Решающие факторы возникновения революции в Иране. Ч. 1. Структурные факторы
Долгосрочные причины Исламской революции в Иране коренятся в основном в структурных факторах, которые проявляются в проблемах политических, экономических, культурных и социальных структур иранского общества. Эти структурные проблемы, которые формировались в течение длительного времени и глубоко укоренились, обеспечили основу для фундаментальных изменений (т. е. революции), и действительно добровольные причины наложились на такие структурные причины и породили кризис.
Рассмотрев расстановку политико-идеологических группировок в десятилетие, предшествовавшее революции в Иране, теперь мы можем лучше разобраться с объяснением факторов, вызвавших появление революции. По существу, существуют две крупные теории по поводу феномена революции. Одна теория анализирует феномен революции как игру актеров, которые присутствуют на сцене и совершают революцию, учитывая роль и волю свободных агентов, необходимых для совершения революции. С этой точки зрения, революция предстает как переходный глагол и как такое условное явление, подчеркивая, что ее возникновение не является обязательным и неизбежным. Другая теория рассматривает революцию как необходимый процесс, независимый от воли и выбора имеющихся свободных акторов, и анализирует ее как непереходный глагол. Она рассматривает революцию как процесс, который неизбежно происходит, хотим мы того или нет, и на самом деле революцию порождают крупные структуры и история. Таким образом, они считают, что революция происходит, а не совершается; то есть революционный лидер направляет революцию, опираясь на существующие структуры. Хотя такие односторонние взгляды встречаются в исследованиях революции, в новых подходах к революции акцент обычно делается на смешанных взглядах, сочетающих структуралистские и волюнтаристские подходы, в которых революция рассматривается как результат совокупности структурных и неструктурных условий. Они имеют многослойный и многомерный взгляд на революцию и утверждают, что одномерные взгляды вообще не могут объяснить революцию. Действительно, совокупность структурных и добровольных условий в предшествующие годы и десятилетия до революции дала толчок и подготовила почву для появления того, что называется революцией. Поэтому, учитывая силу таких смешанных взглядов в исследовании коренных причин и процесса Исламской революции в Иране, мы продолжаем рассматривать структурные и добровольные факторы, влияющие на Исламскую революцию Ирана, с тем чтобы можно было предложить более адекватное объяснение причин возникновения этой революции.
А) Структурные причины возникновения Исламской революции в Иране
Как описано выше, причины революции в Иране можно классифицировать как структурные и добровольные. Из структурных можно выделить долгосрочные и среднесрочные факторы, а среди добровольных причин — краткосрочные и провоцирующие факторы. На самом деле причины революции следует рассматривать как многомерные и многослойные, а одномерные перспективы не могут объяснить революцию. В разделе о структурных причинах революции мы рассмотрим политическую, экономическую, культурную и социальную структуру, влиявшую на формирование революции. Мы также изучим тип и место этой структуры в международной системе, а также тип международных связей, которые дали этой структуре возможность выжить в международной системе. Будут проанализированы уязвимые стороны и кризисы этой структуры, породившие революцию.
Тем не менее, изучение структур не может быть достаточным, поэтому следует также рассмотреть роль свободных агентов в формировании почвы для возникновения революции. Это означает, что нужно выделить добровольные причины, ведущие к революции, включая роль руководства, идеологию и массовую мобилизацию.
Долгосрочные причины Исламской революции в Иране коренятся в основном в структурных факторах, которые проявляются в проблемах политических, экономических, культурных и социальных структур иранского общества. Эти структурные проблемы, которые формировались в течение длительного времени и глубоко укоренились, обеспечили основу для фундаментальных изменений (т. е. революции), и действительно добровольные причины наложились на такие структурные причины и породили кризис.
Прежде всего, поиск главной причины революции в структуралистских теориях, таких как некоторые марксистские, функционалистские и дюркгеймовские теории, привлекает внимание мыслителей к возникновению своеобразного дисбаланса в дореволюционном обществе. Этот дисбаланс можно рассматривать либо в экономической сфере как результат несогласованности производительных сил и производственных отношений, либо в социокультурной сфере, а именно как дисбаланс между подсистемами социальной системы или между убеждениями и неравномерной культурной ситуацией, либо в политической сфере, обусловленной дисбалансом состава элиты и правящей клики.
Общая концепция этих теорий заключалась в том, что в ситуации равновесия центростремительные силы доминируют над центробежными, но при структурных изменениях и постепенном распространении сил, нарушающих равновесие, равновесие теряется, обеспечивая условия для изменения и, наконец, для наступления революции[1].
