Джалал Але-Ахмад. Западничество
Джалал Але-Ахмад (1923-1969) был журналистом и самым молодым автором, получившим известность в качестве писателя-фантаста и эссеиста в период с 1941 по 1953 годы в Иране. До государственного переворота 1953 года, в относительно демократический период в истории Ирана, он отстаивал националистические взгляды и критиковал традиции и отсталость. Затем, когда новые социально-политические условия усилили среди интеллектуалов антизападные настроения, Джалал Але-Ахмад стал cначала приверженцем партии Туде, а затем стал склоняться к Третьей Силе (небольшой политической группе, которая отделилась от партии Туде и поддерживала национальное правительство Моссадыка). Позже он посвятил себя исключительно писательству. Ислам играл важную роль в его идеологических ориентирах в этот период. Он был одним из немногих известных авторов, которые открыто поддерживали ислам как потенциальную силу для укрепления движения против иностранного господства и как средство определения иранской культурной идентичности. Он считал, что иранцы должны вернуться к персидской и шиизму, чтобы обрести свою идентичность. В своей знаменитой книге «Западничество» (перс. Гарбзадеги) он утверждает, что потребительство и эмансипация женщин были результатом подрывного влияния Запада на изначальную ирано-исламскую культуру. Таким образом он пропагандировал идею о том, что интеллектуалы должны признать ислам главным объединяющим элементом своей культуры, отличающим их от Запада.
- I. История болезни
Я говорю о «западничестве» как о болезни, которой болеют, как болеют холерой. Если это неприятно, скажем, что это сродни поражению жарой или холодом. Но и это не так. Это нечто большее, чем быть атакованным червем языка. Вы когда-нибудь видели, как гниет пшеница? Изнутри. Шелуха остается целой, но это всего лишь пустая оболочка, как выброшенная куколка бабочки, свисающей с дерева. Во всяком случае, мы имеем дело с болезнью, привезенной из-за границы и развившейся в восприимчивой к ней среде. Давайте выясним особенности этой болезни и ее причину или причины и, если возможно, найдем лекарство.
Поражение Западом имеет две стороны: одна – это Запад, а другая – мы, пораженные Западом. «Мы» означает некий уголок на Востоке. Вместо двух «сторон» мы скажем два полюса или два конца, так как на самом деле мы имеем дело с двумя концами градуированной шкалы или, скорее, с двумя противоположными концами мира. Вместо «Запада» можно назвать почти всю Европу, Советскую Россию и Северную Америку. Или, скажем, все передовые или развитые страны, или промышленно развитые страны, или все страны, которые с помощью машин способны превращать сырье в нечто более сложное и продавать его в виде промышленных товаров. Это не просто железная руда, нефть, джут, хлопок или адрагантовая камедь. Это также мифы, принципы веры, музыка и реалии трансцендентального порядка.
Вместо «Мы», которое является частью другого полюса, мы скажем Азия и Африка, или отсталые, или развивающиеся, или неиндустриализованные страны, или все страны, которые являются потребителями западной промышленной продукции. Сырье для этих продуктов, которые я перечислил, было взято с этой стороны света, то есть из развивающихся стран! Нефть – с берегов Персидского залива, джут и специи – из Индии, джаз – из Африки, шелк и опиум – из Китая, антропология – с островов Океании, социология – из Африки. Последние две вещи также взяты из Южной Америки – от ацтеков и инков, ставших жертвами нашествия христианства. Во всяком случае, что-то было откуда-то взято. Мы находимся в центре всего этого; однако у нас больше общих точек для сравнения с этой последней группой, чем степеней различия и различия.
В сферу нашего исследования не входит определение этих двух полюсов, этих двух крайностей с точки зрения экономики, политики, социологии, психологии или цивилизации. Это сложная задача, задача для экспертов. Но вы заметите, что иногда, по необходимости, мы обращаемся за помощью к общему знанию об этих различных областях. Единственное, что здесь можно сказать по этому поводу – это то, что, на мой взгляд, «Восток» и «Запад» не являются двумя географическими понятиями. Для американца или европейца «Запад» означает Европу и Америку, а «Восток» — Советскую Россию, Китай и страны Восточной Европы. Но для меня «Запад» и «Восток» не имеют ни политического, ни географического значения. Вместо этого они представляют собой две экономические концепции. «Запад» означает сытые страны, а «Восток» — голодные. Для меня государство Южная Африка – это часть «Запада», хотя оно и образует южную оконечность Африки. Большинство стран Латинской Америки являются частью «Востока», хотя и находятся на другой стороне земного шара. В любом случае, хотя верно, что точная природа землетрясения должна быть изучена сейсмографом в университете, прежде чем что-либо может быть записано, лошадь крестьянина (даже если она не чистокровная) покинет этот район и убежит в безопасное поле. Обладая большей осведомленностью, чем овчарка, и большей дальнозоркостью, чем ворон, я хотел бы увидеть то, в представлении чего другие не видят никакой выгоды или пользы для себя, поскольку их глаза закрыты, или потому что они упустили это из виду и решили не видеть.
Определим, таким образом, страны первой группы со следующими общими характеристиками (не расположенными в каком-то определенном порядке): высокая заработная плата, низкий уровень смертности, низкий уровень рождаемости, хорошо организованные социальные службы, достаточное питание (не менее 3000 калорий в день), средний годовой доход более 3000 туманов[1], все атрибуты демократии и либеральное наследие Французской революции.
Страны второй группы имеют следующие характеристики (представленные в аккуратных и небольших формулировках): низкая заработная плата, высокий уровень смертности, еще более высокий уровень рождаемости, отсутствие социальных услуг или внешняя имитация социальных услуг, недоедание (не более 1000 калорий в день), годовой доход на душу населения менее 500 туманов, отсутствие намека на демократию и наследие, восходящее к самым истокам колониализма.
