращения разрыва между богатыми и бедными, обещание мусульманам процветания, предоставления жилья, работы, проведения в их дома электричества, водопровода и т.п. Кре­стьянам Хомейни обещал даровать землю.

Фанатичные полупролетарские и пауперизированные го­родские и сельские низы составляли прочную опору Хомейни. Он говорил с ними на понятном им языке, в связи с чем жители трущоб и «городского дна» чувствовали себя частью шиитской общности, познав ощущение мусульманской соли­дарности. Образ Хомейни постепенно превращался в живую легенду.

Выступая против «деисламизации» и «вестернизации» Ирана, Хомейни обычно апеллировал к традиционным для шиитов представлениям о единстве светского и духовного. Ог­ромное влияние на широкие массы оказывала его проповедь джихада как и шиитская традиция мученичества. Сам Хомей­ни представлялся шиитам, «мучеником» за справедливость, на­поминая им постоянно, что шииты — «люди войны», кото­рые обязаны воевать «до последней капли крови», во имя иде­алов ислама. Хомейни говорил своим соотечественникам о не­обходимости объединения со всеми мусульманами для осво­бождения арабских земель от израильской агрессии и удов­летворения законных прав народа Палестины. Как религиоз­ный лидер Хомейни недвусмысленно давал понять, что он враждебно относится к марксизму, коммунизму и атеизму.

Для рабочих Хомейни был «своим» человеком из народа, открыто проявляющим нетерпимость к социальной неспра­ведливости и призывавший к перераспределению богатства. Таким образом, для простых людей Хомейни ассоциировался с мудрым и проницательным «святым», как бы живым треть­им имамом Хусейном, поскольку доказал это своей жизнью, бескомпромиссностью, способностью на жертвы. Но в ком сам был заинтересован Хомейни и его сторонники — был базар, который финансировал аятоллу и в эмиграции, и во время революции и которому будущий имам обещал защиту собственности от посягательств властей и правительства, на основе ислама и шариата.

Отношение к интеллигенции у Хомейни было сложным. В период проведения шахских реформ он считал ее «заражен­ной западным вольнодумством и неверием». В самом деле, фор­мирование иранской интеллигенции как и вообще интелли­генции развивающихся стран всегда находилось в зависимос­ти от социокультурной среды: социальной принадлежности, среды обитания и обучения, характера профессии, близости к правящей элите. Мировоззрение интеллигенции базирова­лось в основном на нескольких источниках: иранском нацио­нализме, шиитском исламе, домусульманских и мусульманс­ких духовных и культурных ценностях, а также на западной буржуазной философии и социологии, в том числе и марк­сизме. Прозападные интеллектуалы предпочитали жить по за­падным образцам, составляя основные инженерно-техничес­кие кадры и «мозговой трест» правящей элиты. Реформистс­кая антизападно настроенная часть интеллигенции выступала за проведение социальных преобразований, возрождение на­циональной культуры, свободу печати, собраний, объедине­ний, желая в дальнейшем осуществить принцип «шах цар­ствует, но не управляет». Студенческая молодежь в своем боль­шинстве была оппозиционно настроена к режиму шаха, уста­новившему жесткий контроль за прогрессивной деятельнос­тью студентов в Иране и за рубежом, принимавших активное участие в оппозиционном движении.

Характерно, что почти никто из интеллектуального круга не имел четкого представления о мировоззренческих взглядах Хомейни до его переезда из Неджефа в Париж (Нофль ле Шато) в октябре 1978 г. Знакомство с Хомейни у иранской интеллигенции началось с момента переезда его во Францию. Его обращения и призывы в прессе, многочисленные интер­вью и пресс-конференции по радио и телевидению, направ­ленные против шаха, сопровождавшая его реклама, тесная авиасвязь Парижа с Тегераном, позволили Хомейни с помо­щью своих союзников координировать действия в самом Ира­не. Разоблачение шахского режима привлекли к нему симпа­тии интеллигенции и студентов-иранцев, проживавших на Западе.

Национальный фронт и его лидеры, большая часть кото­рых находилась долгие годы в эмиграции, фактически утра­тив связь с Ираном, поддержали социально-политические при­зывы Хомейни.