Таким образом, структуралистские теории революции начинают обсуждение причинности с момента возникновения непоследовательности и дисбаланса. Согласно этой концепции, социология несбалансированных обществ обычно логически предшествует социологии революции. Другими словами, понимание того, как рушится социальный порядок, требует в первую очередь признания корней структурного дисбаланса в этих обществах[2].
На этом основании структурные причины как долгосрочные факторы будут создавать фундаментальные нарушения и дисбаланс в социальной системе. Эти расстройства, как описано выше, являются глубокими и сложными, а потому, действительно, напоминают пути, по которым движутся добровольные причины как краткосрочные причины, так что краткосрочные причины не могут привести к революции без структурных параметров.
В этом исследовании будут рассмотрены факторы уязвимости и кризисы политической, экономической, культурной и социальной структуры, открывающие путь к окончательному кризису, ведущему к революции.
1) Негибкая политическая структура
Иранская политическая структура постоянно была закрытой деспотической и авторитарной структурой на протяжении большей части исторических периодов, включая эпоху Каджаров и Пехлеви. По этой причине многие исследователи использовали такие термины, как восточный деспотизм и патримониализм для старых правительств Ирана, а также такие термины, как султанат, неопатримониализм и бонапартизм для теоретического объяснения природы государства Пехлеви, анализируя причины такого деспотизма. Очевидно, что политическая система при Пехлеви была продолжением авторитарной и элитарной системы эпохи Каджаров с той лишь разницей, что природа сил изменилась в соответствии с новыми внутренними условиями[3].
При режиме первого Пехлеви (Реза-шаха – Иран-1979), несмотря на предпринятые фундаментальные меры по промышленному, административному и военному развитию, в области политического развития Ирана, они не только подавляли свою оппозицию, но и различными способами устраняли тех, кто сыграл решающую роль в приведении их к власти (казнь, изгнание или домашний арест), концентрируя всю государственную власть в своих руках. Отстранение Реза- шаха от власти в 1941 году и возвышение второго монарха Пехлеви (Мохаммад-Реза-шаха – Иран-1979) создало перспективу для изменения существовавших тогда условий; но Мохаммад-Реза-шах, как и его отец, не проявил никакой гибкости для изменения своей закрытой структуры власти, поощрения участия народа в политике и принятия критики[4].
В частности, после августовского переворота 1953 года с подавлением политических сил (националистических, религиозных и левых) государство постепенно перешло к расширению военного и силового аппарата как своей важнейшей силовой базы при финансовой поддержке США, а затем с увеличением нефтяных доходов усилило свою автономию от социальных групп. Это позволило шаху укрепить свой контроль над правительством. Демократические институты и процедуры, такие как выборы, парламент и судебная власть, сохранились лишь в поверхностной форме и на уровне законодательства, однако отсутствие оппозиционного лагеря позволило шаху сделать неэффективными те правовые институты и процедуры, с помощью которых общество могло бы ограничить власть[5]. Государственная политика все больше смещалась в сторону дальнейшей концентрации и персонализации власти, а правовые методы воздействия социальных групп на власть постепенно исчезали.
Вместо того чтобы модернизировать политическую систему, шах строил свою власть на трех столпах, включая вооруженные силы и силы безопасности, сеть поддержки двора и обширную государственную бюрократию, тем самым увеличивая свою дистанцию и автономию от социальных групп[6]. В этом направлении приоритетное внимание уделялось увеличению численности вооруженных сил и сил безопасности, таких как САВАК, Шахская инспекция и второго эшелона армии в качестве основных опор для поддержания политической системы. Шах пользовался колоссальной поддержкой со стороны США и был занят преследованием политических групп и подавлением требований социальных групп с помощью этих сил.
В этот период решения, как правило, принимались самим шахом при консультации с ограниченным числом надежных советников, которые не были способны представлять интересы конкретных социальных групп. Среди них были Асадоллах Алам, Эгбал, Шариф Эмами, Ховейда, Амузегар, Фардуст, Насири, Овайси и Туфаниян. С другой стороны, из-за неоспоримой роли шаха в принятии решений правительственные ведомства обладали незначительными независимыми полномочиями. Премьер-министры избирались исключительно шахом, а теневые кабинеты, включая его ближайших советников, полностью подчинялись ему и формировались постепенно[7]. Эти действия предоставили шаху широкий контроль над правительственными органами и еще больше затмили их индивидуальную автономию. Кроме того, были сокращены полномочия провинций и усилен централизм. Две законодательные палаты (Сенат и Совещательное собрание) стали рычагами давления на правительство. Поскольку половина сенаторов состояла из назначенцев монарха, эта палата фактически служила инструментом в руках шаха и никогда не имел какой-либо легитимности. Совещательное собрание имело особое значение до переворота, а после переворота было подконтрольно силам безопасности, и только очень ограниченное число народных кандидатов могло пробиться в парламент. В последующие годы даже это ограниченное число людей сталкивалось с повышенным давлением правительства и не могло войти в парламент, ведь парламент (особенно после 21-го созыва) действовал не иначе, как поддерживая решения шаха[8].