Очевидно, что мы принадлежим ко второй группе, к группе голодных народов. Первая группа, по выражению Жозуэ Де Кастро в его книге «География голода»[2], включает все сытые народы. Вы видите, что между этими двумя крайностями не только огромная пропасть, но и, говоря словами Тибора Менде[3], непроходимая пропасть, которая с каждым днем становится все глубже и шире, так что богатство и бедность, власть и бессилие, знание и невежество, процветание и запустение, цивилизация и дикость стали глобальными крайностями. Один полюс принадлежит сытым, богатым, влиятельным, производителям и экспортерам произведенной продукции; в то время как другой полюс – это полюс голодных, бедных, слабых, потребителей и импортёров. Пульс прогресса бьется по ту сторону мира возвышения, а пульс упадка – по эту сторону проваливающегося мира. Различие не просто возникает из временных или пространственных измерений и не измеряется количественно – это качественное различие. Два полюса отчуждены друг от друга. Они склонны к отдалению друг от друга. На той стороне находится мир, который боится собственного динамизма, а на этой стороне – наш мир, который еще не смог найти способ направить свою ненаправленную и, следовательно, растрачиваемую впустую энергию. Оба этих мира находятся в движении, каждый движется в своем направлении.
Теперь, при таком взгляде на вещи, время, когда мы могли делить мир на два «блока», прошло – на два блока «Восток» и «Запад», коммунистический или некоммунистический. Хотя первая статья конституций большинства стран мира – это все та же старая уловка двадцатого века, то, как Америка и Россия (два якобы неоспоримых главных картежника двух кварталов) играли друг с другом партию на примере Суэцкого канала и Кубы, показывает, что старосты двух соседних деревень все еще могут легко договориться. И, конечно, вслед за этим рассмотрим договор о запрещении ядерных испытаний и другие случаи сотрудничества. Таким образом, наш век не только не является веком противостояния между богатыми и бедными классами в национальных границах, веком национальных революций, но и не является веком противостояния между «измами» и идеологиями. За каждым беспорядком, за каждым государственным переворотом или революцией на Занзибаре, в Сирии или Уругвае следует искать колониальную компанию или государство, тайно поддерживающее заговор. Локальные войны нашего времени уже не могут определяться как войны различных идеологий, даже при поверхностном взгляде. В наши дни каждый школьник знает, что Вторая мировая война была лишь предлогом для распространения и расширения механизированной промышленности обеих сторон; но даже в Кубинском кризисе, в Конго, в Суэцком канале или Алжире он видит борьбу соответственно за сахар, алмазы и нефть. В кровопролитии на Кипре, Занзибаре, Адене и Вьетнаме можно увидеть борьбу за плацдарм для защиты торговых путей, которые являются основными факторами, определяющими политику государства.
Наш век уже не тот, в котором людей на «Западе» можно заставить бояться «коммунизма», а людей на «Востоке» — бояться буржуазии и либерализма. В наши дни даже короли могут казаться на поверку революционерами и использовать подозрительный, то есть «левый» язык, а Хрущев может покупать пшеницу у Америки. Сегодня все «измы» и идеологии стали путями, ведущими к возвышению трона «механизма» и механизации. В этом отношении наиболее интересным является отклонение политических компасов левых и квазилевых в направлении Дальнего Востока во всем мире, то есть поворот на девяносто градусов от Москвы в сторону Пекина. Советская Россия больше не является «лидером мировой революции», вместо этого она является одним из ведущих конкурентов в гонке ядерных вооружений. Между Кремлем и Белым домом налажена прямая телеграфная связь – признак того, что даже британское посредничество между двумя державами больше не является необходимым. Даже руководители нашей страны осознают, что опасность Советской России уменьшилась. В свое время Советский Союз пасся на скудных пастбищах запустения, оставшихся после Первой мировой войны. Сейчас наступила эпоха десталинизации, и Радио Москва фактически выступило в поддержку референдума шестого бахмана[4]! Во всяком случае, коммунистический Китай занял место Советского Союза, потому что, как и Россия в 1930 году, он призывает все голодные народы мира объединиться в надежде достичь небес завтрашнего дня. Население Советского Союза в те годы составляло немногим более 100 миллионов человек, тогда как в Китае сейчас 750 миллионов. Точно так же, как Маркс указывал на свою эпоху, мы сегодня имеем два мира, находящихся в состоянии конфликта. Но эти два мира достигли измерений гораздо более широких, чем те, что были в его время, и конфликт приобрел большую сложность, чем конфликт между рабочим и начальником. Наш мир – это мир противостояния между богатыми и бедными, охватывающий весь земной шар. Наша эпоха — это один из двух миров: один занимается производством, эксплуатацией и экспортом машин, другой – их потреблением, износом и импортом. Ареной этого конфликта является мировой рынок. Его оружие, помимо танков, артиллерии, бомбардировщиков и ракетных установок, которые сами по себе являются продуктами «Западного мира», ЮНЕСКО, Продовольственной и сельскохозяйственной организации, Организации Объединенных Наций, Экономической и социальной комиссии для Азии и Тихого океана и других так называемых международных агентств, все они кажутся общинными и глобальными. Но на самом деле это всё те же маленькие западные уловки, которые, переодевшись в новую одежду, используются при колонизации Южной Америки, Азии, Африки. В этом кроется основа «западничества» всех этих незападных стран. Речь идет не об упразднении машин или их отрицании, то есть о том, о чем мечтали сторонники утопических обществ в начале XIX века. Ни в коем случае! Мир захвачен машиной исторического детерминизма. Наша дискуссия, скорее, идет о том, как нам обращаться с машинами и технологиями.