Несмотря на недоверие к интеллигенции, Хомейни в 1978 г. временно изменил свою тактику, заигрывая с оппозицион­ной интеллигенцией — либералами Национального фронта, Движением за освобождение Ирана и их лидерами Каримом Санджаби и Мехди Базарганом, заверяя, что предлагаемая им концепция власти не означает автократию. Он предупреж­дал иранскую интеллигенцию, что шах хочет уничтожить толь­ко интеллигенцию, «честных политиков» и духовенство (10). В октябре 1978 г., в дни всеобщих волнений в Иране, лидер Национального фронта Санджаби встретился с Хомейни во Франции. Хомейни твердо указал на необходимость форми­рования правительства на принципах ислама, несмотря на то, что Санджаби пытался убедить его занять менее непримири­мую политику (11).

В целом, интеллигенция, исходя из всеобщего накала борь­бы, считала, что через ислам можно будет в дальнейшем прий­ти к новому мышлению и новым гуманистическим ценнос­тям, хотя взгляды интеллигенции во многом не совпадали со взглядами религиозных деятелей на духовные ценности. Тем не менее, революционность лозунгов духовенства даже при наличии его основного лозунга «Аллах акбар!» («Аллах велик!») сделала интеллигенцию временным попутчиком духовенства. Это было связано с тем, что программа действий Хомейни затронула интересы всех слоев общества. Поскольку Хомейни уже считался общепризнанным лидером, а Национальный фронт не был сплоченной организацией, не имел программы и четких задач общенационального характера — он должен был уступить Хомейни и его последователям командные по­сты в государстве.

Призывы Хомейни были поддержаны молодежными груп­пировками — от религиозных, левых, троцкистов до экстре­мистов. Наиболее представительной была исламская лево-ра­дикальная организация студенческой молодежи Моджахеди­не халг (Организация борцов за святое дело народа — ОМИН), которая включала умеренно-религиозное крыло так называе­мых «мусульманских марксистов». Члены ОМИН были после­дователями взглядов мусульманского теоретика Али Шариа­ти, который обратил внимание своих учеников на полити­ческий аспект исламской проблемы, призывая духовенство и народ к активной борьбе против шахского режима. Другой боевой, левой организацией была Федаяне халг (Организа­ция борцов, жертвующих собой за святое дело народа — ОФИН). Именно эти две организации в решающие дни иран­ской революции оказали самую важную помощь в борьбе про­тив контрреволюции, понимая, что в создавшихся условиях только Хомейни как харизматический лидер, сможет возгла­вить революционное движение, объединив вокруг себя всех недовольных. Однако ОМИН и ОФИН, свою очередь, надея­лись, что в дальнейшем они смогут устранить Хомейни и его окружение, открыв путь для установления социально-право­вого общества. (12).

Захват духовенством инициативы и всех ключевых пози­ций в органах власти в период революции привел к измене­нию социально-политической структуры общества. Монархию сменила теократия мулл. Заметно переменилось отношение Хо­мейни и улемов к участвующим в революции организациям и группировкам. Используя свое влияние в ревкомах и в отрядах Стражей революции (пасдары),  духовенство, путем пресле­дований и репрессий, смело движение буржуазных либералов и левых, начав процесс исламизации Ирана.

Помимо уже упоминаемых выше ревкомитетов и ревтри­буналов, по инициативе Хомейни был образован новый ре­волюционный институт — Исламский революционный совет (ИРС), большинство которого составляли духовные деятели из числа ближайших доверенных лиц рахбара Хомейни, име­на которых держались в тайне. Задача ИРС в период образова­ния переходного правительствам созыва референдума и про­ведения выборов в меджлис заключалась в контроле над все­ми органами исполнительной власти народом и политичес­кими партиями (14). Образование многочисленных центров принятия решений и особенно создание ИРС превратило их в «реальную альтернативу» Временному правительству М.Базаргана, что «вносило разлад и дезорганизацию в его работу и работу органов исполнительной власти» (15). Один из актив­ных и энергичных сравнительно молодых духовных лиц аятолла Бехешти приложил свою энергию к осуществлению «захвата наиболее уважаемой частью нации — компетентным духовен­ством — всей полноты власти и осуществление контроля над всеми сферами жизни». «Люди, — говорил Бехешти, — наде­ленные в исламском государстве властью и занимающие от­ветственные посты, должны воспринимать этот контроль как должное, в противном случае они должны оставить свои по­сты в пользу лиц, искренне приветствующих подобный конт­роль» (16).

