Эммануэль Караяннис. Шиитские военизированные группировки в Ливане, Ираке и Сирии
Данный материал представляет собой перевод главы из монографии «Новый политический ислам: права человека, демократия и справедливость» (The New Political Islam: Human Rights, Democracy and Justice) американского политолога, специалиста по конфликтам, международным отношениям и безопасности, который с 2013 года работает в департаменте оборонных исследований Королевского колледжа Лондона. Сфера интересов автора включает прежде всего такие темы, как политический ислам на Ближнем Востоке и в бывшем СССР, радикализация и терроризм и т.д. В этом разделе он рассматривает две ведущие шиитские военизированные группы Ближнего Востока — «Хизбаллу» и «Армию Махди» — как примеры глокализации ближневосточного исламизма. По мнению автора, они придерживаются такой версии исламизма, которая имеет глобальные притязания, продвигая при этом локальную шиитскую идентичность и опираясь на ключевую роль идей справедливости и равенства, выходящих за рамки их конфессиональных нарративов.
«Верующие и угнетенные люди… заявили о своей вечной враждебности, особенно в связи с учащающимися заявлениями Трампа против ислама и мусульман. Он не делает различия между радикальными и умеренными исламскими движениями… Если Америка не будет делать различий между радикалами и умеренными, мы не будем молчать и будем сопротивляться этому, как и прежде».
Муктада ас-Садр, 10 ноября 2016 г.
Шиитская ветвь ислама уходит своими корнями в период после смерти пророка Мухаммада в 632 году. Вопрос о преемственности разделил мусульманскую общину. Те, кто верил, что Пророк умер, не назначив преемника (халифа) для руководства уммой, называли себя ахль аль-сунна или мусульманами-суннитами. Они утверждали, что мусульмане могут выбрать нового лидера, следуя сунне (традиции). Назначение Абу Бакра (632-634) первым халифом отдельными сподвижниками пророка Мухаммада оспаривалось теми, кто поддерживал его двоюродного брата и зятя Али в качестве законного лидера. Сторонники Али утверждали, что он был назначен самим Пророком в качестве его преемника, и они стали известны как Ши’ату ‘Али (Партия Али) или мусульмане-шииты. В конце концов он стал четвертым халифом в 656 году.
После смерти Али в 661 году вопрос о наследовании ему драматическим образом вновь всплыл на поверхность. Сначала Хасан, а затем Хусейн, два сына Али и внуки пророка Мухаммада, претендовали на руководство халифатом в борьбе против семьи Омейядов. Мученическая смерть Хусейна в битве при Кербеле в 680 году стала определяющим событием в истории ислама, поскольку она расширила пропасть между суннитами и шиитами. С точки зрения шиитов, Хусейн предпочел быть принесенным в жертву за правое дело вместо того, чтобы подчиниться незаконному правителю. По словам Лесли Хейзелтон, «если Али был основополагающей фигурой шиитского ислама, то Хусейн призван был стать его жертвенной иконой». Первый рассматривался скорее как духовный, чем политический лидер, в то время как второй был представлен как бесстрашный воин, пожертвовавший собой ради самых благородных целей: отстаивая справедливость против злодеев. Вопрос о престолонаследии привел к теологическому и политическому расколу внутри уммы.
Фигура Махди – еще один важный постулат шиитской доктрины. Приверженцы шиитского ислама считают, что Махди является двенадцатым имамом, или так называемым скрытым имамом, который исчез и однажды вернется, чтобы восстановить справедливость. Из-за присущего шиитам глубокого чувства угнетенности и несправедливости Махди стал вечным символом надежды для них. Будучи меньшинством в мусульманском мире, шииты по большей части выработали менталитет осажденной крепости по отношению к суннитскому большинству. Поэтому шииты, живущие в некоторых государствах, где доминируют сунниты, практиковали такыю (скрывание веры). Это понятие обозначает разрешение шиитам скрывать свою веру, когда они находятся под угрозой или судебным преследованием. Тем не менее шиитская ветвь ислама сумела выжить и даже стала государственной религией Персии в эпоху правления династии Сефевидов в 1501 году.
Раскол между двумя ветвями ислама оставался скорее теологической, чем политической константой в мусульманском мире. При этом сунниты и шииты действительно разделяют многие верования и обычаи. В некоторых странах, таких как Ирак и Азербайджан, наблюдается даже высокий уровень смешанных браков между представителями двух конфессий. На самом деле политизация раскола между суннитами и шиитами является относительно недавним событием, которое усилилось после начала Иранской революции.
В этой главе рассказывается об истоках современных шиитских военизированных группировок на Ближнем Востоке, при этом уделяется особое внимание роли видных шиитских священнослужителей в Ираке, Ливане и Иране. Далее рассматриваются две шиитские группировки, которые в настоящее время (в 2018 году – Иран-1979) считаются самыми могущественными и влиятельными из всех: «Хизбалла» и «Армия Махди». Статья освещает их происхождение и развитие, а также их деятельность за пределами национальных границ. Более того, в этой главе предпринята попытка объяснить, каким образом шиитские боевики выступали в качестве глокализаторов исламизма, приняв установку на справедливость.
Истоки современных шиитских военизированных группировок на Ближнем Востоке
Несмотря на свой большой авторитет, шиитское духовенство традиционно играло в основном религиозную и духовную роль. Ситуация изменилась в конце 1950-х годов, когда группа иракских шиитских священнослужителей, среди которых был Мухаммад-Бакир ас-Садр, основала «Хизб ад-Да‘ва аль-Исламийя» (Партия исламского призыва). Новая партия агитировала за исламское государство, противостоя растущему коммунистическому влиянию в шиитской общине. Кроме того, ад-Да‘ва выступала против принятия нового светского и социалистически ориентированного законодательства новым баасистским режимом, который сверг хашимитскую монархию в июле 1958 года.
Одновременно с этим шиитское население Ливана испытывало смятение после конституционного кризиса 1958 года. Имам Муса ас-Садр, двоюродный брат Мухаммад-Бакира ас-Садра, отправился в Ливан, чтобы занять руководящую должность в местной шиитской общине. Ему удалось мобилизовать своих единоверцев, предложив политическую интерпретацию шиитских догматов и истории. В 1974 году он основал «Харакат аль-Махрумин» (Движение обездоленных) для поддержки мусульман-шиитов. Год спустя это движение превратилось в ополчение, известное под аббревиатурой «Амаль» («Афвадж аль-Мукавама аль-Лубнания» — Батальоны ливанского сопротивления). Исчезновение Садра во время его поездки в Ливию в августе 1978 года создало политический вакуум, который позже был заполнен «Хизбаллой».