Дело в том, что мы, развивающиеся страны, люди второй группы стран, которую я определил, не являемся создателями машин. Но, находясь под принуждением экономики, политики и этой глобальной конфронтации между бедностью и богатством, мы должны быть вежливыми и раболепными потребителями продукции западной промышленности, или, в лучшем случае, мы должны быть удовлетворенными, раболепными и низкооплачиваемыми ремонтниками всего, что приходит с Запада. Именно это последнее требует, чтобы мы преобразовали себя, наше правительство, нашу культуру и нашу повседневную жизнь в некое подобие машины. Все наши машины должны соответствовать техническим требованиям. И если создатели машин после постепенного процесса изменений, длившегося около 200 лет, потихоньку привыкли к этому новому богу, к его раю и аду, то как насчет кувейтцев, которые только вчера получили доступ к машинам, или конголезцев, или нас, иранцев? Каким образом мы можем преодолеть этот 300-летний исторический разрыв? Давайте забудем о других и сосредоточимся на себе. Основная мысль этой книги состоит в том, что мы не смогли сохранить нашу «культурно-историческую» личность перед лицом машины и ее неизбежного натиска. Скорее, мы были раздавлены событиями[5]. Дело в том, что мы не смогли сохранить хорошо продуманную и осмысленную позицию по отношению к этому чудовищу современной эпохи. Дело в том, что до тех пор, пока мы действительно не поймем суть, основы и философию западной цивилизации и не перестанем внешне подражать Западу в потреблении западных продуктов, мы будем подобны ослу, который носил львиную шкуру. И мы знаем, что с ним случилось. В то время как сегодняшние машиностроители сами жалуются и страдают, мы не жалуемся, даже теперь, когда мы одеты как слуги машины, мы даже стараемся хорошо выглядеть в нашей новой униформе! Во всяком случае, уже около 200 лет мы – вороны, ведущие себя как куропатки[6]. Из всего, что мы изложили до сих пор, вытекает один очевидный факт. Пока мы являемся лишь потребителями, пока мы не производим машин, мы будем страдать от Запада. Ирония в том, что как только мы научимся делать машины, мы будем сами поражены машинами! Мы будем похожи на людей Запада, чьи крики о технологии и машинах, обладающих своей собственной волей, слышны повсюду[7].
Давайте признаем, что у нас даже не было желания быть похожими на Японию, которая вступила пала в объятия машин около 100 лет назад. С этого времени она стала соперничать с Западом в своей машинной мании. Она победила русского царя в 1905 году и Америку в 1941 году[8], а еще раньше сумела отнять западные рынки. В конце концов она была уничтожена атомной бомбой в качестве наглядного урока. Теперь, если «свободные страны» Запада открыли уголок мирового рынка для японских товаров, то это потому, что они вложили деньги в каждую отрасль японской промышленности, а также потому, что они намерены покрыть все военные расходы по защите тех островов, лидеры которых после Второй мировой войны пришли в себя, то есть в вопросах вооружения, войск и военных союзов, они стали полными ничтожествами. Или, может быть, средний американец хочет облегчить свою совесть по поводу того, что заставило пилота этого адского самолета сойти с ума.[9] История адитов и самудитов[10] повторилась в Хиросиме и Нагасаки.
Здесь есть еще один очевидный момент. «Запад» стал называть нас (всех нас – от восточного побережья Средиземного моря до Индии) «Востоком», как только он пробудился от своей средневековой спячки и пришел к нам в поисках солнца, пряностей, шелка и других товаров. Сначала западные люди приходили под видом паломников, посещавших христианские святыни (Вифлеем, Назарет и т. д.), затем – как воины Крестовых походов, позже как купцы, под прикрытием пушек на кораблях, груженных товарами, затем как христианские миссионеры и, наконец, как миссионеры урбанизации и цивилизации. Эта последняя миссия, кажется, была почти предопределена; в конце концов, слово «эсте’мар» («колонизация») происходит от того же корня, что и слово «омран» («строительство, заселение»), и если кто-то хочет «поселиться», он должен быть связан с «городами».
Интересно то, что из всех мест, которые были заселены, оказавшись под сапогами колониальных хозяев, Африка была самой восприимчивой и самой многообещающей. И знаете почему? Потому что в дополнение к природным ресурсам, которыми она обладала в изобилии – золоту, алмазам, меди, слоновой кости и многим другим природным ресурсам – у ее туземцев никогда не было традиции городских поселений, и у них не было широко распространенной объединяющей веры. У каждого племени был свой бог, вождь, обычаи и язык. И как рассеянны они были! И, как следствие, восприимчивы к господству. Однако важнее всего этого было то, что все туземцы Африки ходили голыми. В такую жару невозможно носить одежду. Когда Стэнли, сравнительно гуманный английский путешественник, вернулся с этой последней хорошей новостью из Конго, в Манчестере царили ликование и благодарность. В конце концов, каждый год три метра ткани на каждого человека (одна рубашка, которую женщины и мужчины Конго носили бы, чтобы стать цивилизованными и участвовать в церковных церемониях) переводится примерно в 320 миллионов ярдов ткани, поставлявшихся ежегодно с фабрик Манчестера[11]. Мы знаем, что первыми разведчиками колониализма были христианские миссионеры и что рядом с каждой торговой станцией по всему миру была построена церковь. Туземцев заманивали в них различными уловками. Теперь, с уходом колониализма из этих районов, где бы ни были заколочены двери колониального агентства, там же закрыта и церковь.
Для колонистов Африка была также более восприимчивой и более перспективной, потому что сами туземцы представляли собой сырье для всех видов западных лабораторий. Принципы антропологии, социологии, этнографии, диалектологии и тысяч других «ологий» можно записывать на основе полевых исследований, проведенных в Африке и Австралии. Профессора Кембриджа, Сорбонны и Лейдена, используя те же самые «ологии», могли прочно сидеть на своих университетских кафедрах и увидеть другую сторону медали своей собственной урбанизации в первобытных районах Африки.