Доминирующую роль духовенства в событиях конца 70-х — начала 80-х годов можно объяснить и тем, что в ходе револю­ции оно имело достаточно четкую программу, основанную на теоретической модели мусульманского правления, представ­ленной в лекциях Хомейни. Согласно развиваемой им кон­цепции, идеалом государственного устройства шиитской об­щины в период «сокрытия» имама должно быть теократичес­кое мусульманское государство-республика, в котором мирс­кая и религиозная власть неразделимы. Правление в мусуль­манском государстве будет осуществляться через доверенных лиц «сокрытого» имама. В указанном трактате особо подчер­кивается необходимость реализации на практике принципа валайате факих (букв. наставническая миссия богослова-зако­новеда).

Чтобы добиться одобрения принципа валайате факих, Хо­мейни стремился свои теоретические положения соотнести с основной шиитской доктриной об имамате и дать свое опре­деление о «справедливом правлении» в отсутствии «сокрыто­го имама». Хомейни утверждал, что традиция преемственнос­ти власти после смерти Пророка была искажена факихами в раннее средневековье. В то же время Хомейни настаивал на том, что долг улемов и факихов всегда состоял в том, что в период «сокрытия» Махди (12-го имама) активно участвовать в политической жизни страны, действуя в качестве его пред­ставителей. Стараясь опровергнуть устоявшееся суждение о факихе только как об эксперте в области мусульманского права, аятолла Хомейни утверждал, что к мнению факиха обязаны прислушиваться мусульмане, поскольку именно он является главным лицом в умме, управляя ею на общественных нача­лах. Он пытался доказать, что непрекращающиеся столетиями споры о преемственности руководителей уммы после Проро­ка касаются вопроса не столько о преемственности по на­следственной линии, сколько наличия у претендентов опре­деленных качеств и свойств, необходимых лидеру или вождю. Это утверждение Хомейни, — как справедливо отметила уче­ная М.Ф.Байат, — означает «радикальную трансформацию шиитской доктрины об имамате, согласно которой имам имеет право считаться преемником Пророка по наследственной ли­нии» (17).

В период развернувшейся борьбы в 1979 г. между сторонни­ками Хомейни и буржуазно-либеральными и левыми органи­зациями и группировками за проект новой конституции, для Хомейни самым важным было внесение в проект принципа валайате факих. Хомейни добился созыва Совета экспертов по выработке проекта, куда вошли улемы, в основном представ­лявшие его сторонников из среднего эшелона духовной иерар­хии, и 2-го декабря 1979 г. новый текст конституции был вы­несен на всенародное обсуждение, несмотря на противодей­ствие великого аятоллы Шариатмадари и других великих аятолл Кума и Мешхеда, считавших, что духовенство не должно при­нимать непосредственного участия в управлении государством, сохраняя свое независимое положение в обществе. Другие пред­ставители высшей иерархии хранили молчание, хотя и не одоб­ряли претензий Хомейни занять «место на вершине пирами­ды власти» (18). Захват американского посольства в ноябре 1979 г. студентами «приверженцами курса имама» и отставка правительства Базаргана нанесли серьезный удар по оппози­ции, которая потерпела поражение. 3 декабря 1979 г. референ­дум большинством голосов утвердил текст новой конститу­ции.

Практически, новая конституция отвергала все статьи кон­ституции 1906 г. В отличие от первой иранской конституции в основу новой конституции положен теократический образ правления и образования Исламской республики Иран (ИРИ). Преамбула конституции пронизана «мыслью об осо­бой миссии Хомейни в революции» (19). Согласно конститу­ции 1979 г., политика Исламской республики Иран основана на принципе валайате факих, означавшем, что руководство шиитской общиной осуществляется наиболее авторитетным и уважаемым духовным лидером, контролирующим ее и сто­ящим над всеми органами власти: исполнительной, законо­дательной и судебной. Беспрецедентные права валийе факиха или рахбара (вождя) изложены в статьях 5-й и 107-112. Статья 110 конституции законодательно подтверждает исключитель­ные права имама Хомейни как валийе факиха во всех сферах религиозной, общественно-политической и экономической жизни, в области назначения и смещения президента, пред­седателя меджлиса, главы кабинета министров, генерального прокурора, командующего вооруженными силами. Согласно приня­той конституции меджлис находится под контролем Наблю­дательного совета, в состав которого входят служители культа высшего и среднего эшелона шиитской иерархии. В ведение Наблюдательного совета входит рассмотрение принимаемых меджлисом решений с точки зрения выполнения им законов ислама и шариата. В конституции ИРИ провозглашается при­оритет «божественного закона» над всеми гражданскими за­конами и законодательным органом — меджлисом. Органы исполнительной власти в своей деятельности также должны исходить из принципов ислама. В этом отношении более само­стоятельной является судебная власть ИРИ, осуществляемая на основе законов ислама и шариата (20).