Политические партии после переворота были запрещены, но шах решил создать в 1957 году две формальные партии – «Националистов» («Меллиюн») и «Народную» («Мардом»), чтобы соорудить фасад в виде конкурентной политической системы, организующей социальные силы нового среднего класса. Эти две партии возглавляли два советника шаха, Манучехр Эгбал и Асадолла Алам. Для сил безопасности эти две партии превратились в единственные правовые механизмы участия в политических делах. Однако партиям не удалось рекрутировать новых членов, за исключением нескольких тысяч. Фальсификации и подтасовки на выборах в парламент 20-го созыва стали поворотным моментом, приведшим к падению репутации этих партий и некоторым изменениям в них[9].
Приход к власти в США в 1961 году демократов и Кеннеди и его планы реформ оказали большее давление на режим шаха в плане создания открытого политического пространства и осуществления реформ в Иране, вызвав мобильность среди противостоящих социальных сил, а именно религиозных националистов и партии «Туде». Эти относительные политические свободы, которые были ограничены подавлением 6 июня 1963 года народного восстания против незаконного референдума шаха, породили новую эру концентрации власти и деспотизма, интерпретируемую некоторыми исследователями как «нефтяной деспотизм»[10].
В 1963 году на смену Партии националистов пришла партия «Новый Иран». Партия была создана небольшой группой молодых технократов во главе с Хасанали Мансуром, который представил себя как сторонника реформ «Белой революции». Партия как правительственная партия получала финансовую помощь от САВАК и канцелярии премьер-министра[11].
Эта партия действовала до 1974 года в качестве передовой сети, включавшей в себя различные учреждения, и контролировала приблизительно 90% профсоюзов и сельских кооперативов, имея связи с большинством базарных гильдий и организаций здравоохранения, грамотности и развития, созданных в результате «Белой революции».
Эта партия издавала 67 газет и журналов, управляла сетью молодежных клубов по всей стране и даже приступила к созданию колледжа для подготовки политических управленцев, но, несмотря на эти действия, никогда не пользовалась всеобщим признанием и не являлась популярным учреждением[12].
В 1974 году шах был разочарован неудачей партии «Новый Иран» и неспособностью Народной партии заручиться поддержкой его политики, он не хотел терпеть даже ту скудную критику, которая неизбежно встречается в рамках двухпартийной системы. Он внезапно упразднил обе партии и установил новую однопартийную систему с партией «Растахиз» («Воскрешение»), в которой генеральным секретарем был Амир Аббас Ховейда, технократ-бахаист. Он надеялся, что его партия послужит толчком для контролируемой массовой мобилизации. Однако, несмотря на предупреждения шаха о том, что все, кто отказался стать членом партии, должны были покинуть Иран, эта партия также не пользовалась легитимностью в глазах общества.
Главной целью партии было направить требование политического участия новых общественных сил, причем девизом партии было именно политическое участие[13]. Теоретиками этой партии, как правило, были молодые политологи, прошедшие подготовку в американских университетах. Они находились под сильным влиянием профессора политологии Сэмюэля Хантингтона и считали, что единственный способ достижения политической стабильности в развивающихся странах – это создание дисциплинированной государственной партии. По их мнению, такая партия должна была бы обратиться к системной связи между государством и обществом и наделить государство полномочиями по мобилизации людей. Следовательно, эта партия должна была бы устранить опасности, связанные с деструктивными социальными элементами. Разумеется, эта группа проигнорировала тезис Хантингтона о том, что в современную эпоху монархии не было места. Они также не обратили внимания на его предупреждение о том, что партия является не только инструментом государственного контроля над массами, но и связующим звеном, передающим давление общества на государство и государственные заказы обществу[14].
Исходя из этого, партия преследовала главную цель – преобразование устаревшей военной диктатуры в монолитное однопартийное государство. Партия сумела обеспечить государству контроль и влияние на средний класс государственных служащих, городской рабочий класс, сельские массы и в меньшей степени на зажиточный средний класс, особенно на базар[15].
Партия была окончательно распущена в 1977 году в результате усилившейся народной политической борьбы. В то же время насилие и подавление представляли собой основной инструмент, используемый против политических диссидентов, политические лидеры националистических и левых групп жестоко подавлялись и предпочитали хранить молчание, а религиозные лидеры были изолированы, находясь в изгнании или в тюрьмах. Хотя открытие политического пространства, возникшее в результате давления Картера с приходом в США к власти демократов в 1977 году, обеспечило основу для деятельности определенных политических групп в Иране, эта специальная акция не привела к серьезным изменениям.