Но что касается нас, жителей Ближнего Востока, то мы не были ни столь восприимчивы, ни столь многообещающи, как африканцы. Почему? Если быть более откровенными, то есть «сохранять наш разговор между собой», я должен скорее спросить: почему мы, мусульмане с Востока, не были столь восприимчивы? Вы видите, что ответ содержится в самом вопросе. По-видимому, в самой исламской тотальности мы не рассматривались как предмет, пригодный для исследования. По той же причине Запад, имея дело с нами, не только боролся против этой исламской тотальности (в случае кровавого подстрекательства шиизма времен Сефевидов, создании трений между нами и османами, в содействии деятельности бахаистов в середине Каджарского периода, в разгроме Османов после Первой мировой войны и, наконец, в противодействии шиитскому духовенству во время Конституционной революции и впоследствии … ), но и старалась как можно скорее разорвать то единство, которое было раздроблено изнутри и которое только на поверхности казалось целым. Сначала они пытались превратить нас в сырье, как делали это с туземцами в Африке, а затем доставить в свои лаборатории. Именно по этой причине среди многих энциклопедий, выпускаемых на Западе, «Эциклопедия Ислама» является самой важной. Мы все еще спим, но благодаря этой энциклопедии западный человек привел нас в свою лабораторию. Индия была почти такой же, как Африка, с ее «смешением языков» и разнообразием рас и религий. С другой стороны, Южная Америка была полностью обращена в христианство под мечами испанцев, а Океания представляла собой совокупность островов, т. е. лучшим географическим пространством для того, чтобы сеять разобщение. Именно нам выпал тогда жребий быть единственными, как внешне, так и с точки зрения реальности исламской тотальности, стоять на пути продвижения европейской цивилизации (читай: колониализма; христианства), то есть на пути движения к рынку западной промышленности. Остановка продвижения османской артиллерии у ворот Вены в XIX веке была концом продолжительного события, начавшегося в 732 году в Испании (Андалузии)[12]. Разве мы можем рассматривать эти двенадцать столетий борьбы и соперничества между Востоком и Западом иначе как борьбу между исламом и христианством? В любом событии, если брать эпоху, в которой мы живем, я, азиатский остаток этой исламской тотальности, буду рассматриваться цивилизованными (!) народами Запада и создателями машин так же (в той же степени), как африканец и австралиец, сохранивший первобытную культуру или дикость, если я, как и они, соглашусь довольствоваться жизнью музейного экспоната, довольствоваться тем, что я всего лишь вещь, объект, пригодный для исследования в музее или лаборатории. И никак иначе. Да поможет вам Бог, если вы займетесь этим сырьем! Сегодня вопрос не в том, нужна ли им нефть Хузестана или Катара, огранены ли алмазы Катанги или обработана хромитовая руда Кермана. Скорее, я, азиат и африканец, должен сохранять даже свою литературу, культуру музыку, религию и все остальное, чем я владею, точно так же, как если бы они были только что раскопанным антиквариатом, чтобы эти цивилизованные джентльмены могли прийти, выкопать, забрать их, поместить в музеи и сказать: «Да, здесь у нас еще одна примитивная культура!»[13]
После этих вступительных замечаний позвольте мне, как человеку с Востока, стоящему одной ногой в традиции и стремящемуся прыгнуть на 200 или 300 лет в будущее, вынужденному компенсировать всю отсталость и застой и закрепиться в этом раздробленном исламском целом, позвольте мне определить «западничество» следующим образом: комплекс обстоятельств, которые возникают в жизни, культуре, цивилизации и образе мышления людей в одной точке земного шара без какого-либо поддерживающего культурного контекста или исторической преемственности, или какого-либо эволюционирующего метода интеграции, возникающее только в результате благотворительности машин. Если определить «западничество» таким образом, становится ясно, что мы относимся к тем, кто страдает этим заболеванием. Поскольку предмет этой книги относится прежде всего к географическому, языковому, традиционному и религиозному окружению ее автора, становится еще более очевидно, что если мы скажем, что раз у нас есть машины, то есть раз мы делаем свои собственные машины, то нет нужды ни в их подарках, ни в их благотворительности, как следствие, не будет нужды во всем том, что было до них и при них.
Таким образом, «западничество» является характерной чертой той эпохи в нашей истории, когда мы еще не овладели машинами и не знали тайны их организации и строения; когда мы еще не познакомились с основами машин и с новыми науками и технологиями; хотя под влиянием рынка, экономики и потока нефти мы обнаружили, что покупаем и используем машины.
Как возникла эта эпоха? Как получилось, что, пока мы были полностью изолированы от разработки машин, другие делали, эксплуатировали и разрабатывали их, а мы, наконец, проснувшись, увидели, что каждая нефтяная вышка – это гвоздь, вбитый в наш гроб? Как мы оказались «поражены Западом»?
- Первые признаки распада
Таким образом, в то самое время, когда на Западе зарождался Ренессанс, подняла голову мания средневековой инквизиции, а на Ближнем Востоке всколыхнулся котел религиозных споров и войн. Мы видели, как эта часть света была опустошена и осталась без богатых караванов, а потому оказалась вынуждена заползти в нищенскую изоляцию и псевдомистицизм. Таким образом, по словам доктора Фардида, мы начали с того места, с которого когда-то стартовал Запад. По мере того, как Запад поднимался, мы падали; Запад просыпался во время своего промышленного возрождения, в то время как мы впадали в длительную спячку. Допустим, в наш нынешний период «Просвещения» мы играем в те же идеологические игры, что и Запад в XVIII веке. В то время как у нас было конституционное движение в начале этого столетия, Европа тяготела к социализму и ведущим идеологическим течениям в экономике, политике и культуре.
Возьмите и пролистайте рассказы путешественников обо всех тех людях, которые на протяжении всего периода Сефевидов приезжали сюда в качестве туристов, купцов, послов или военных советников (в основном иезуитов)[14], и посмотрите, какими ободряющими и терпеливыми свидетелями они были при приселении племен! Как они приветствовали великую резню, устроенную шахом Аббасом, или как они упивались отсутствием мужества у султана Хосейна! Именно с этого времени мы начали жаждать похвалы иностранных зрителей, которые на самом деле были главными инструкторами наших военных и государственных деятелей в течение этих последних 300 лет. И вся их похвала и бравада похожа на сказки, которые рассказывают усталым старым ночным сторожам, чтобы они спали, пока воры грабят их караваны.