Но имам Муса ас-Садр не предполагал превращения шиизма в революционную идеологию, а скорее способствовал политической инструментализации шиитских догматов. Он был не единственным, кто пытался это сделать. Али Шариати пытался сочетать шиизм с марксистскими концепциями в начале 1970-х годов. Шариати представил раннюю исламскую историю в марксистских терминах, написав, что «как только цепь пророческой миссии дошла до пророка Мухаммада, он начал свою борьбу с аристократией, рабовладельцами, землевладельцами Таифа и купцами-курайшитами». Поэтому Шариати определил шиизм «как борьбу за справедливость против иностранного правления, тирании, феодализма и эксплуатации».
Однако большинство западных политиков и ученых до конца 1970-х годов не понимали динамики развития шиитских военизированных группировок на Большом Ближнем Востоке. Не случайно французское правительство предоставило убежище аятолле Хомейни в 1978 году. В то время он считался всего лишь религиозным деятелем, отправившимся в изгнание по причине усиления авторитаризма шаха. Мало кто думал, что он сможет установить новый режим. Однако в начале 1970-х годов Хомейни предложил систему вилаят аль-факих (попечительство исламского правоведа), утверждая, что власть в истинно исламском государстве должна принадлежать улемам, и только обладающий знаниями факих (правовед), может принять на себя правление. Он предложил систему управления, основанную на имамате, а именно на фундаментальной вере шиитского ислама в универсальное лидерство одного человека в религиозных и светских вопросах.
Иранская революция 1979 года привела к свержению шаха и возвращению аятоллы Хомейни из Франции. Его версия исламизма стала революционной силой, выступившей в защиту прав шиитов. Аятолла Хомейни продолжил толкование исламской истории, озвученное Шариати, утверждая, что «империалисты навязали нам несправедливый порядок и тем самым разделили наш народ на две группы: мостакберин [угнетатели] и мостазафин [угнетенные]». Оба термина можно найти в Коране. Предполагалось, что создание исламской республики станет лишь первым шагом к завоеванию мирового господства. В классической троцкистской манере Хомейни верил, что экспорт революции в конечном итоге приведет к созданию панисламского государства, в котором восторжествует справедливость. По сути, он рассматривал шиитов как представителей угнетенных народов всех религий.
Революционный Иран стремился экспортировать свою идеологию в Ливан, потому что в стране имелась значительная шиитская община, а ее священнослужители поддерживали прочные связи со своими иранскими коллегами. В начале 1980-х годов Ливан находился в эпицентре кровопролитной гражданской войны, и шиитское население в значительной степени полагалось в деле самообороны на ополчение «Амаль». После исчезновения имама Садра «Амаль» распалась на две разные фракции – просирийскую и проиранскую. С помощью иранской революционной гвардии в начале-середине 1980-х годов была создана «Хизбалла».
Режим Хомейни также поддерживал различные шиитские группировки в Ираке после начала ирано-иракской войны в 1980 году. Верховный совет исламской революции в Ираке (Аль-Меджлис аль-А‘ла аль-Ислами аль-‘Ираки, далее ВСИРИ) был создан в 1982 году в Тегеране членами партии «Ад-Да‘ва». Последняя имела долгую историю конфронтации с президентом Саддамом Хусейном, но никогда всерьез не бросала вызов правлению баасистов. Под руководством иракского шиитского священнослужителя Мухаммад-Бакира аль-Хакима был создан Верховный совет, чтобы помочь Тегерану выиграть войну против баасистского режима и создать в стране правление по иранскому образцу.
После окончания ирано-иракской войны новым приоритетом для иранского режима стало восстановление экономики и укрепление своей власти внутри страны. Смерть аятоллы Хомейни в 1989 году ознаменовала начало новой эры для иранской дипломатии. Новый президент Акбар Хашеми Рафсанджани выступал за более прагматичную и менее идеологизированную внешнюю политику в регионе и за его пределами. В результате Тегеран поставил во главу угла развитие своих экономических отношений с соседними странами, такими как Туркменистан и Россия. Тем не менее Исламская Республика оставалась изолированной на протяжении 1990-х годов из-за американской политики двойного сдерживания.
Террористические акты 11 сентября резко изменили геополитический баланс сил на Ближнем Востоке. Вторжение США в Ирак в 2003 году проложило путь к политическому расширению прав и возможностей местных шиитов и возвращению Ирана в качестве региональной великой державы. Летом 2004 года Вали Наср предупредил, что «изменение межконфессионального баланса сил [в Ираке], вероятно, окажет гораздо более непосредственное и мощное влияние на политику на Большом Ближнем Востоке, чем любой потенциальный пример умеренного и прогрессивного правительства в Багдаде». Действительно, смена режима в Ираке привела к беспрецедентному конфликту между суннитами и шиитами, в который были втянуты соседние страны, такие как Саудовская Аравия и Иран. Однако иракские шиитские политики и религиозные лидеры, которые были известны своими паншиитскими тенденциями, в то же самое время поддерживали некую гибридную локальную идентичность. Фактически, они попытались урегулировать отношения между глобальным шиизмом и местными реалиями.
Одновременно ливанская шиитская община стала более интегрированной в политическую систему страны. «Хизбалла» решила взять на себя второстепенную руководящую роль в 2005 году: действительно, два ее высокопоставленных члена заняли министерские посты в кабинете Фуада Синьоры. С тех пор, как я объясню позже, эта группа занимала место в правительствах национального единства. Тем не менее «Хизбалла» не превратилась в мирную политическую партию. На самом деле она расширила свою военную деятельность в соседней Сирии и в других местах.
После революций «арабской весны» 2010-2012 годов отношения между суннитами и шиитами еще более обострились. Свержение арабских режимов застало врасплох иранское руководство, которое столкнулось с аналогичной ситуацией в 2009 году во время так называемой Зеленой революции после предполагаемой фальсификации президентских выборов. Поэтому Тегеран изначально неохотно поддерживал массовые протесты в Тунисе и Египте. Когда волна демократизации обрушилась на Сирию, которая является ближайшим союзником Тегерана на Ближнем Востоке, иранское руководство стало еще более бдительным. Начало полномасштабной гражданской войны в Сирии между режимом, контролируемым алавитами, и оппозицией, в которой доминируют сунниты, было расценено Ираном и его союзниками в Ливане и Ираке как организованная попытка подорвать власть шиитов на Ближнем Востоке.
«Ливанизация» и ре-шиитизация «Хизбаллы»
«Хизбалла» была официально создана в 1985 году, но начала формироваться в начале-середине 1980-х годов. Эта группа возникла из отколовшейся фракции движения «Амаль», ливанского отделения партии «Ад-Да‘ва» и других радикальных шиитских организаций. Само принятие названия «Хизбалла» восходит к кораническому айату (5:56): «Если они считают Аллаха, Его Посланника и верующих своими покровителями и помощниками, то ведь партия Аллаха непременно окажется победителями».
Согласно исламской теологии, существуют две партии: «партия Бога» (Хизбалла) и «партия сатаны» (Хизб аш-шайтан). Таким образом, «Хизбалла» – это нечто большее, чем просто партия: она представляет Бога на земле. Центральное место в идеологии «Хизбаллы» занимает концепция Хомейни «вилаят аль-факих».
