Гада Джабер. Воспоминания о Мостафе Чамране
Выдающийся деятель исламского движения в Ливане и Иране и один из первых командиров Корпуса стражей Исламской революции Мостафа Чамран погиб 21 июня 1981 года на ирано-иракской войне во время боевых действий в Дехлевийе (провинция Хузестан). Он был женат на ливанке Гаде Джабер, которая родилась в богатой и светской семье, в молодости была избалованной ливанской девушкой. Чамран был тогда директором шиитской школы на юге Ливана и участвовал в событиях гражданской войны в Ливане, будучи командиром. Тогда он и встретил Гаду. Она ненавидела войну, но ей нравились картины Чамрана. Его картины тоже были направлены против войны и призывали к безмятежности, спокойствию и миру. Особенно Гада полюбила картину Чамрана «Свеча». Постепенно любовь к «Свече» превратилась в любовь к Чамрану.
«Я помню, как я сопровождала его в одной из его поездок за город. Он сделал мне подарок в машине. Это был его первый подарок мне, и мы еще не были женаты. Я была очень счастлива и открыла его прямо там. Я увидела платок. Красный платок с крупными цветами. У меня был шок, но он улыбнулся и ласково сказал: «Моим товарищам нравится видеть тебя в платке». С тех пор я ношу платок. Я знала, что товарищи скажут Мостафе, почему ты привел в учреждение женщину, которая не носила хиджаб. Но мне было странно, что Мостафа так старался сблизить меня с товарищами. Он сказал товарищам: «Она очень хорошая, вы ошибаетесь. Она приходит в институт ради вас, но она хочет учиться у вас. Даст Бог, мы сами ее научим». Чамран не сказал, что мой хиджаб был неправильным, я не была похожа на них, моя семья и родственники не были похожи на них. Поэтому его слова произвели на меня впечатление. Он помогал мне шаг за шагом, как маленькому ребенку, которого учат ходить, и привел меня к исламу. В течение девяти месяцев … мы провели вместе девять прекрасных месяцев, а потом поженились» (стр. 18).
Эти предложения являются частью воспоминаний жены одного из самых известных и выдающихся политических и военных деятелей Ирана во время революции и войны, того человека, о чьей храбрости, мужественности, мужестве, отваге, таланте управленца и командира в самые трудные дни после победы Исламской революции и вплоть до его мученической смерти 21 июня 1981 года мы слышали и читали. Это было повествование о мужестве и воспоминания со слов его прекрасных друзей, коллег и товарищей. Но мы и представить себе не могли, что в таком сильном и стойком мужчине, прошедшем через борьбу, войну, огонь и кровь, есть такая нежная и хрупкая душа, способная с такой любовью выбрать жену и с первых часов знакомства стать для нее хорошим проповедником ислама.
Гада Джабер, которая позже выбрала фамилию Чамран, получив иранское удостоверение личности, несколько лет назад рассказала некоторые из своих воспоминаний о годах, проведенных со своим супругом. Это повествование раскрывает некоторые аспекты его личности, поведения, речи, чувств и эмоций мученика Мостафы Чамрана. Они очень необходимы для нашей истории и позволяют лучше представить ее героев, лидеров, ключевых исламских деятелей. В то же время устная история поспособствовала фиксации неписаной и невысказанной истории великих деятелей этой страны, нашедшей отражение в беседах с женой мученика Чамрана, которая прожила с ним 4 года. Хотя этих рассказов Гады Джабер недостаточно, они представляют собой весьма ценное сокровище личных и неизвестных данных о личности Чамрана, его отношении к своей жене и его частной жизни, которые уникальны. Ценность этой информации и данных напоминает нам о том, что необходимо обратиться к семьям и запечатлеть нерассказанные воспоминания многих матерей и отцов, братьев и сестер, жен и детей, чтобы узнать все аспекты жизни выдающихся личностей этой страны, особенно деятелей революции и войны, и сохранить эти воспоминания как сокровище истории этих великих людей, чтобы эти анекдотические истории, рассказы и поучительные примеры были доступны в качестве модели жизни для всех, кто хочет познать различные аспекты их личности.