Это основные источники захлестнувшего нас «западничества». К сожалению, наши уши все еще настроены на крики поощрения и похвалы от агентов иностранных правительств, которые раз в несколько лет приезжают сюда под видом востоковедов, послов или советников и издают ослабляющие нас декреты, подтверждающие наше мужество и решимость. А мы – те самые люди, которые со времен Ануширвана страдали манией величия и помешались на вежливых формальностях. Именно в результате этого нового вида туризма иностранцы познакомились с нашей природой и привычками и узнали, как держать нас в нищете, как давать нам ссуды, а затем и брать под контроль наши таможни. Или как преодолеть монополию Сефевидов на шелк благодаря конкуренции их собственных рынков, а позже, после того как они закрепились здесь, как избавиться с помощью афганских племен от старого Сефевидского воина, который начинал пугать людей не меньше пугала. Следующим был черед Надир-шаха. Он вслепую напал на Индию как раз в то время, когда Ост-Индская компания (то есть западный империализм) собиралась открыть свое дело в южной части континента, и потребовалось, чтобы двор Мухаммад-шаха в Северной Индии был занят. За уничтожением Надера последовало дело Туркманчая[15] (1828 г.), ставшее последним рыком этого попавшего в засаду бумажного тигра. Затем последовала эпопея Гератских войн (1857 г.), кульминацией которой стала осада Бушира. Вот так они, наконец, бросили труп этого воина на землю. В последние 50 или 60 лет на нашем горизонте появилась нефть, и мы снова нашли нечто оправдывавшее наше существование. Как прямое следствие нашей недавней спокойной истории, судьба нашей политики, экономики и культуры перешла непосредственно в руки компаний и западных стран, которые их поддерживали. Со времен Конституционной революции наше духовенство, являвшееся последней линией обороны от чужеземного натиска, перед лицом первоначальной волны механизации так глубоко ушло в свою скорлупу, так отгородилось от внешнего мира и так хорошо сплело вокруг себя коконы, что только Судный день мог пробудить его. Они продолжали отступать, шаг за шагом.
Повешение духовного лидера, выступавшего за «господство шариата» в Конституционном движении, само по себе было признаком этого отступления[16]. Я согласен с доктором Тондаром Кия, который писал, что Шейх Нури был повешен не как противник Конституционного движения (ибо вначале он фактически был его защитником), а как сторонник «господства шариата»[17] и, добавлю, как защитник целостности шиизма. Именно по этой причине после его смерти все ждали фетвы из Наджафа. И это происходило в то время, когда лидер нашей пораженной Западом интеллигенции, Мальком-хан[18], был христианином, а Талыбов[19] – социал-демократом с Кавказа. Во всяком случае, с этих дней мы были отмечены клеймом «западничества». Я считаю труп этого великого человека [Нури], висящий на виселице, знаменем, символизирующим окончательную победу Запада над этой страной после 200 лет борьбы.
Сегодня мы стоим под этим знаменем, люди, отчужденные от самих себя: в нашей одежде, жилищах, пище, литературе и прессе, но, что опаснее всего, в нашей культуре. Мы воспитываем псевдо-западников и пытаемся найти решение каждой проблемы, как псевдо-западники[20].
Если в начале Конституционного периода опасность была неизбежной, то теперь она стала частью самого нашего существа. От деревенского жителя, который сбежал в город и не вернулся в свою деревню, потому что у его местного странствующего парикмахера нет подходящего шампуня, или в деревне нет кинотеатра, или он не может купить там сэндвич, до министра правительства, который чувствителен к грязи и поэтому путешествует 12 месяцев в году по всем уголкам мира. И почему все дошло до такого состояния? Потому что два или три поколения иранцев, пришедших после событий Конституционного периода, оказались теперь в центре внимания и стали учителями, министрами, юристами, генеральными директорами, и, за исключением врачей, ни один из них не является специалистом в какой-либо профессии вообще. Все они, даже если и не полностью полагались на щегольские выходки своей юности, которую они провели в Париже, Лондоне и Берлине, то, по крайней мере, только прислушивались к трем посланиям Ага-Хана Кермани[21], адресованным Джалал од-Доуле, и другим типам западников в начале Конституционного периода – Мальком-хану, Талыбову и другим[22]. Насколько я могу судить, эти иранские «Монтескье» имели свои собственные решения проблемы. Хотя все они, вероятно, были единогласны в этом пункте и волей-неволей понимали, что базовая структура нашего общества и традиции не смогут противостоять неизбежному натиску машин и технологий, все они приняли ошибочное представление о «принятии западной цивилизации без иранской специфики»[23]. Однако, помимо этой общей, ничем не подкрепленной формулы, каждый из них, чтобы найти лекарство от болезни, шел своим путем. Одна группа предлагала свои услуги иностранным посольствам как источникам культурной подпитки. Другая, пытаясь подражать Западу, чувствовала, что необходимо новое лютеранство, и что старая вера может получить новую жизнь благодаря религиозной реформе. Третьи призывали к исламскому единству в то время, когда Османы позорили себя перед всем миром своими массовыми убийствами армян и курдов. (простите мою осторожность: здесь не место для полной откровенности.)