В целом, основные характеристики политической сферы в этот период включали низкий уровень политической институционализации, высоко персонифицированный характер политической власти, политическую монополию, распространение неформальных отношений на политическую сцену страны и непотизм, а также исключение политической составляющей из любых преобразований и реформ. Это усугубило уязвимость режима и ускорило формирование почвы для начала революции.
2) Неравномерная экономическая структура
Экономическая структура Ирана постепенно трансформировалась со времен Сефевидов до эпохи Каджаров из самодостаточной экономики в зависимую[16]. К факторам, обусловившим такую трансформацию, можно отнести влияние на Иран колониализма, конфликты Ирана с Россией и Великобританией, экономические и политические соглашения с этими державами, с одной стороны, и слабость и неэффективность политической системы, а также деспотизм и коррупцию центрального правительства в Иране – с другой. Это привело к отсталости и неэффективности экономической структуры Ирана.
При Реза-шахе при поддержке Великобритании, которая хотела иметь сильное центральное правительство в Иране, были предприняты усилия, приведшие к экономическим и промышленным изменениям в стране и обеспечивавшие основу для формирования псевдокапиталистической экономики в Иране. Однако наиболее важный период экономических преобразований в современном Иране приходится на период после переворота 1953 года. В эту эпоху поддержка США и нефтяные доходы Ирана сделали возможными быстрые скачки в иранской экономической структуре.
После окончания конфликта по поводу национализации нефти и переворота 1953 года, который привел к колоссальному росту влияния США в Иране, внимание к экономическим, социальным и культурным реформам в союзных странах, в частности в Иране, подвергшемся коммунистической пропаганде, стало приоритетом во внешней политике США, направленной на поддержание связей этих стран с Западным блоком. На этой почве, спустя год после переворота, в 1954 году, в экономической структуре Ирана с помощью американских советников был инициирован ряд мероприятий. Таким образом, второй пятилетний план развития страны (1956-1961 гг.) был разработан при финансовой поддержке США и Всемирного банка, а также доходов от продажи нефти[17]. В результате реализации этого плана, который был направлен на расширение иранской экономической инфраструктуры, были начаты экономические инфраструктурные проекты, открывающие путь для принятия следующих планов.
Третий план развития был начат в период (1962-66 гг.), когда внешняя политика Ирана претерпела значительные изменения. Приход Кеннеди к власти в 1961 году в Соединенных Штатах и его акцент на реформах в странах третьего мира оказали дальнейшее давление на шаха, чтобы он углубил намеченные США реформы в Иране. Исходя из стратегических интересов США, Кеннеди полагал: «Одни лишь военные пакты не могут помочь странам, где социальная несправедливость и бардак в экономике открыли путь для [коммунистического] саботажа. Соединенные Штаты не могут уделять внимание проблемам наименее развитых стран только в военном плане. Никакое количество вооружений и войск не может обеспечить стабильность режимам, которые приходят в упадок или отказываются начать социальные реформы»[18]. Поэтому он подчеркнул необходимость ускорения полномасштабных реформ в этих странах с целью искоренения социальных оснований для массовой увлечения эгалитарными лозунгами коммунистов. В этом отношении Иран пользовался особой известностью. Оказавшись на своем посту в Белом доме, Кеннеди вскоре создал специальную оперативную группу для изучения условий в Иране во главе с помощником госсекретаря США Филиппом Талботом. В мае 1961 года целевая группа рекомендовала провести реформы в Иране и поддержать Амини, чтобы он стал премьер-министром[19]. Невозможно оценить степень давления США на шаха в целях осуществления реформ, но соответствующие американские чиновники считают, что давление США на шаха сыграло решающую роль в инициировании реформ в этот период[20].
С другой стороны, американские теоретики в те годы давали новые рекомендации странам третьего мира, формулируя новые теории, чтобы обеспечить политическую стабильность в этих странах, поощряя определенные экономические изменения. В этом направлении в 1960 году американский экономист Ростоу представил свою теорию развития в работе «Этапы экономического роста: некоммунистический манифест»[21], оказавший огромное влияние на теоретиков развития в Иране и технократов, работавших в Организации планирования и составления бюджета (которые, как правило, были выпускниками американских колледжей).
Изучение третьего, четвертого и пятого планов развития, которые были разработаны и осуществлены в период с 1962 по 1978 годы, а также земельных реформ начала 1960-х годов, позволит четко выявить влияние указанной модели и теории Ростоу на соответствующие планы в Иране. В соответствии с вышеупомянутыми подходами третий план развития (1962-66 гг.) был ориентирован на быструю индустриализацию и подготовку к принятию стратегии импортозамещения. Этот план, который был разработан планово-бюджетной организацией с помощью американских советников, носил более всеобъемлющий характер, чем предыдущие планы[22].