Таифское соглашение 1989 года ознаменовало окончание гражданской войны в Ливане, но не привело к разоружению «Хизбаллы», которая сохранила ополчение в южной части страны. Несмотря на военные неудачи, такие как убийство второго генерального секретаря партии Сейеда Аббаса Мусави в 1992 году, «Хизбалла» на протяжении 1990-х годов продолжала свою партизанскую кампанию против израильской армии, которая объявила зону безопасности на юге Ливана. Однако под новым руководством Сейеда Хасана Насраллы группировка заняла место в политической системе Ливана и инициировала сближение с неисламистскими партиями, что побудило некоторых аналитиков утверждать, что «Хизбалла» переживает процесс «ливанизации».
Односторонний уход Израиля из южного Ливана в мае 2000 года был расценен как победа «Хизбаллы», которая достигла своей главной цели – объединения страны. Впоследствии эта группа попыталась играть более активную роль в ливанской политической системе. В то же время «Хизбалла» больше открылась миру, обратившись к антиглобалистскому движению. Несмотря на все большую нормализацию обстановки, группа не отказалась от своего статуса военизированной организации. 12 июля 2006 года группировка устроила засаду на израильский патруль на границе Ливана с Израилем, спровоцировав вторжение израильских сил обороны. Мухаммад Айуб поддерживает мнение о том, что действия «Хизбаллы» в 2006 году показали ее «нежелание полностью трансформироваться в нормальную политическую партию, отказывающуюся от применения оружия». Хотя многие арабские правительства критиковали группировку за развязывание войны, которая привела к разрушению инфраструктуры Ливана, арабское общественное мнение в значительной степени поддержало ее.
После войны 2006 года «Хизбалла» продвинулась в политическом плане и завоевала популярность среди ливанских шиитов. С 2009 года она занимает 14 мест в ливанском парламенте, состоящем из 128 членов. Кроме того, «Хизбалла» предоставляет широкий спектр социальных услуг многочисленной шиитской общине Ливана, включая больницы, школы, детские дома и молодежные центры. Группа также владеет несколькими средствами массовой информации, в том числе журналом «Кубтсут Аллах» («Кулак Бога»), радиостанцией «Ан-Нур» («Свет»), телеканалом «Аль-Манар» («Маяк») и различными интернет-сайтами. Кроме того, группа использовала для распространения своих сообщений социальные сети. Справедливо будет сказать, что «Хизбалла» – это наиболее хорошо организованная и изощренная шиитская группировка на Ближнем Востоке. Эйтан Азани описал «Хизбаллу» как гибридную организацию, которая действует на трех уровнях: гражданский уровень, который состоит из призыва (да‘ва), социального обеспечения и религиозного образования, политический уровень и военный уровень.
Несмотря на свои усилия по интеграции в ливанскую политическую систему, группа не избежала вооруженных конфликтов. Несмотря на то, что «Хизбалла» стремилась подчеркнуть свой национальный характер и устремления, она участвовала в гражданской войне в Сирии. Отношения между группировкой и Дамаском являются более сложными, чем может показаться на первый взгляд. Многие аналитики рассматривают «Хизбаллу» как длинную руку Сирии в Ливане. Во время интервью египетской ежедневной газете «Аль-Ахрам» в феврале 2000 года Насралла признал идеологические различия между его партией и сирийским режимом, сказав, что «мы согласны с сирийцами по ряду фундаментальных политических и стратегических вопросов, касающихся судьбы Ливана, Сирии и региона в целом, несмотря на то, что Арабская социалистическая партия БААС и «Хизбалла» придерживаются своих идеологий». Еще Насралла признался, что ощущает «определенную близость с Сирией не только в политической сфере, но и на многих других уровнях, в том числе психологическом и эмоциональном, благодаря нашим общим интересам и судьбе».
После вторжения США в Ирак в марте 2003 года Насралла подтвердил свой союз с сирийским режимом, который стал мишенью американских неоконсервативных политиков. Во время выступления 13 марта 2003 года в южных пригородах Бейрута, контролируемых «Хизбаллой», он заявил о своей поддержке Башара Асада: «Этот молодой лидер держит руку на пульсе арабской улицы и отражает ее совесть, дух и чувства гнева и уныния. Никто не может просто или легко игнорировать его или его слова, тем более что он является президентом страны, которой угрожают Соединенные Штаты… В арабском мире нам нужны такие люди, как он, — люди, которые знают, как руководить… Отсюда, из Бейрута, мы обращаемся к Дамаску и говорим Сирии и ее мужественному арабскому лидеру: Вы не одиноки. Весь народ с вами… весь Ливан поддерживает вас, и это сопротивление боролось и продолжает бороться вместе с вами».
Несмотря на эти риторические заигрывания с режимом Асада, партия изначально пыталась скрыть свое участие в сирийской гражданской войне. Что касается сообщений СМИ о том, что бойцы «Хизбаллы» принимают участие в боях против суннитских боевиков, руководство группировки постоянно отрицало такую причастность. Для этого имеется целый ряд причин. Во-первых, «Хизбалла» часто заявляла, что является неконфессиональной группой сопротивления, борющейся за независимость и суверенитет Ливана: было не так легко отстаивать такую позицию, как поддержка диктаторского режима, уничтожившего тысячи своих граждан. Во-вторых, «Хизбалла» понимала, что ее участие в сирийской гражданской войне, вероятно, будет иметь серьезные последствия для безопасности внутри Ливана. Действительно, суннитские боевики атаковали населенные шиитами районы Бейрута в отместку за поддержку «Хизбаллой» режима Асада. В-третьих, участие «Хизбаллы» в Сирии может повредить ее имиджу как движения, противостоящего тому, что она называет американским империализмом и израильским колониализмом, потому что ее противник теперь не относится ни к тем, ни к другим.
После многих месяцев спекуляций, наконец, в мае 2013 года «Хизбалла» признала присутствие своих боевиков в соседней стране. Группировка попыталась оправдать свое участие в гражданской войне в Сирии, заявив, что защищает населенные шиитами деревни вблизи ливано-сирийской границы и места паломничества шиитов, такие как мечеть Сайида Зайнаб в Дамаске. По словам Мэтью Левитта и Аарона Зелина, мечеть использовалась «Хизбаллой» в 1980-х годах с целью вербовки саудовских шиитов, которые позже, возможно, были причастны к взрыву башен Хобар в 1996 году, направленному против войск США. Руководство партии признало обратную сторону вмешательства «Хизбаллы» в дела Сирии. В послании ливанским суннитским боевикам, сражающимся на стороне сирийской оппозиции, Насралла заявил, что «мы вновь призываем избавить Ливан от любых внутренних столкновений или конфликтов. Мы расходимся во мнениях по поводу Сирии. Вы сражаетесь в Сирии, мы сражаемся в Сирии, тогда давайте сражаться там. Вы хотите, чтобы я был более откровенен? Оставьте Ливан в стороне».