В начале Конституционного периода основным недостатком в действиях наших лидеров (как сторонников, так и противников движения) было то, что ислам, то есть господство шариата, все еще обеспечивал всеобъемлющую тотальность, которая могла выступать в качестве защитника или плотины против влияния машин и Запада. Именно по этой причине одни вставали в защиту религии, а другие нападали на нее. По той же причине «конституционное право» и «господство шариата» стали представлять два противоположных понятия «веры» и «безбожия». Поэтому я чувствую, что все эти люди подошли к проблеме не с той стороны. Хотя, если бы мы жили в те времена, мы, вероятно, повторили бы идиотизм этих двух фракций и не судили бы их сегодня так сурово. Эти люди, в конце концов, жили ближе к тому времени, когда Мирза Бозорг Ширази мог одной простой фетвой решить судьбу британской табачной концессии и продемонстрировать, насколько мощной базой и угрозой было духовенство. В начале Конституционного движения, во всяком случае, все эти прекрасные люди не знали, что много лет назад в Европе божество «профессионального знания» заняло свое высокое место на биржах и в банках. Оно провозгласило свой суверенитет и никогда не потерпит другого Бога. Она просто смеялась над всеми мировыми обычаями и идеологиями. Таким образом, Конституционное движение, как авангард механизации, уничтожило духовенство. После этого богословские школы были (в течение 20-летнего периода) загнаны в один или два города страны. Влияние духовенства на работу судебной системы и запись актов гражданского состояния было уменьшено, и ношение одежды духовенства было запрещено. С другой стороны, духовенство перед лицом всего этого давления не только молчало, но и продолжало погружаться в мелкие вопросы, связанные с молитвой или ритуальной чистотой, или продолжало быть парализованным мучительными сомнениями: совершили ли они нужное количество поклонов или нет? Единственное, чего они добились — это запрет на радио и телевидение, которые нашли такую широкую аудиторию, что ничто не могло им помешать. На самом деле они могли и должны были попытаться вооружиться оружием своих врагов и из своих собственных радиопередатчиков в Куме и Мешхеде (в духе Ватикана) бросить вызов «западничеству» официальных и полуофициальных СМИ. Между нами говоря, если бы духовенство знало, какую золотую жилу революционному сопротивлению власти «тиранов и неправедных» они поддерживали в людях с принципом «не принуждать к повиновению власть имущим»; если бы они были в состоянии показать людям истинную природу «власть имущих» с помощью средств массовой информации (газеты, радио, телевидение, кино и т. д.) и конкретными фактами документировать их общие обвинения; и если бы они были в состоянии путем контактов с международными советами духовенства придать своему делу определенную долю динамизма, то они никогда не были бы так заняты мелкими вопросами. Это привело лишь к тому, что они оказались совершенно неосведомленными и остались на обочине политической жизни[24]. Позвольте мне продолжить. Я хотел бы упомянуть, например, о той роли, которую играла в течение последних 60 лет в нашей политике и обществе лишь одна нефтяная компания, а затем оставить эти исторические рассуждения.
Нефтяная концессия была дана каджарским шахом Уильяму Ноксу Д’Арси в первый год ХХ века, а он позже продал свои права знаменитой компании. Мы были втянуты в Конституционную революцию с 1906 года! И где была территория, на которую распространялся договор? Юго-западные предгорья гор Бахтияри. Остатки первой нефтяной скважины до сих пор можно найти в Месджеде-Солейман. Необходимо было держать юго-западные окраины гор Бахтияри подальше от зимних миграций племени Бахтияри, чтобы они могли легко пробурить первую нефтяную скважину и копать в горах и равнинах Месджеде-Солеймана.
Это заставило племя Бахтияри[25] выдвинуться в путь, чтобы с помощью борцов за свободу из Тебриза и Решта пойти на Тегеран. И если наша Конституционная революция была не завершена, то это потому, что «ханы» восстали в поддержку революционного движения, которое по существу подрывало власть ханов. Таким образом, до начала Первой мировой войны мы были втянуты в решение вопросов, связанных с конституцией и тиранией. Но тем временем компания добралась до своей нефти, и британское Адмиралтейство, ставшее официальным концессионером, теперь было уверено в поставках нефти. Вы видите, что я не пишу историю, а привожу из нее выдержки, причем делаю это очень поспешно. Вам придется самим искать реальные события в книгах по истории.
Позже, примерно в 1300 году (1920 г.), война закончилась, и владельцы компании теперь были победителями, а двигатели мировой войны остановились. В результате международное потребление нефти сократилось, и компания была вынуждена искать клиентов на местном рынке. Стало необходимо держать здесь сильное центральное правительство, чтобы сделать дороги безопасными и свободными от препятствий, чтобы грузовики с нефтью могли легко ездить в Кучан, Хой и Макран. В каждой маленькой деревушке нужно было построить заправочную станцию. Что еще более важно, поскольку концессионером теперь было британское Адмиралтейство, оно больше не терпело внутренних споров и торга с ханами, парламентом и прессой. Оно хотело иметь дело только с одним человеком. Таким образом, у нас прошел государственный переворот 1299 года [1920 г.], военное правительство, за которым последовала диктатура, насильственное переселение курдов, подавление «Семитко»[26] и устранение Шейха Хазаля, который, если бы он вел себя немного более разумно, мог бы стать похожим на шейха одного из эмиратов Персидского залива.
В 1311 году (1932 г.) концессия Д’Арси закончилась более чем наполовину и постепенно начала подходить к концу. Главный концессионер, британское Адмиралтейство (то есть британское правительство), должен был использовать существующую централизованную власть, в которой один человек отвечал за все, от парламента и кабинета до армии и жандармерии, чтобы возобновить концессию, пока железо было еще горячим. Тагизаде[27] снова взял на себя роль «марионетки», и парламент устроил цирк первого голосования за отмену концессии Д’Арси и ее восстановление.
Они сделали это с такой помпой, что даже старейшины нации не заподозрили, что происходит что-то неладное, а если и подозревали что-то, то ничего не говорили. Ибо мы не видели, чтобы кто-нибудь из них пожаловался на происходящее и тем самым снял со своей участи пятно исторического позора. Разве что потом, когда все уладилось, и в годы, последовавшие за шахриваром 1941 года, когда каждый осел был призван к ответу. Конечно, такая уродливая правда должна была быть замаскирована в духе того времени. Это означает, что реальность должна была быть скрыта. Как? Угрожая людям побоями, они заставляли их одеваться одинаково, снимая с мужчин тюрбаны, а с женщин – вуали. Это было сделано во имя новейшего развития цивилизации! Они построили общенациональную железнодорожную сеть, но не на доходы от нефти, а на доходы от налога на сахар! Более того, самой большой причиной постройки этой железной дороги было получение Советским Союзом помощи для Сталинградского фронта во время Второй мировой войны.