Наряду с третьим планом под давлением американских демократов были осуществлены земельные реформы, трансформировавшие социально-экономическую структуру страны. План земельной реформы представлял собой прелюдию к более полному плану реформ, получившему название «Белая революция», которая пропагандировалась шахом.
Поскольку в таких странах, как Иран, большая часть населения жила в деревнях и занималась сельским хозяйством, вопрос о землях и земельных реформах продолжал привлекать внимание теоретиков развития. Невнимание американских государственных деятелей к столь важному вопросу расценивалось как причина расширения влияния коммунистов среди крестьян и политической нестабильности их союзников. Поэтому пункт 4 плана Трумэна с самого начала был ориентирован на реформирование аграрной структуры и земельных вопросов стран с переходной экономикой.
В двух словах, план земельной реформы в Иране был реализован поэтапно в три этапа между 1960 и 1964 годами, предоставив, наконец, часть земли половине фермеров и разбив некоторых крупных землевладельцев. Тем не менее земельные реформы мало что сделали для искоренения нищеты, и по меньшей мере 75% безземельных крестьян были вынуждены покинуть свои земли из-за малоземелья и невозможности прокормиться. Как правило, бюджеты, выделяемые государством на продвижение земельных реформ, расходовались не по назначению, а скорее шли на реализацию крупных ирригационных проектов[23]. Кроме того, реформы должны были завершиться такими сопутствующими планами, как создание сильных кооперативных фирм, открытие сельскохозяйственных производств в деревнях и обеспечение потребностей фермеров[24]. Однако отсутствие таких планов привело к снижению производства сельскохозяйственных культур в последующие годы, и фермеры были заняты в качестве простых рабочих в сфере услуг или промышленных секторах в городах. В целом земельные реформы трансформировали структуру села, что привело к коренным изменениям в структуре городов из-за иммиграции сельских жителей в города.
В период с 1966 по 1978 годы были осуществлены четвертый и пятый планы развития, формальные цели которых заключались в ускорении экономического роста. Рост цен на нефть в начале 1970-х годов был крупным событием, оказавшим огромное влияние на экономическое развитие Ирана. Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) впервые удалось определить цену на сырую нефть, подняв ее до 5 долларов США за баррель, то есть на 70%. Некоторое время спустя, во время Тегеранской конференции, до ей удалось поднять цену до 11,56 доллара за баррель. После этого страны-экспортеры нефти в несколько этапов повысили цены на сырую нефть, что привело к значительному повышению уровня доходов этих стран[25].
В связи с ростом нефтяных доходов в 1973-4 годах, что привело к четырехкратному увеличению валютных поступлений Ирана, шах велел директору плановой организации существенно пересмотреть пятый план[26]. Анализ последствий таких изменений для различных секторов экономики Ирана свидетельствует о том, что после осуществления этого плана сельскохозяйственный сектор пришел в упадок. В стране, как свидетельствует следующая таблица, поощрялась легкая промышленность и расширялся сектор услуг[27].
Доля различных секторов в производстве ВНП в период с 1961 по 1978 годы
| Год | Сельское хозяйство | Промышленное производство и добывающая промышленность | Нефть | Услуги | Итого: |
| 1961 | 20 | 8.48 | 42.98 | 27.62 | 100 |
| 1978 | 8.34 | 15.07 | 34.72 | 41.85 | 100 |
Согласно приведенной таблице (в которой отражена доля различных секторов в ВНП в период с 1961 по 1978 годы), доля сельского хозяйства в эти годы заметно снизилась. Стратегия ускоренной индустриализации и осуществление политики земельных реформ явились двумя основными факторами, вызвавшими снижение доли сельского хозяйства в производстве ВНП[28]. Существовали и другие факторы, усугублявшие интенсивный упадок этого сектора, включая увеличение импорта сельскохозяйственной продукции, вовлечение деревень в городскую промышленность, скудную отдачу от небольших земель, разделенных между крестьянами, расширение контактов крестьян с городами и потребительской культуры.
В промышленном секторе в этот период наблюдалась относительная мобильность из-за огромных нефтяных доходов, а в определенных частях страны благодаря государственным инвестициям были созданы некоторые отрасли промышленности, такие как нефть, газ, нефтехимия и промышленные предприятия. Однако, несмотря на свой капиталоемкий характер, эти отрасли не смогли создать много рабочих мест. Например, в 1962 году около миллиона человек было занято в промышленном секторе, который привлек 66 миллиардов риалов инвестиций. В 1978 году это число возросло примерно до 1,68 миллиона рабочих, а объем промышленных инвестиций в стране достиг 1005 миллиардов риалов[29].