Некоторые аналитики подчеркивают политическое и военное обоснование участия организации в гражданской войне в Сирии. Крис Замбелис утверждает, что «Хизбалла» ввязалась в конфликт, чтобы сохранить стратегическую глубину, которую Сирия обеспечивала группировке на протяжении многих лет. Поскольку страна служит «логистическим сухопутным мостом» между Ливаном и Ираном, для ливанской группировки жизненно важно поддерживать президента Асада. Если сирийский режим падет, к власти может прийти менее дружественное «Хизбалле» руководство с конфессиональными предубеждениями. Кроме того, союз с Сирией помогает группировке поддерживать давление на Израиль и силы, выступающие против «Хизбаллы» в Ливане. Действительно, военная кампания «Хизбаллы» в Сирии является ее первой крупной иностранной авантюрой. К середине 2013 года французское правительство оценивало численность боевиков «Хизбаллы» примерно в четыре тысячи человек. В частности, битва за стратегически важный город Кусейр показала степень вовлеченности «Хизбаллы» в этот конфликт. Участие сил «Хизбаллы» стало решающим фактором победы сирийской армии.
Однако, если говорить о группе, которая определила себя как организацию сопротивления, защищающую Ливан, такое участие нельзя было легко отвергнуть как результат геополитических потрясений. Хотя это объяснение и правдоподобно, оно, как правило, недооценивает приверженность «Хизбаллы» шиитским интересам на Ближнем Востоке. В конце концов, группа была вовлечена межконфессиональные конфликты в отдаленных регионах, таких как Йемен, без какого-либо очевидного геополитического обоснования. «Хизбалла» оказалась в ловушке между глобализированной повесткой и локализованным электоратом.
Взлет, падение и возрождение «Армии Махди»
На протяжении десятилетий политический и социальный статус шиитской общины Ирака был ниже, чем у суннитов. Последние в большинстве своем сплотилось вокруг Саддама Хусейна, в то время как партия Баас насаждала сверху секуляризм и навязывала своим гражданам светскую иракскую идентичность. Режим Саддама усомнился в лояльности шиитов, рассматривая их как пятую колонну Ирана в стране. Следовательно, шииты систематически подвергались дискриминации и маргинализации. После окончания войны в Персидском заливе в 1991 году шииты подняли против режима восстание на юге Ирака. Силы повстанцев состояли из призывников в армию, членов ВСИРИ и других антиправительственных элементов, таких как Иракская коммунистическая партия. Тем не менее, хорошо вооруженной Республиканской гвардии, лояльной Саддаму, удалось подавить восстание в апреле 1991 года. Десятки тысяч шиитов были убиты, а сотни тысяч были вынуждены покинуть свои дома.
Иракский режим пережил санкции ООН и оставался у власти в течение 1990-х годов. После терактов 11 сентября администрация Буша стала проводить интервенционистскую политику на Ближнем Востоке, сосредоточив внимание на продвижении демократии и смене режимов. Вашингтон обвинил Ирак в том, что он является частью оси зла вместе с Ираном и Северной Кореей. В марте 2003 года, наконец, Соединенные Штаты начали вторжение в Ирак.
Падение режима Саддама и последующая дебаасификация в конечном итоге привели к установлению в Ираке политической системы, в которой доминируют шииты. После первых свободных парламентских выборов в январе 2005 года иракское правительство контролировалось шиитскими партиями. Несмотря на широко распространенное мнение средств массовой информации и общественности, иракские шииты не являются сплоченной группой. Напротив, они были разделены борьбой за власть и личными конфликтами. Эта фрагментация в значительной степени получила отражение в их политическом поведении после Саддама. Иракские шииты разделены на три различные политические группировки: ВСИРИ, «Ад-Да‘ва» и Движение садристов. Каждая из них имеет свою собственную идеологическую платформу, представляющую различные школы мысли внутри этого сообщества.
«Армия Махди» (Джайш аль-Махди) была основана молодым шиитским священнослужителем Муктадой ас-Садром в июне 2003 года. Ее название отсылает к скрытому двенадцатому имаму, который, по мнению шиитов, все еще находится на этой земле, хотя и пребывает в сокрытии. Муктада основал группу в Садр-Сити (ранее известном как Саддам-Сити), населенном шиитами районе трущоб на окраине Багдада. Он является сыном Мухаммад-Садика ас-Садра и зятем Мухаммад-Бакира ас-Садра. Оба были влиятельными шиитскими священнослужителями, которые были убиты Саддамом Хусейном за то, что открыто критиковали его режим. Мухаммад-Садик ас-Садр был убит вместе с двумя своими сыновьями на юге Ирака в 1999 году. Мухаммад-Бакир ас-Садр был арестован и подвергнут пыткам сотрудниками тайной полиции в 1980 году. Трагическая история его семьи, безусловно, повлияла на мышление Муктады.
Первоначально он приветствовал свержение режима Саддама американскими войсками. Однако позже Муктада становился все более критичным и в конце концов выступил против администрации Буша и ее местных союзников. Похоже, что молодой шиитский лидер и его сторонники чувствовали себя исключенными из политической системы, возникшей после Саддама, поскольку правительство США в значительной степени сотрудничало с иракскими шиитами, которые находились в изгнании во время правления Саддама. И все же садристы попытались войти в новую иракскую политическую систему. Во время парламентских выборов в декабре 2005 года они присоединились к Объединенному иракскому альянсу и получили тридцать мест. В результате садристы получили министерские посты в новом иракском правительстве, контролируемом шиитами. В конце ноября 2006 года Муктада принял решение вывести своих министров из правительства Малики.
«Армия Махди» попыталась последовать успешному примеру «Хизбаллы» в Ливане. Поэтому она предлагала социальные услуги в районах и местах, где иракское правительство оказалось неспособным или не желало этого делать. По словам жителя Садр-Сити, «это армия добровольцев… Они священнослужители по ночам и герои в дневное время… Эта армия помогает обществу. Они убирают улицы, защищают наши школы и распределяют топливо». Однако группа так и не превратилась полностью в организацию такого размера и структуры, как «Хизбалла». Вместо этого она оставалась вооруженной группировкой, служивей интересам Муктады.
Взрыв мечети аль-Аскари в городе Самарра в 2006 году проложил путь к росту «Армии Махди». Хотя шиитские святыни подвергались нападениям и до этой атаки, это был первый случай, когда суннитские боевики разрушили священную мечеть такого символического значения. В этих обстоятельствах «Армия Махди» воспользовалась широко распространившейся атмосферой страха из-за взрывов, чтобы заполнить политический вакуум. Муктада резко критиковал соперничающие шиитские партии «Ад-Да‘ва» во главе с Нури аль-Малики и ВСИРИ во главе с Сайидом Абдул Азизом аль-Хакимом (братом Мухаммад-Бакира аль-Хакима) за неспособность защитить шиитов. В результате летом 2007 года «Армия Махди» сражалась против «Бригады Бадра», связанной с Верховным советом, в священном городе Кербела.