В первом томе серии, озаглавленной «Луна, скрывшаяся наполовину», жена мученика Чамрана рассказала свои воспоминания, познакомив таким образом читателей с собой и своим мужем. По ее словам, ее бабушка иммигрировала из Тира в Палестину. Она была верующей, носила хиджаб, рассказывала у себя дома об Имаме Хусейне и всегда молилась. Она и вырастила Гаду. Эта ливанская девочка родилась в Лагосе, столице Нигерии, потому что ее отец Джабер ездил в Китай и Африку по торговым делам. Она выросла в полном благополучии, потому что отец закупал и продавал одежду и необходимые аксессуары из Парижа и Лондона. Она увлекалась чтением, поэзией и писательством. Она опубликовала книгу и написала стихи об исламе и плачевном положении Ливана из-за войны. По-видимому, писательницей и поэтессой ее сделала красивая и роскошная двухэтажная вилла на берегу Средиземного моря в городе Тир. Она некоторое время преподавала в средней школе. Именно в это время она встретилась с имамом Мусой Садром, председателем Высшего исламского шиитского совета Ливана. Ее попросили поработать в детском доме, где она встретилась с мужчиной, который позже стал ее мужем. Он уже был женат и имел четверых детей, которые жили в Соединенных Штатах. Мужчина был на 20 лет ее старше, это был иранец, военный человек, посвятивший себя борьбе и прошедший военную подготовку.
При первой встрече со своим будущим мужем Гада была потрясена его хорошими манерами, его речью, его мышлением, его артистизмом и его чувствами. «Он говорит как человек, который знает меня уже давно … Мостафа принес календарь, похожий на тот, что Сейед Гарави дал мне несколько недель назад. Я посмотрела и сказала ему, что уже видела его. Мостафа сказал: «Ты видела все картины? Какая из них тебе понравилась больше всего?» Я ответила: «Свеча». «Свеча» произвела на меня большое впечатление. Он стал настойчиво расспрашивать: «Свеча? Почему свеча?» Я непроизвольно заплакала и сказала: «Не знаю. Эта свеча, этот свет, будто бы присутствует в моем существовании. Я не думала, что кто-то может так красиво понять и показать значение свечи и самопожертвования». Мостафа сказал: «Я не думал, что ливанская девушка может так хорошо понять свечу и ее значение». Я спросил его: «Кто это нарисовал? Я хотела бы увидеть его и познакомиться с ним поближе». Мостафа сказал: «Это моя работа». В тот момент, когда я увидела его улыбку и выражение лица, я задумалась: «Вы рисуете?!» Мостафа сказал: «Да, я это нарисовал». Я сказала: «Вы же живете войной, как вы можете этим заниматься?! Я не думаю, что у вас часто бывают такие чувства». Затем произошло нечто более странное. Оказывается, Мостафа читал мои произведения. Он сказал: «Я прочитал все, что ты написала, и летал вместе с твоей душой». В этот момент у него потекли слезы. Это была наша первая встреча, и она была очень красивой» (стр. 16 и 17).
Гада привязалась к Мостафе Чамрану, человеку с великой и свободной душой, оторвавшейся от этого мира и его богатств. Но эти вещи не представляли никакой ценности для семьи Гады. Они выступали против Мостафы Чамрана, потому что у него не было ничего на свете: ни денег, ни дома, ни удобств для жизни. «В ливанском обществе ценность людей заключается в их внешнем виде и их деньгах. Кого-то уважают за стильную одежду, а если он врач, у него должна быть дорогая машина». В конце концов Мостафа сделал Гаде предложение через Сейеда Гарави, чтобы самому не иметь дело с противодействием со стороны ее семьи. Имам Муса Садр пришел и заверил его. Однако Гада все еще настаивала на том, чтобы выйти замуж за Мостафу, хотя ее семья воспротивилась этому. «Я решила выйти замуж за Мостафу любой ценой. Я думала, что мы наконец поженимся с разрешения г-на Садра, который является шариатским судьей. Но Мостафа был против этого. Он настаивал на том, что, несмотря на все давление, мы должны пожениться с разрешения моих родителей. Он сказал: «Постарайтесь добиться их согласия с любовью и добротой. Я не хочу выходить за вас замуж и расстраивать ваших родителей». При всех своих чувствах и натуре, он уважал моих родителей. Он настаивал на том, что в этом случае права родителей не следует ущемлять» (стр. 20).
Гада, наконец, выступила против мнения своей семьи и объявила, что через два дня она выйдет замуж за Мостафу. Ее отец дал согласие, но мать по-прежнему была категорически против. Гада сказала: «Мостафа прекрасен, он нежен и любит семейство пророка Мухаммада. Я также люблю их всех» (стр. 23). Гада была настолько ошеломлена личностью, поведением и характером Чамрана, что только через два месяца после замужества поняла, что он лысый, и у него нет волос. Их свадебная вечеринка прошла без роскоши в присутствии нескольких родственников Гады и несколькими родственниками имама Мусы Садра, присутствовавшими в качестве гостей со стороны жениха.