Частный сектор также продолжал инвестировать в промышленность, но его инвестиции были направлены главным образом в легкую промышленность. Одной из причин склонности к инвестициям в легкую промышленность была экономическая зависимость страны от цен на нефть и эластичность мирового рынка, что привело инвесторов к развитию сфер промышленности с возможностью получения быстрого и высокого дохода и легкой промышленности. Даже транснациональные компании и иностранные инвесторы тяготели к производству потребительских товаров с низкой глубиной и скоростью передачи технологий. Несмотря на то, что в этот период увеличились инвестиции в промышленность, не было создано никакой связи между традиционной и современной промышленностью, между промышленностью и сельским хозяйством, между промышленностью и добывающей отраслью Ирана. Отсутствовала даже взаимосвязь между отдельными секторами тяжелой и потребительской промышленности[30].
Несмотря на такие шаги, индустриализация страны в целом не принесла желаемого результата. Отсутствие промышленного экспорта наглядно демонстрирует слабость промышленности страны в том смысле, что в 1963 году было экспортировано почти 4,7% всей продукции промышленного сектора, но в 1971 году эта доля сократилась до 2,3%[31]. Если посмотреть на структуру ненефтяного экспорта в этот период, можно говорить о неиндустриальной традиционной экономике[32].
Сектор услуг является еще одним сектором, который пережил в это время значительный рост, увеличив свою долю примерно с 28% до 42% в период с 1961 по 1978гг[33]. Учитывая небольшую долю промышленности и сельского хозяйства, это указывало бы на непроизводительный характер экономики и опору на бесполезную для развития страны деятельность. Рост экономической инфраструктуры в условиях отсутствия роста внутреннего производства на практике ускоряет создание мощностей для иностранных производителей и расширение сферы услуг. В этот период значительно возросла занятость в сфере услуг, которая увеличилась с 23,6% в 1956 году до 31,8% в 1976 году, в то время как занятость в сельскохозяйственном секторе в эти годы сократилась с 56,3% до 34%[34].
С другой стороны, мы видим рост импорта в этот период за счет снижения производства сельскохозяйственной продукции и изменения структуры потребления. Это дало серьезную мобильность сектору услуг, так что в период с 1961 по 1979 годы импорт увеличился в 37 раз. В то время как ненефтяной экспорт Ирана вырос в 7 раз, основные экспортные доходы Ирана, а именно нефть, выросли в 71 раз.
Таким образом, в этот период в Иране постепенно разворачивались определенные потребности, которые должны были удовлетворяться за счет иностранных товаров. С другой стороны, экономика страны не обладала необходимым потенциалом для производства и экспорта, соответствовавшим такому импорту. Это связано с тем, что импорт полностью зависел от доходов от нефти, так что при их росте или падении наблюдался рост или падение импорта. Это оказало серьезное воздействие на экономическую структуру страны и расширение сферы услуг.
Одним из других показателей экономики также был рост безработицы. Несмотря на огромные инфраструктурные инвестиции, расширение вооруженных сил, создание новых отраслей промышленности и рост строительных работ, безработица в эту эпоху растет. Из-за импортного и капиталоемкого характера этих видов деятельности основная часть их эффекта создания рабочих мест была перенесена за рубеж, в результате чего, несмотря на высокие расходы, безработица достигла столь обширных масштабов, и число безработных выросло со 158 000 в 1965 году до 996 000 в 1976 году[35]. Инвестиции частного сектора в сектор услуг и экзогенная структура развития объясняют неспособность создать достаточное количество рабочих мест. Большинство безработных были сельскими эмигрантами в города, и это наряду с завуалированной безработицей составляло одну из особенностей этого периода.
Еще одной характерной чертой той эпохи была инфляция и дороговизна цен на сырьевые товары, особенно с начала 1970-х гг. Такая ситуация может быть объяснена быстрым ростом непроизводственных расходов в годовом исчислении без соответствующего роста налоговых поступлений. В то время как расходы стремительно росли в те годы, доля налоговых доходов составляет всего 17,4% от общего объема доходов[36]. Это свидетельствует об инфляционном характере структуры доходов государства, сопровождавшемся его непроизводственными расходами, приводящими к росту цен и удорожанию сырьевых товаров.