В тот момент садристы столкнулись с конфликтом на три фронта в Ираке: первый был направлен против суннитских боевиков, второй – против собратьев-шиитов, которые доминировали в политической системе после Саддама, и третий – против сил США. Тем не менее, Муктада не полностью контролировал «Армию Махди»: преступные и нечестные элементы сумели извлечь выгоду из краха иракского государства и последующей «мафиозизации» экономики. Сам Муктада рассматривал растущий раскол между суннитами и шиитами как отвлекающий фактор от более масштабной цели – принудительного вывода американских войск. Однажды он пожаловался, что «эскадроны смерти, которые говорят, что убивают от имени «Армии Махди», пытаются уничтожить нас, разделить нас и помешать нам поднять оружие против оккупационных сил».
После нового раунда боевых действий между «Армией Махди» и иракской армией в Кербеле в августе 2007 года Муктада объявил о шестимесячном прекращении огня. 13 июня 2008 года в мечети в Куфе было зачитано письмо Садра, в котором шиитский священнослужитель объяснял свою стратегию:
- Преобразование «Армии Махди» в гражданское движение, занимающееся религиозными, социальными и культурными вопросами.
- Создание специального подразделения опытных бойцов для оборонительных целей.
- Использование нового гражданского движения для борьбы с западной идеологией и глобализацией.
- Исключение из «Армии Махди» всех, кто не следовал его приказам.
Поэтому для реализации новой стратегии была создана организация под названием «Мумаххидун», что означает «прокладывающие путь». Он предоставлял социальные услуги, такие как уроки Корана и уборка мусора после паломничеств, а также организовывал молодежные мероприятия, такие как футбольные турниры. Сам Муктада покинул страну и отправился в Иран для продолжения учебы. В конце концов он вернулся в Ирак в начале 2011 года. Но он никогда не переставал оказывать влияние на иракскую политику. Его блок получил 40 мест из 325 на парламентских выборах в марте 2010 года. Таким образом, премьер-министр Малики попал в зависимость от Муктады.
«Армия Махди» воспринималась большинством иракских суннитов как сектантская группировка, организующая репрессии против них. И все же садристы всегда стремились подчеркнуть «иракскость» и национализм в противовес сектантству и иранофилии. По словам Патрика Кокберна, который тщательно расследовал деятельность Муктады и «Армии Махди», шиитский лидер даже пользовался популярностью среди некоторых суннитов до 2006 года из-за своей антиамериканской риторики. В действительности «Армия Махди» и последователи Муктады выступали за формирование новой идентичности, которая включала бы некоторые аспекты иракского национализма (например, территориальную целостность), арабскую культурную гордость и некоторые шиитские элементы (например, паломничество к шиитским святыням).
Но взрыв мечети аль-Аскари и нападения на шиитские кварталы с целью убийства привели к быстрой конфессионализации «Армии Махди». Растущее иранское влияние стало дополнительным фактором, способствовавшим идеологической трансформации «Армии Махди». Несмотря на то, что Тегеран приветствовал свержение Саддама, он был встревожен присутствием десятков тысяч американских военнослужащих в соседней стране. Некоторые аналитики описывали, как иранская разведка проникла в «Армию Махди» и другие шиитские ополчения, чтобы начать опосредованную войну против Соединенных Штатов. После вывода американских войск из Ирака в декабре 2011 года Армия Махди перестала действовать, но она не была расформирована. Она оставалась личной армией Муктады. В то же время он увеличил свое присутствие в Интернете, запустив личный веб-сайт.
Военные победы ИГИЛ привели к возрождению «Армии Махди» в июне 2014 года. В частности, падение Мосула сделало очевидным, что иракская армия страдала от низкого морального духа и слабого командования. (Новая) «Армия Махди», которая теперь называлась «Роты мира» (Сарайя ас-Салам), была лучше оснащена и обучена и уже участвовала в боевых действиях против ИГИЛ. Тем не менее, Муктада решил вывести свои силы из боевых действий против Исламского государства в феврале 2015 года, поскольку шиитские ополченцы обвинялись в зверствах против мирных жителей-суннитов. Падение 14 мая 2015 года Рамади, стратегически значимого города, расположенного между Багдадом и Самаррой, приблизило ИГИЛ к шиитским святыням. В результате Муктада предупредил суннитских боевиков, что «их сторонники засыплют землю Ирака своими гниющими телами, если попытаются осквернить какое-либо священное место на этой святой земле».
Подъем «Исламского государства» вынудил иракские шиитские группировки сражаться с суннитскими боевиками, а Сирия стала новым полем битвы. При этом первоначальной причиной мобилизации иракских шиитских добровольцев, по-видимому, не является поддержка режима Асада. Скорее они прибыли в Сирию для охраны шиитских мечетей и святынь. Эти добровольцы сформировали различные группы, в том числе «Бригаду Абу-ль-Фадля аль-Аббаса», названную в честь сына Имама Али. Основной задачей бригады была защита мечети Сайида Зейнаб на юге Дамаска от суннитских боевиков. Зейнаб – важная фигура в истории шиитов, потому что она была дочерью Али и Фатимы и внучкой пророка Мухаммада, которая пережила битву при Кербеле. «Бригада аль-Аббаса» выпустила пропагандистские видеоролики, в значительной степени основанные на исторических повествованиях. Например, в одном из его видеороликов на YouTube говорится, что «потомки Омейядов вернулись со своей несправедливостью, о Зейнаб». Лозунг «Лаббайка Йа Зайнаб!» («Мы здесь ради тебя, о Зайнаб!») был очень популярен среди шиитских боевиков.
Бригада вербовала бойцов среди членов иракской шиитской общины, используя шиитские нарративы о преследованиях и страданиях. Поэтому его боевые подразделения были названы в честь Двенадцати Имамов и других важных фигур шиитской истории. Инструментализация шиитской истории направлена на пробуждение эмоций солидарности и сопереживания среди благочестивых шиитов. Тем не менее, не все шиитские добровольцы являются идеалистами: некоторые из них получали зарплату, присоединяясь к вооруженным группам, воюющим в Сирии. «Армия Махди» официально не участвовала в сирийской гражданской войне. Однако ее действия или бездействие неизбежно влияют на развитие событий в соседней Сирии.
Шиитские боевики между глобальным и локальным
Шиитские военизированные группировки часто пытались установить баланс между глобальной конфессиональной солидарностью с местными политическими реалиями. Фактически, они вовлечены в постоянные усилия по решению собственных проблем и требований своих общин, оставаясь при этом частью охваченного войной шиитского мира. Эта двойная природа шиитских военизированных групп привела к противоречиям и непоследовательности, поскольку преданность этнической общине не всегда одерживает верх над конфессиональной лояльностью.