В статьях главы XIV конституции декларируется защита обез­доленных, непримиримость к неоколониалистским притяза­ниям империалистических держав по отношению к Ирану, объявляется «полное искоренение колониализма» и провоз­глашается главный враг Ирана — США. Говорится о проведе­нии такого политического курса, который бы означал «еди­нение и союз исламских народов… для достижения единства исламского мира».

Специфически исламским явлением данной конституции являются статьи, посвященные образованному в процессе ре­волюции Корпуса стражей исламской революции, цель кото­рого — «сохранение завоеваний исламской революции». Что касается общечеловеческих законов, то конституция призна­ет высшей целью человека « стремление к совершенствова­нию на пути к богу» (21).

Своеобразие революционного развития, происходившего на рубеже 70-х-80-х годов XX века в Иране, динамика соци­альных, политических и культурных процессов, имевших ме­сто в этой стране и оказавших большое влияние на весь ис­ламский регион Ближнего и Среднего Востока, говорит о потенциальных возможностях шиизма как элемента развития и самого шиитского духовенства, как активного фактора со­циально-политической истории Ирана.

Происшедшая через 70 с лишним лет вторая иранская ре­волюция 1978-1979 гг. удивила весь мир своей нетипичностью, поскольку лидером революции стало одно из самых кон­сервативных сословий — духовенство. Она явилась политичес­кой реакцией на автократический режим шаха и засилие им­периализма в Иране с неожиданным переходом от демонст­раций к революции, характерным для обеих революцией. Рево­люция 1978-1979 гг. носила антимонархический, общенародный характер. В ней принимали участие все слои населения, прежде всего, мелкая буржуазия базара, полупролетарская прослойка, пауперы, а также пролетариат, интеллигенция, студенчество, которые до 9-12 февраля 1979 г. сыграли важную роль в развер­тывании революционного движения. Однако, вторая иранская революция носила исламский характер: ведущей силой было духовенство и революция проходила в основном под исламски­ми лозунгами.

Революция 1978-1979 гг. продемонстрировала значительно большую прочность религиозного института шиитского ду­ховенства, нежели института монархии Пехлеви.

Дорошенко Е.А. (Институт востоковедения РАН)

Источник: Е.А.Дорошенко «Шиитское духовенство в двух революциях: 1905 – 1911 и 1978 – 1979 гг.» М.:ИВ РАН, 1998. 240 с. Глава IV. С.187-198.

.

  1. Иранская революция 1978-1979 гг. Причины и уроки. М., 1989, с. 23.
  2. Там же, с. 23.
  3. Там же, с. 10.
  4. Iran in the 1980’s. Ed. Amiri A. And Turtehell. Tehran, 1978, p. 220.
  5. Иранская революция 1978-1979 гг. … с. 63-64.
  6. Там же, с. 65.
  7. Агаев С. Л. Иран между прошлым и будущим. М., 1987, с. 8.
  8. Базарган М. Энгелабе Иран дар до харакат. /Б. м./. 1989, с. 123.
  9. Эттелаат. 01.02.1979.
  10. Кейхан. 03.03.1979.
  11. Хабернаме. 09.09.1978; Джомхурийе эслами. 27.06.1979.

11а. Le Monde. 7.05.1978.

12.Informations Catholiques Internationals. P., 1978, N 533.

12a. Скляров Л. E. Становление новых органов власти в Иране (1978-1980). — Иран. История и современность. М., 1983, с. 211.

  1. Базарган М. Энгелабе Иран дар до харакат.., с. 116.
  2. Там же, с. 120-121.
  3. Там же, с. 116.
  4. Там же.
  5. Bayat Mangol Ph. Iranian Revolution of 1978-79, 1983, v. 37, N 1.
  6. Иранская революция 1978-1979 гг. .., .с. 205-206.
  7. Там же, с. 208.
  8. Гануне асасийе джомхурийе эсламийе Иран. Техран, 1979 (Кейхан, 30­31.03.1980.
  9. Иранская революция 1978-1979 п-… с. 203.