В общей оценке следует отметить, что экономическая программа Ирана в период второго шаха Пехлеви была разработана с учетом внешнего давления, особенно со стороны Соединенных Штатов, и осуществлялась при их финансовой, технической и интеллектуальной поддержке. Таким образом, ее грандиозные цели ориентировались на интересы и выгоды мирового капитализма в соответствии с моделью, предлагаемой США для стран третьего мира после Второй мировой войны (чтобы сохранить союзников Запада в противостоянии коммунистам). При содействии этой модели экономического роста и развития иранская экономика была интегрирована в мировой капитализм, а частный сектор превратился в часть мирового капитализма или фактически выступал в качестве агента транснациональных корпораций внутри страны.
Следовательно, последствия экономического развития в этот период привели к явлению неравномерности между различными секторами экономики страны, что имело серьезные социальные последствия. Феномен неравномерности как важнейшая экономическая, социальная и политическая характеристика Ирана в то время был результатом несбалансированного развития и побочных эффектов зависимости, проявлявшихся в фрагментации, деформации и неравенстве[37]. Фрагментация означает, что различные элементы системы (экономический, политический, технологический и культурный секторы) находятся в неорганичной связи друг с другом. Этот тип развития характеризуется главным образом тем, что в экономическом аспекте экономическая эволюция вместо того, чтобы служить координации между различными секторами внутри общества и таким образом устранять наиболее заметную черту отсталости, а именно структурную множественность социальной формации, осуществляется быстро и несбалансированно, представляя собой поспешный прямой ответ на кризисы и тупиковые ситуации с помощью внешней торговли с получением высокоразвитых технологий от ведущих капиталистических государств. Этот обусловило вторую неравномерную черту, т. е. деформацию, означавшую рост некоторых отраслей и секторов внутри сектора наряду с сокращением смежных секторов и отраслей. С другой стороны, неравенство является еще одним проявлением дисбаланса, когда экономический избыток из самых отдаленных частей периферии высасывается метрополией. Это привело бы к замедлению и ослаблению динамики развития в зависимой стране. Из-за этой зависимости такие нации постепенно теряли бы свои динамичные экономические элементы и становились бы придатком мировой капиталистической экономики[38], главная функция которого заключается в обеспечении капиталом и богатством капиталистической метрополии.
Учитывая вышеизложенное, эти авторы полагают, что растущая зависимость Ирана от мировой системы и рост цен на нефть, особенно в период 1963-1979 годов, сыграли большую роль в этой неравномерности. Это, в свою очередь, послужило основанием для неэффективности экономической системы и окончательного нарастания недовольства существующим положением вещей, оказав свое влияние на наступление революции в Иране.
3) Культурная структура и ее трансформация
Иранская культура находится под влиянием иранской эпистемологии, которая, в свою очередь, находится под влиянием восточной эпистемологии и мистицизма. Эта эпистемология имеет результатом веру в метафизику, Ахуру Мазду, Бога и злые силы, а также в потустороннюю жизнь. Мохаммад-Али Эслами Надушан в своей статье «Иранцы и греки, как свидетельствует история» рассматривал различия в иранской и греческой эпистемологии и мировоззрении. Он замечает, что с самого начала иранцы были в основном теистами, а греки – материалистами[39]. Иранские культурные нормы и обычаи в принципе являются проявлением такого типа эпистемологии, мировоззрения, антропологии и типа отношения к политической системе, которые нашли отражение в персидском языке и литературе, а также в национальных праздниках и церемониях.
С приходом в Иран ислама доктринальные основы этой религии, учитывая внутреннее единство монотеистической религии, в значительной степени были созвучны с восточными интеллектуальными основами, в том числе с теми, что имелись среди иранцев, и, возможно, это созвучие обусловило широкое принятие ислама в Иране. Ислам соответственно повлиял на культуру, литературу и язык общества, и сформировалась своего рода смешанная идентичность, включавшая в себя ислам и Иран. Как отмечалось выше, иранская метафизика и мистицизм получили развитие в исламе, и ислам представлял себе мир, состоящий из материальных и интеллектуальных сфер, которые не были неизвестными для иранцев.
Иранский мусульманин попытался, приняв ислам, интерпретировать различные аспекты своей жизни в соответствии с этой новой структурой. Он также стремился увидеть, насколько совместимы или несовместимы местные обычаи с исламом, так что в исторических книгах можно найти множество историй о том, как иранцы относились к своим прежним верованиям. В таких историях видно, что приоритет отдается исламским убеждениям, а не местным обычаям.
Ислам, пришедший в Иран, был подвержен влиянию двух различных прочтений ислама, в том числе интерпретации победителей, которой была суннитская версия, и второй интерпретации, которая представляла меньшинство, то есть интерпретацию Алидов или Ахль аль-Бейт, у которой были последователи в некоторых частях Ирана. На самом деле, суннитское прочтение ислама было в основном затронуто арабским этноцентризмом, который вдохновлял определенные реакции со стороны иранцев во время политического правления суннитов над Ираном[40]. Но шиизм в силу своей рационалистической сущности признавал, уважал и придавал форму подлинным иранским чертам. Благодаря такому сочетанию, близости и сродству новый иранец обрел свою индивидуальность[41].