Мать Гады все еще не позволяла своей дочери переселиться в дом жениха и настояла на том, чтобы Гада развелась с Чамраном, так что между ними постоянно возникали ссоры. После того, как ее мать заболела, Мостафа Чамран помог ей, спас ее от обстрелов со стороны Израиля и отвез в Бейрут, госпитализировал ее, попросив Гаду остаться с матерью на неделю в больнице. Он ходил в больницу всякий раз, когда мог. Благодаря этому Чамран произвел впечатление на мать Гады и получил от нее согласие на переезд невесты в дом жениха. После того, как мать выздоровела, Гада должна была отправиться в дом своего мужа. В назначенный день Мостафа «взял мою руку и поцеловал ее, прежде чем завести свою машину». Он поцеловал меня и поблагодарил со слезами на глазах. Я спросила: «Почему Мостафа?» Он сказал, что рука, которая служила его матери все эти дни, священна для меня, и я должен поцеловать ее». (Стр. 28) Мать Гады, однако, заставила Чамрана дать обещание, что, пока она будет жива, как и в те дни, когда ее дочь не была замужем, она будет застилать ей постель утром, когда она проснется, и приносить ей стакан молока и кофе на подносе. Чамран сдержал обещание до своей мученической смерти.
После женитьбы и переезда в квартиру мужа, представлявшую собой две комнаты в здании Сиротской школы с 400 сиротами, Гада постепенно узнавала больше о личности Чамрана. Чамрана отличала любовь к осиротевшим во время войны шиитским детям. Кроме того, благодаря словам имама Мусы Садра о Чамране, Гада познакомилась с другим миром – миром духа и смирения своего мужа, и обнаружила, насколько глубока привязанность между ними. «Ты замужем за великим человеком. Бог дал вам величайшую вещь в мире, вы должны ценить Бога» (стр. 32). Гада всё больше понимала значение этих слов в дни бомбардировок городов сионистским режимом, особенно, когда Чамран отказался покинуть детский дом, который также был базой партизанов Амаль, и оставить борьбу против сионистов. Он остался, продолжал сопротивляться и бороться, и, конечно же, его переполняла Божественная любовь, восхищение закатом солнце на море в Тире и прочими красотами, созданными Богом. Окруженный со всех сторон смертью, он осознал могущество Бога и красоту заката, и совсем не боялся смерти. Об этом упоминается в его трудах: «Я иду к Королеве Смерти, чтобы обнять ее, но она убегает от меня. Высшее наслаждение – это радость смерти и быть убитым ради Бога». (Стр. 34)
После победы Исламской революции в Иране Гада, Чамран и другие преданные сторонники шиитского Ирана ликовали, но вскоре настал очень болезненный и полный слез день, когда она была вынуждена согласиться на отъезд Чамрана в Иран. Несколько дней спустя она получила письмо, в котором Чамран писал: «Имам попросил меня остаться здесь, и я останусь. Возможно, я смогу больше помочь людям в Иране, чем в Ливане» (стр. 35) Конечно, через некоторое время Гада прибыла в Иран. Она приезжала несколько раз, пока в 1979 году не произошли события в Курдистане. На этот раз Гада тоже приехала в Иран. Она слышала, что Чамран упорно боролся против контрреволюции в Паве. Он тоже ждал прибытия Гады и послал одного из своих друзей, чтобы тот отвез ее в его штаб-квартиру. «Когда я прибыла туда, Паве был освобожден. Мостафы там не было. Я увидела его на следующий день. Когда он прибыл, на нем была та же военная форма, и она была грязной. Я вспомнила о Ливане. Мне казалось, что история с автоматом Калашникова и военной формой на Мостафе в Иране закончится, но я обнаружила, что это не так. Паве будто бы был еще одним Ливаном! Мостафа сказал мне: «Я хочу остаться в Курдистане, чтобы покончить с проблемой, вот почему я хотел, чтобы ты приехала сюда. Потому что у нас нет дома в Тегеране, и тебе лучше остаться здесь». Он попросил меня быть осторожным и писать об этих событиях, особенно для газет арабских стран. Мостафа говорил, а я писала. Я была с ним в Курдистане около месяца … Конечно, большую часть этих дней мы провели в Мариване. Там тоже не было ничего для жизни. Мне даже негде было переночевать. Все это были военные казармы и несколько средненьких домов, которые были похожи на бараки, но не на дома. Я спала на земле в этих комнатах. Много раз я была голодна, а еда состояла из арбуза и сыра. Это были очень тяжелые дни». (стр. 37-38). После освобождения Паве Гада вернулась в Ливан.