В Ливане, стране, созданной французскими колониальными властями, конфликты идентичности были особенно очевидны. Из-за своего конфессионального состава Ливана он оказался разделен в культурном отношении и политически поляризован. Ливанские шииты в настоящее время конкурируют за власть и влияние с другими общинами, такими как сунниты и марониты. Но так было не всегда. На протяжении десятилетий институционализированное доминирование маронитов и суннитов вело к маргинализации многочисленной шиитской общины. Несмотря на систематическую дискриминацию, которой они подвергались, шииты оставались верными ливанскому государству и выстраивали свою коллективную идентичность в соответствии с ним.
Подъем «Хизбаллы» в 1980-х годах бросил вызов существующему политическому конформизму. В своем «Открытом письме», опубликованном 16 февраля 1985 года, группировка заявила, что «мы являемся сообществом, связанным с мусульманами со всех уголков мира… Кто бы ни нападал на мусульман в Афганистане, Ираке, на Филиппинах или где-либо еще, это нападение на тело мусульманской нации, неотъемлемой частью которой мы являемся». Таким образом, «Хизбалла» изначально представляла себя как панисламскую организацию с глобальной миссией. Ее желтый флаг включает в себя изображение земного шара, потому что она стремится к международному охвату и влиянию. Более того, группа поставила под сомнение законность ливанского государства и предложила местным шиитам новую, более широкую идентичность, выходящую за рамки национальных границ. В апреле 1987 года тогдашний генеральный секретарь «Хизбаллы» Шейх Субхи ат-Туфайли заявил, что «[группа] не работает и не мыслит в пределах границ Ливана, этой маленькой геометрической коробки, которая является одним из наследий империализма. Скорее, мы стремимся защитить мусульман во всем мире».
Однако с начала 1990-х годов группа в основном воздерживалась от подобной риторики и выступала за независимость Ливана. Решение «Хизбаллы» принять участие в парламентских выборах 1992 года ознаменовало ее постепенное превращение в более локализованную организацию. Поэтому в ее предвыборной программе 1992 года говорилось, что «сейчас крайне важно сотрудничать с другими преданными партиями, чтобы завершить необходимые шаги к… установлению внутреннего мира на основе политического согласия, максимально далекого от отвратительных сектантских предубеждений или узкоконфессиональной дискриминации». Постепенная «ливанизация» «Хизбаллы» стала более очевидной, когда партия впервые решила присоединиться к ливанскому правительству в июле 2005 года. «Политическая глава» «Хизбаллы», опубликованная в 2009 году, стала подтверждением новой ливаноцентрической ориентации партии: там говорится, что Иран является «центральным по своей важности государством в мире ислама», тогда как, согласно её «Открытому письму» 1985 года, страна была «ядром исламского государства в мире».
Идеологическая трансформация «Хизбаллы» совпала с оживленными дебатами о будущем шиитской общины в стране. Например, ливанский шиитский священнослужитель Хани Фахс, критик «Хизбаллы», выступал за создание сильного национального государства для усмирения межконфессиональной напряженности. По его словам: «Первой причиной патологического пробуждения субидентичностей является слабость или отсутствие государства. Государства сводятся к одной партии, расе или секте. В этом типе государства гражданин прибегает к фанатизму, чтобы получить защиту от своей группы. Однако [эта защита] может быть достигнута только через сильное и справедливое инклюзивное и поддерживающее государство».
Что еще более важно, Фахс попросил ливанских шиитов уделять приоритетное внимание своей национальной идентичности, сотрудничать с другими религиозными группами и поддерживать государство, несмотря на его слабости. На самом деле он был не первым шиитским священнослужителем, выступающим за укрепление ливанского государства. Мухаммад Мехди Шамседдин, глава Высшего исламского шиитского совета в период с 1994 по 2001 годы, выступал за создание гражданского государства (ад-даула аль-маданийя), в котором граждане сначала считали бы себя ливанцами, а затем членами различных религиозных групп. Поэтому он попросил шиитов в арабском мире развивать свою национальную идентичность как ливанцев, иракцев или бахрейнцев и интегрироваться в соответствующие страны.
В Ираке шииты исторически были отстранены от власти. Хотя они находились под большим иранским культурным влиянием, чем шииты в Саудовской Аравии и Йемене, их отношения с Тегераном очень сложные. С одной стороны, многие видные иракские шиитские священнослужители имеют иранское происхождение, а иранское присутствие в священных городах Наджаф и Кербела исторически было очень сильным. С другой стороны, многие иракские шииты возмущались иранским влиянием и были ярыми сторонниками иракского национализма. По сути, община разрывается между своими прочными отношениями с Ираном и сохранением уникальной этнорелигиозной идентичности. Статус общины имеет первостепенное значение для региональной стабильности, поскольку в Ираке проживает самое многочисленное шиитское население в арабском мире.
Иракское шиитское духовенство не придерживается единого взгляда на идентичность и государство. Аятолла Али Систани поддержал идею современного национального государства, управляемого политиками: по сути, духовный лидер иракских шиитов не принял модель Хомейни «вилаят аль-факих», которая представляет собой политическое нововведение, нарушающее многовековую шиитскую клерикальную традицию отстранения от политических дел. Систани признал уникальный характер Ирака как полиэтнического и многоконфессионального государства, которое может быть объединено сильной национальной идентичностью. Мухаммад-Бакир аль-Хаким, основатель поддерживаемой Ираном организации ВСИРИ, согласился с этим подходом, хотя ранее он выступал за создание исламской республики иранского образца.
Несмотря на их тактический союз с Ираном, иракские шиитские группировки становятся все более автохтонными в своем мышлении. Когда Муктада возглавил движение садристов после свержения Саддама Хусейна, он инициировал кампанию противостояния шиитским религиозным лидерам иранского происхождения: по сути, он выступал за арабизацию иракского шиитского духовенства. В данном случае этническая принадлежность возобладала над конфессиональной лояльностью. Лоуренс Лоуэр утверждал, что «садристы – это явление, глубоко укоренившееся в специфике иракского шиизма, который развился после войны в Персидском заливе 1990-1991 годов… Кроме того, оно продемонстрировало, что арабская и иракская националистическая идеология баасистского режима не осталась в стороне от влияния на шиитское общество». Не случайно, «Армия Махди» и движение садристов в целом использовали почти исключительно иракские флаги на публичных демонстрациях и собраниях, снимая пропагандистские фильмы, символически отображающие изображения Мекки и арабского всадника. Муктада призвал к созданию исламского государства в Ираке, отвергая при этом вмешательство Ирана в иракские политические дела. Более того, его преданность Ираку указывает на то, что молодой шиитский священнослужитель не полностью принял идею глобального исламского государства.