Затем наступил 1320 год (1941 г.), и Европа снова оказалась в состоянии войны. Существовала опасность Рашида Али Гилани[28] и заигрывания правительства с державами Оси, когда оно пыталось продемонстрировать зрелость, но на самом деле сумело лишь продемонстрировать свою дряхлость. В конце концов, даже если они не выносят друг друга, коровы, содержащиеся в одном хлеву, в конце концов начинают пахнуть одинаково. Конечно, это совсем не повод для смеха. Мы все видели, какая ситуация возникла потом. Вся власть, величие, военная мощь, силы безопасности и жандармерия [Реза-шаха] развалились в один прекрасный день. Конечно, если Наполеон был удовлетворен изгнанием на остров Святой Елены, то очевидно, что иранский император вполне мог смириться с Маврикием. После Союзников настал через Америки, которая задолго до Первой мировой войны ожила и была «вынуждена» заправлять свои канонерские лодки в Персидском заливе. Если бы вы были на их месте, стали бы вы платить за заправку кораблей, участвующих в победе над фашизмом (то есть спасении России и Англии), долларами из собственного кармана? Да еще и «Бритиш Петролеум»! Контекст американского вмешательства в дело южных нефтяных месторождений возникает именно здесь, особенно в связи с азербайджанским вопросом. Именно американское политическое влияние в конечном итоге подтолкнуло ООН к действиям и вынудило русских эвакуироваться из Азербайджана. Неизбежно снова начались волнения, крики о свободе и разговоры о Северной нефтяной концессии. В каком-то смысле это были пугала, охранявшие феодальные наделы, которые англичане не хотели отдавать Америке. И эта короткая свобода продолжалась до 1329 года (1951 г.).
Это и есть то, что называется сотрудничеством в политике и экономике, а точнее следование директивам нефтяных компаний и западных стран. Это самый главный симптом «западничества» в наше время. Таким образом, западная промышленность грабит нас, управляет нами и определяет нашу судьбу. Очевидно, когда иностранным компаниям предоставляется национальная экономическая и политическая автономия, они сами определяют, что продавать, а что нет. Конечно, для этих компаний, которые хотят быть постоянными продавцами своих товаров, наилучший выход – это убедиться, что потребители никогда не смогут обойтись без них. Боже, пусть нефть течет всегда! Они получают нефть и дают вам взамен все, что вы пожелаете, от голубиного молока до человеческих душ – даже пшеницу. Этот обязательный обмен товарами происходит также на культурном уровне, в языке и литературе. Возьмите и пролистайте любой из наших так называемых серьезных литературных журналов. Где-нибудь есть что-то об этой части света? Или о Востоке в целом? Об Индии, Японии или Китае? Все они заполнены сообщениями о Нобелевских премиях, о папских выборах, о Франсуазе Саган, Каннских премиях, последней бродвейской пьесе и новейшем фильме из Голливуда. Что касается иллюстрированных еженедельников, что я могу сказать? Если это не «западничество», то что же?
Джалал Але-Ахмад
Источник: Jalal Al-i Ahmad. Plagued by the West (Gharbzadegt). Translated from the Persian by Paul Sprachman Delmar. NY: Caravan Books Modem Persian Literature Series No.4, 1982.
[1] В середине 1950-х годов он стоил около $370.
[2] Josué de Castro.The Geography of Hunger. Boston: Little, Brown and Company, 1952.
[3] Tibor Mende, Refiexions sur l’histoire d’aujourd’hui: Entre le peur et l’espoir. Paris: Editions du Seuil, 1958.
[4] 27 января 1964 года, известный как «День Революции шаха и народа», когда, по данным правительства, 5 598 711 человек проголосовали за шесть принципов «Белой революции».
[5] Я проиллюстрировал этот самый вопрос в книге «Джазире-йе Харг» (Тегеран: Данеш, 1960).
[6] Если считать само собой разумеющимся тождество ворон и куропаток.
[7] Например, см.: La France contre les robots by George Bernanos (Paris: Pion, 1970).
[8] Это не совсем точное определение, хотя Япония первоначально нанесла большой ущерб американскому флоту.
[9] Пилота звали Клод Р. Эзерли. См.: bookAvoir detruit Hiroshima, ed. Robert Laffort (Paris). Клод Р. Эзерли не был пилотом «Энолы гей», он был пилотом передового самолета, «Стрейт-Флеш».
[10] Доисламские арабские племена, следы существования которых были стерты с лица земли.
[11] Du Zambeze au Tanganika, 1858-1872: par Livingstone et Stanley, Paris, 1958.
[12] Я имею в виду поражение омейядского правителя Абд ар-Рахмана (главы Андалусского халифата) от рук франкского полководца Шарля Мартеля в Пуатье и прекращение экспансии Западного исламского халифата.
[13] Мой уважаемый друг Самин Багчебан, музыковед, пишет следующее в неопубликованных заметках о Тегеранском музыкальном конгрессе в январе 1961 года:
«Для него (французского делегата) не было бы ничего более увлекательного, чем если бы мы, иранцы, жили в эпоху сасанидских царей и были для него подходящими предметами изучения. Затем он приедет из самого сердца двадцатого века с точными инструментами и новейшими магнитофонными записями к сасанидскому двору, чтобы записать выступления менестрелей, таких как Барбад и Накиса, а потом вернется прямо в Париж на самолете «Эйр Франс» из аэропорта близ столицы Сасанидов, построенного специально для востоковедов и авторитетов в области поэзии и музыки».
[14] Их имена перечислены в тумаре (документе), и лучшим источником информации обо всех них является книга «Жизнь шаха ‘Аббаса» Насроллы Фальсафи, которая была опубликован в трех томах. Интересно то, что основными и крупнейшими источниками ориенталистского знания являются все те же рассказы путешественников, и большинство ориенталистов сами были учениками рассказчиков этих рассказов! Прочтите книгу Фальсафи, и вы поймете, о чем я говорю.
[15] Этот договор положил конец войне с Россией, которая началась, когда Иран напал на русские владения в Закавказье. В рамках Туркменчайского договора Россия закрепила за собой часть Армении, а Иран признал исключительное право России на военно-морской флот на Каспии и предоставил России торговые концессии.
[16] Але-Ахмад имеет в виду Шейха Фазлоллу Нури (повешен 31 июля 1909 года). Он осудил конституционалистов как «атеистов, вольнодумцев, бабидов и т. д.» Именно на него возлагается ответственность за возбуждение реакционных толп против попыток конституционной реформы.
[17] Я свободно цитирую «Биографию Шейха Нури» Тондара Кийа. См. Введение к последнему выпуску «Шахин» (Тегеран, 1335), с. 319 – 321.