Другая часть воспоминаний Гады Джабер в этой книге связана с 9 месяцами после начала навязанной войны, закончившимися мученической смертью Чамрана. Тяжелые дни, но очень красивые и романтичные. Когда началась война, Чамран быстро добрался до Ахваза и обосновался в штабе иррегулярных войн. Гада также прибыла в Иран на военном самолете C-130. В первые дни она работала на арабском радио и передавала сообщения на арабском языке. «Много раз, в течение двух или четырех дней, я ничего не знала о Мостафе, я не могла его найти, а потом я получала небольшой листок бумаги, на котором было написано: «Я вверяю тебя Богу». Он делал это и в Ливане» (стр. 41, 42). Он был ранен во время осады Сусангерда. Гада отправилась в больницу. Когда Мостафу привезли из операционной, она была счастлива его видеть снова. «Я приготовилась переехать в Тегеран, чтобы немного отдохнуть. Я сказала Мостафе ночью: «Мы собираемся ехать?» Он засмеялся и сказал: «Я не собираюсь уезжать. Если я поеду в Тегеран, мои товарищи будут морально ослаблены. Если я не смогу сражаться на передовой, по крайней мере, я могу оставаться здесь и разделять их тяготы»». (стр. 42).
Гада не переставала выражать свои чувства даже тогда, когда Чамран был госпитализирован, и она хотела вытащить Чамрана с поля боя любым возможным способом. Итак, она сказала ему: «Мостафа, ты мой», на что он ответил: «В любви все прекрасно. Ты заботишься о собственности. Я принадлежу Богу. Это бытие принадлежит Богу». Я написала ему: «Я хотела бы, чтобы ты когда-нибудь стал старым. Я жду, когда ты состаришься, чтобы ни автомат Калашникова, ни война не отняли тебя у меня». И он ответил: «Это эгоизм. Но я люблю твой эгоизм…» (стр. 44).
Гада Джабер хорошо помнила свою последнюю встречу с мужем. Когда вечером 20 июня 1981 года она сидела в операционной Штаба нерегулярных вооруженных сил, Чамран внезапно вошел в комнату и сказал, что вернулся сегодня вечером из-за нее. После нескольких романтических фраз, которыми они обменялись, Чамран сказал: «Тебе больше нужна любовь, чем мне, и это любовь Бога. Ты должна достичь этой стадии совершенствования, на которой ничто не удовлетворяет тебя, кроме Бога и любви к Богу. Теперь я могу идти с уверенностью». Гада не понимала, о чем в это время говорил Чамран. «В ту ночь Мостафа лежал на кровати. Я думала, он спит. Я подошла и поцеловала его … Даже когда я поцеловала его ногу, он не пошевелился. Я чувствовала, что он проснулся, но он не хотел ничего говорить. Он держал глаза закрытыми; это была правда. Мостафа сказал: «Завтра я приму мученическую смерть». Я думала, он шутит. Я сказала: «Откуда ты это знаешь?» Он ответил: «Я просил Бога о том, чтобы он принял мученическую смерть. Я знаю, что Бог примет мою просьбу, но я хочу, чтобы ты дала согласие. Если ты не дашь согласия, я не стану мучеником». Это было для меня большим сюрпризом. Я сказала: «Мостафа, я не даю согласия, и ты не можешь выбирать судьбу. Что ж, всякий раз, когда Бог захочет, чтобы ты принял мученическую смерть, я буду довольна Божьей волей, и я жду этого дня. Но почему именно завтра?» Он настоял на том, чтобы уехать отсюда на следующий день, и ему было нужно мое полное согласие. Наконец он получил мое согласие. Я не знаю, почему дала согласие. Он дал мне письмо, которое было его завещанием, и сказал мне, что его не следует открывать до завтрашнего дня» (стр. 45 и 46). Чамран также предложил ей две вещи. Во-первых, чтобы она не возвращалась к себе в Ливан и оставалась в Иране, а во-вторых, чтобы она вышла замуж после него. «Утром, когда Мостафа собрался ехать, я, как обычно, приготовила его одежду и оружие, дала ему холодной воды. Мостафа взял их и сказал мне: «Ты очень хорошая девушка» (стр. 47).
Гада бросилась в больницу, когда услышала новость о мученической смерти Чамрана. Ей сказали, что он был ранен, но она знала, что ее муж принял мученическую смерть. Она отправилась прямо в больничный морг. Когда Гада увидела его мертвое тело, она сказала: «Боже, прими от меня эту жертву». Словами Гады: «Я почувствовала, что Бог устранил многие опасности из-за праведника, который когда-то ходил по этой земле в чистоте» (стр. 49). В последний раз она сопровождала тело своего мужа в мечеть на его родине и разговаривала с ним до утра. «Я положила голову ему на грудь и разговаривала с ним в мечети до утра. Это была прекрасная ночь и трудное прощание» (стр. 50).
Джафар Гольшан Роугани
По материалам книги: «Ниме панхан мах» (т. 1)