В целом, справедливо утверждать, что деятельность шиитских военизированных групп не является однородной тенденцией. Взаимосвязь между конфессиональной идентичностью и этнической принадлежностью привела к различным политическим результатам. Что общего у шиитских боевиков, так это когнитивные рамки справедливости. И «Хизбалла», и «Армия Махди» являются группами, стремящимися к справедливости. По сути, они функционировали как агенты глокализации, приняв в качестве ведущего принципа справедливость, воплощающую в себе универсальную идею, которая может быть применена на местном уровне.
Их взгляд на справедливость основан на моральных и этических принципах, изложенных в шиитских нарративах и догматах. В частности, понятие Махди позволило шиитским боевикам определить сущность всеобщей и взаимной справедливости. Начнем с того, что Насралла однажды заявил, что «божественное государство справедливости, реализованное на части этой земли, не останется ограниченным ее географическими границами и является рассветом, который приведет к проявлению Махди, который создаст государство ислама на земле». Аналогичным образом, в интервью телеканалу «Аль-Джазира» Муктада заявил, что его группа «станет армией Реформатора [Махди]. В конце времен появится Махди… и если мы будем способны в умственном, физическом и военном отношении, а также с точки зрения веры, мы все будем его солдатами. Следовательно, «Армия Аль-Махди» – это вопрос веры, и она не может быть распущена». В обоих случаях Махди воспринимается как политико-духовный наставник и символ морального совершенства. Его справедливость применима ко всем, но ее смогут отстаивать только избранные.
Согласно шиитской эсхатологии, Махди вернется на землю, чтобы судить живых и мертвых: тогда справедливость наконец восторжествует. Подразумевается, что исход этой борьбы жестко определен, поскольку существует небесная цель и заранее определенный график времени. Очевидно, что Насралла и Муктада находились под влиянием видения аятоллы Хомейни о возможном триумфе шиитского ислама. Например, иранский лидер однажды заявил, что «с Божьей помощью благодаря распространению Исламской революции сатанинские силы будут изолированы, а правление угнетенных подготовит почву для глобального правления Махди в конце времен».
Так называемое повествование о Кербеле также предлагает совокупность моральных и этических принципов, связанных со справедливостью, таких как мужество, ответственность, самопожертвование, честность и альтруизм. Хусейн и его семьдесят два набожных последователя сражались против гораздо большей армии, посланной Язидом из семейства Омейядов, которые захватили халифат в 661 году. Камран Агайи утверждает, что повествование о Кербеле изображает этих людей «как отважных воинов, которые сражались во имя Бога и божественной справедливости и добровольно отдали свои жизни как мученики». Это был момент абсолютной гордости и чести.
Неудивительно, что «Хизбалла» использовала историю Кербелы для оправдания своих действий. Насралла сравнил нападение группировки на Израиль в 2006 году с восстанием Хусейна против Язида. По его словам, «Хизбалле» «сказали», что у нее есть два варианта: «Либо война продолжится и вы будете раздавлены, либо сдадитесь, сдадите оружие, освободите двух [израильских] пленников, покинете Палестину, откажетесь от суверенитета своей страны …откажитесь от достоинства своего народа… В этот момент… непосредственно дошло до моей совести, моего ума, моего сердца, на 10-й день [священного месяца Мухаррам], когда Имам Хусейн встал и сказал: «Ты заставил меня выбирать между двумя вещами – сражением и унижением. И для нас невозможно быть униженными».
Таким образом, смерть Хусейна по-прежнему служит высшим примером мученичества против угнетения и несправедливости. Это мощное повествование, которое очертило содержание справедливости через лежавшие в его основе моральные и этические принципы. Что еще более важно, это может стать основой для оправдания ответных действий против оппонентов. Мученическая смерть Хусейна должна быть отомщена его истинными последователями, независимо от того, сколько времени прошло. Действительно, повествование о Кербеле было усвоено боевиками «Хизбаллы» в Сирии. Как заявил один из них, «происходящее сегодня в Сирии является повторением того, что произошло более 1000 лет назад во время битвы при Кербеле, которая закончилась убийством Хусейна, внука пророка Мухаммеда. Имам Хусейн был убит халифом Омейядов, что возвестило о расколе между суннитами и шиитами. Мы не позволим этому случиться в другой раз».
Но ключевая роль справедливости не может быть принята без второго компонента, а именно равенства. С этой целью «Хизбалла» попыталась представить себя как группу, открытую для всех ливанских граждан. Таким образом, ее руководство приняло сознательное стратегическое решение преуменьшить значение своего шиитского наследия. Несмотря на то, что эта группа является почти исключительно шиитской организацией, она позиционирует себя как неконфессиональную. Действительно, интеграция «Хизбаллы» в ливанскую политическую систему вынудила группу сделать акцент на компоненте равенства. Согласно ее предвыборной программе 1996 года, «Достижение справедливости и равенства среди ливанцев считается одной из главных основ для создания стабильной, достойной и процветающей страны, в которой все ливанцы участвуют в процессе строительства с энтузиазмом и солидарностью в условиях равенства возможностей, равенства всех, отдельных лиц, классов и областей, в правах и обязанностях, будь то политических, экономических или социальных».
Аналогичным образом, Муктада часто упоминал равенство как фундаментальный вопрос для иракского общества после Саддама. Во время интервью иракской газете «Аль-Хайят» в декабре 2014 года он сказал, что «лично я считаю, что есть несколько способов разрешить кризис с нашими [суннитскими] братьями… Я считаю, что ответственность несут все — в первую очередь религиозные и государственные деятели… Я не допущу, чтобы в Ираке были граждане первого и второго сорта… Все равны, никто не лучше другого, кроме как с точки зрения благочестия и патриотизма».
Таким образом, шиитский священнослужитель попытался достучаться до иракских суннитов, призвав к равенству между различными общинами. Таким образом, он мог бы получить признание как лидер для всех иракцев. Муктада понял, что политическая маргинализация суннитов обходится дорогой ценой безопасности и стабильности. До тех пор, пока иракская политическая система основана на принципе «один человек – один голос», шииты будут продолжать контролировать правительство. Тем не менее жизненно важно обеспечить равное отношение ко всем и равные возможности для всех иракских граждан.
Наконец, шиитские военизированные группировки использовали компонент ответственности за защиту страны, чтобы получить легитимность и признание. Насралла часто использовал этот компонент для оправдания стратегии «Хизбаллы» по противостоянию джихадистско-салафитским группировкам в Сирии. В речи, посвященной восьмой годовщине войны 2006 года, Насралла заявил, что вмешательство «Хизбаллы» в Сирию направлено на защиту Ливана от ИГИЛ: поэтому он подчеркнул, что «мы готовы пожертвовать, поскольку мы представляем мучеников и раненых в этой битве, поэтому мы не будем воздерживаться от защиты наших людей и святынь. Это битва за честь и существование, и мы готовы на жертвы». Аналогичным образом, во время гражданской войны 2005-2008 годов Муктада утверждал, что «долг движения ас-Садра и иракского народа – стремиться к постепенному освобождению Ирака. Освобождение Ирака означает не только ношение оружия. Существует также культурное освобождение, социальное освобождение, военное освобождение и так далее». Оба лидера подчеркнули компонент ответственности за защиту страны, поскольку он мог оправдать действия, предпринимаемые против их местных противников, и выглядел намеренно расплывчатым и неконкретным, чтобы его было можно приспособить к различным целям или сценариям.