[18] Мирза Мальком-хан был противником Каджарского шаха Насер ад-Дина Шаха и руководил изданием антикаджарской газеты «Канун» («Закон»), находясь в изгнании в Лондоне. Некоторые авторы утверждают, что тесные связи Мальком-хана с англичанами и его религия (он был армянином-христианином) делают его призывы к местным реформам подозрительными.
[19] Мирза Абдоррахим Талыбов Табризи получил образование в Тифлисе и был одним из первых иранских авторов, использовавших упрощенный литературный персидский язык в переводах и оригинальных произведениях. Он был плодовитым антимонархистом, который во многих своих работах призывал к конституционному правительству в Иране.
[20] См. статью Сайеда Фахроддина Шадмана «Тасхир-э тамаддон-э фарханги» (Тегеран, 1326). Автор этого труда – гораздо лучший писатель, чем я, и за много лет до написания этих страниц попытался найти лекарство от «западничества» [фоколи-мааби, букв., «быть похожим на тех, кто носит парик»]. Он предлагал создать серьезное образование на нашем родном языке и начать перевод философских, научных и литературных произведений Запада. Несмотря на то, что он был хорошо знаком с этой болезнью, его рецепт оказался неэффективным, потому что тысячи иностранных книг были переведены с того времени до сих пор, и мы читали каждую из них как кладезь западной мудрости, но [тот факт, что] мы все еще стремимся больше походить на «людей в париках» или, как я называю [их, «фальшивых»], сам по себе является явным симптомом более крупного недуга, который состоит в западничестве. Возможно, человеком, который прежде всех других указал путь к основной причине этой проблемы, был доктор Дж. Мохаммад-Багер Хушьяр, который был известен как бахаист, но в 1327 году [1948] написал следующее: «Через щель в двери вы видели, какие грамотные все европейцы, но вы не видите, насколько прочно укоренилась их традиционная культура, и вы не знаете, что все их учебные заведения от начальных классов до университетов основаны на церкви. Вы с помощью западной интеллигенции и в своем чрезмерном усердии разрушили этот фундамент в своей собственной стране». Из статьи: Амузеш-е хамагани ва райеган [Бесплатное всеобщее образование] в: Амузеш ва Парвареш (Тегеран, 1327).
[21] Мирза Ага-хан Кермани известен как либеральный реформатор, активно действовавший в последние годы правления Насер од-дина-шаха (правил в 1848-1896 гг.). Известно также, что он открыто сомневался в полезности духовенства во время Конституционной революции.
[22] См. трактаты «Ислам», «Ахунд и Хатиф аль-Гайб», «Семьдесят две общины», «Трактат из одного слова», «Стремление к политике» и «Путевые записки Ибрахим-бека», а так же большинство [произведений] миссионеров «западничества» и разрушителей религиозных суеверий. На мой взгляд, именно они расчистили путь для западничества. [Джалал од-Доуле был каджарским принцем, который выступал против монархии в первой половине ХХ столетия.]
[23] Это слова Мальком-хана из его собрания сочинений, вышедшего под редакцией Мохита Табатабаи (Тегеран, 1327). См. также «Фекр-е азади» [«Идея свободы»] Феридуна Адамията (Тегеран, 1340), в котором он с присущим ему особым мастерством осуждает одну группу масонов и оправдывает другую. По-моему, все масоны сделаны из одного теста.
[24] В промежутке между первым и вторым изданием этого тома была опубликована книга под названием «Марджаият ва роуханийя» («Религиозная власть и духовенство») (Тегеран, 1341). В ней имеется вся привычная нам многословность духовенства, но она также показывает относительно хорошее понимание этих проблем и задач, а также возможных решений. См., в частности, статьи М. Базаргана, профессора университета, и Сейед Махмуда Талегани, имама мечети «Хедаят», оба предложили вместо одного источника религиозной власти своего рода совет по изданию Священного Писания. И если мы признаем, что его книга со всеми ее недостатками была своего рода предвестником событий 15-го октября 1342 года [кровавых беспорядков, произошедших в месяц мухаррам летом 1963 года], то теперь, год спустя, я могу найти в себе смелость сообщить лидерам религиозного истеблишмента: а) Если они продолжат дальше игнорировать принципы, о которых у помянул; б) если они продолжат довольствоваться мелочами религиозной жизни, запрещая ту или иную плитку или человека; в) если они и дальше будут забывать, что шиизм с его принципами иджтихада и вынесением предписаний гораздо лучше справляется с новыми событиями, чем суннизм (несмотря на то, что предписание о свободе женщин было издано шейхом Мухаммадом Шалтутом, главой Аль-Азхара, а не шиитскими богословами), во всяком случае, если духовенство, учитывая условия того времени, не может вырваться из тех ранних конституционных коконов, в которых оно жило, у нас нет другого выбора, кроме как признать тот факт, что эта последняя баррикада против западничества утратила свою жизнеспособность и превратилась в какой-то окаменелый остаток, место которому в музее или, в лучшем случае, ему суждено стать последним прибежищем реакционных сил страны.
[25] Вспомните, что среди акционеров «Бритиш Петролеум Компани» были бахтиярский вождь Асад Бахтияри, а также Мошир од-Доуле (Насролла-хан). И если они уничтожили этого Сардара Асада во времена Реза-шаха, не думаете ли вы, что он, как и Шейх Хазаль, имевший территориальные претензии в Хузестане, имел претензии на богатые нефтью зимние кочевья бахтияров и создавал проблемы правительству? Опять же, как и в случае с Хаят Давуди [народом, живущим в районе Персидского залива], который имел претензии на остров Харг и был уничтожен из-за этого. См. об этих вопросах, «Черное золото или проклятие Ирана» Абульфазля Лесани.
[26] Эсмаил Семитко был лидером группы курдов, восставших в Западном Азербайджане, и был убит правительственными войсками в 1929 году.
[27] Сайед Хасан Тагизаде, известный ученый, был первым членом Конституционного собрания от Табриза. После отречения Реза-шаха он стал послом Ирана в Англии.
[28] В 1941 году Рашид Али (Гилани) был прогерманским лидером независимого правительства в Курдистане. Позже был сослан.