Кроме того, шиитские группировки открыли для себя новую миссию по поддержке тех, кто живет в условиях несправедливости. В результате «Хизбалла» и «Армия Махди» распространили норму об ответственности за защиту на другие мусульманские общины на Ближнем Востоке и за его пределами. Насралла заявил, что «Хизбалла… не оставит Палестину, аль-Кудс [то есть Иерусалим] и святые места нации. Мы родились и [выросли] для того, чтобы нести ответственность за защиту Палестины и аль-Кудса». Кроме того, он все больше уделяет внимания шиитам Бахрейна. В январе 2015 года Насралла утверждал, что «мировые правительства и многие из тех, кто поддерживал Арабскую весну, останавливаются на Бахрейне и несправедливости в отношении бахрейнского народа… Настанет день, когда Бахрейн будет населен другим народом [имеется в виду политика бахрейнского режима по привлечению суннитских поселенцев], точно так же, как сионисты населяют земли в Палестине». Его заявление указывало на глубокую озабоченность будущим шиизма в Бахрейне и подразумевало приверженность «Хизбаллы» поддержке шиитского дела в этой островной стране.
Аналогичным образом, Муктада утверждал, что «движение ас-Садра является исламским даже в большей степени, чем иракским… Нападение на любую исламскую или арабскую страну будет означать, что движение ас-Садра окажется заинтересованной стороной… Оно будет защищать ислам, как бы это ни было необходимо». Первое подтверждение этому появилось после того, как в январе 2006 года датская газета опубликовала карикатуры на пророка Мухаммада: этот шиитский священнослужитель заявил, что «это западный крестовый поход и кампания против ислама». Поэтому садристы провели акции протеста против Дании в городе Кут и потребовали вывода датских войск из страны. Похоже, что, несмотря на свои локальные политические и культурные истоки, Муктада и садристы стремились создать организацию, которая выйдет за пределы Ирака.
В последние годы Муктада пытался представить себя религиозным лидером, который стоит выше иракской конфессиональной политики. По этой причине он проявлял интерес к событиям за пределами Ирака и Ближнего Востока. В декабре 2014 года он выступил с заявлением, в котором осудил арест шиитского священнослужителя Шейха Али Салмана, заявив: «Я советую [бахрейнским] официальным лицам освободить его. В противном случае его арест станет началом несправедливого режима и концом любых принципов диалога». В ноябре 2016 года он осудил избрание Дональда Трампа сорок пятым президентом Соединенных Штатов, заявив, что «Верующие и угнетенные люди… заявили о своей вечной враждебности, особенно в связи с учащающимися заявлениями Трампа против ислама и мусульман. Он не делает различия между радикальными и умеренными исламскими движениями». Такой уровень интереса неудивителен, учитывая его глокальный подход к политике: амбиции Муктады в Ираке могут быть реализованы, если ему удастся ребрендировать себя и свою группу из конфессиональной в экуменическую.
Шиитские лидеры и группы оказались на стыке глобального и локального. «Хизбалла» и «Армия Махди» приняли шиитскую версию исламизма, которая продвигает глобализированную повестку, однако основной целевой аудиторией остается их собственная этническая община. Фактически, автохтонизация исламизма сделала концепцию имамата такой же устаревшей, как и концепция социалистической утопии. Именно ключевая роль справедливости преодолела разрыв между догматами глобализированного шиизма и политическими реалиями местных сообществ. Это сближение было достигнуто с помощью моральных и этических принципов, которые вытекают из шиитской теологии, компонента равенства для всех, который может скрывать конфессиональные цели, и ответственности за защиту тех, кто сталкивается с несправедливостью и нуждается в помощи. Таким образом, шиитские боевики смогли сохранить актуальность и влияние в своих собственных общинах.
Заключение
Шиитские военизированные группировки играют все более важную политическую роль на Ближнем Востоке с 1980-х годов. Это вооруженные организации со сложными внутренними структурами и чувством религиозной миссии. Из-за их шиитского происхождения и ориентации их высшее руководство состоит из исламских ученых и правоведов. Но шиитские военизированные группировки не были застрахованы от последствий глобальных процессов.
«Хизбалла» постоянно пыталась сбалансировать свою позицию между глобальным и локальным. Она стала представлять значительную часть ливанских шиитов. Вначале группа выступала за утопическую цель создания глобального исламского государства, основанного на военизированных шиитских группировках, однако позже она встала на защиту суверенитета Ливана. Тем не менее, начало гражданской войны в Сирии поставило «Хизбаллу» перед новыми дилеммами. Группировка решила вмешаться в конфликт, чтобы защитить одного из своих главных спонсоров – режим Асада.
Иракская шиитская община традиционно маргинализировалась суннитскими правителями в Багдаде. Но у них также имеется долгая история мобилизации и жизнестойкости. «Армия Махди» была сформирована для защиты интересов Муктады ас-Садра и движения садристов против проиранских партий, оккупационных властей США и суннитских боевиков. Несмотря на свое конфессиональное происхождение, группа стремилась подчеркнуть свою иракскую принадлежность. Одновременно она пыталась оставаться частью большого шиитского мира, не отказываясь при этом от местной иракской общины. Действительно, Муктада стремился стать лидером, получившим признание как на национальном, так и на региональном уровнях.
Подводя итог, можно сказать, что шиитские вооруженные группировки являются воплощением глокализации. Они придерживаются версии исламизма, которая имеет глобальные притязания, продвигая при этом локальную шиитскую идентичность. Вопрос о справедливости занимает видное место в шиитских дискурсах. Сейед Хасан Насралла из «Хизбаллы» и Муктада ас-Садр из «Армии Махди» постоянно использовали идею справедливости для мобилизации народной поддержки и продвижения своих политических целей.
Судьба шиитских боевиков будет зависеть от исхода гражданских войн в Сирии и Ираке. Они не только вложили стратегические ресурсы (например, бойцов и оружие) в борьбу не на жизнь, а на смерть, но и стали более подвержены идеологическому влиянию глобальной системы. «Хизбалла» и «Армия Махди» оказались втянутыми в порочный круг межконфессионального насилия и мести, из которого они не могут легко вырваться, не подрывая смысла своего существования. Тем не менее, они продемонстрировали способность к адаптации и гибкость в решении новых задач и реалий.
Эммануэль Караяннис
Источник: Karagiannis, Emmanuel. The New Political Islam: Human Rights, Democracy and Justice (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2018). Pp. 135-155.