Некоторые ученые считают, что встреча Ирана с западной цивилизацией, начиная с Туркменчайского соглашения 1828 года, привнесла в иранскую культурную идентичность третий фактор. С тех пор Иран стал соседом двух колониальных держав, а именно царской России и Британской империи в Индии, выйдя тем самым на международную арену. С тех пор Иран с грузом своей древней идентичности, практически аграрным образом жизни и совершенно традиционным мировоззрением открывает свои глаза на другой мир.
Распространение модерна в Иране привело к фундаментальным изменениям в жизни иранцев и все больше оказывало свое влияние на жизнь иранцев через коммуникации, экономику, образ жизни и технологии. В результате влияния модерна иранцы стали требовать конституционализма, политического участия, промышленного прогресса и социального обеспечения, и эти требования нашли свое отражение в иранской идентичности. Постепенно перед иранцами сформировалась трехчастная схема, включавшая Иран, ислам и модерн, что привело к тому, что иранская идентичность приняла новую форму, основанную на этих трех элементах[42].
Если согласиться с такими аргументами, то следует сказать, что национальная культура Ирана, представляющая собой один из ключевых элементов построения иранской идентичности, в значительной степени подвержена влиянию трех субкультур – Ирана, ислама и Запада. Три эти субкультуры разделяют некоторые общие аспекты и смешанное ядро; ядро, которое, хотя и находится под влиянием культурных основ древнего Ирана, ислама и Запада, обладает уникальной сущностью. То есть логически его связь с тремя субкультурами является частично инклюзивной, причем иранское культурное ядро включает в себя духовность, рационализм и прогрессивность, являющиеся его чертами.
При Пехлеви культурная структура страны постепенно тяготела к биполярности, а не подчеркивала эту культуру. Эта тенденция усугублялась акцентом на своеобразных трактовках модерна и псевдомодернизме. В этом своеобразном прочтении модерна, которое было господствующим дискурсом при Пехлеви, модернисты отдавали приоритет ликвидации автохтонных культур как традиционной культуры и замене ее современной западной культурой. Опираясь на западный опыт, они полагали, что, если культура не претерпит изменений, и не появится человек современного типа, то невозможно будет начать необходимые экономические реформы в обществе. Находясь под влиянием модернизационной школы[43] в Европе и Соединенных Штатах, они продолжали бороться с автохтонной и религиозной культурой, которая считалась самым серьезным препятствием на пути развития страны, и прилагали все усилия для ее искоренения и замены современной культурой.
Согласно этому мировоззрению, главным фактором изменений в традиционных обществах является изменение ценностей и убеждений в традиционном обществе и замена их современными ценностями. По этой причине утверждалось, что эти современные западные ценности должны распространяться через культурные и образовательные связи, современные образовательные учреждения, публикации и средства массовой информации. В то же время традиционная и религиозная культура, существовавшая в этих обществах, должна была быть уничтожена или проигнорирована. В этом направлении новый средний класс должен был служить главным носителем этой новой культуры в обществе. Эти культурные изменения, обусловленные их одномерным характером – акцентом на западную культуру и доисламскую иранскую культуру, с одной стороны, и изоляцией исламской культуры и борьбой с ней — с другой, — привели к своего рода культурному дисбалансу, за которым последовали такие последствия, как культурный кризис, бессилие и кризис идентичности.
Так или иначе, культурная структура Ирана носила смешанный характер, столкнувшись с дисбалансом при Пехлеви, что привело к кризису в культурной структуре Тегерана. Акцент на линейном формировании политики, а также на некоторых элементах родной культуры в ущерб другим элементам вызвали культурный дисбаланс в стране, последствия которого вошли в число важных факторов возникновения революции в Иране в 1979 году.
В этот период, при усилении государственной автономии и власти, настойчиво предпринимались культурные меры, направленные на стимулирование изменения общественных ценностей. Государство пыталось распространить западные ценности в обществе и подорвать традиционные, автохтонные и религиозные ценности, пропагандируя такие ценности, как распущенность под именем женской эмансипации, поощряя западный стиль одежды, отдавая предпочтение западной или вестернизированной музыке и искусству, изменяя структуру потребления, удовлетворяя новые потребности современного среднего класса и пропагандируя символы, которые в традиционном обществе считались безнравственными[44]. Эта тенденция была усугублена такими действиями как удаление ислама в качестве условия занятия руководящих должностей на уровне провинций и уездов, отмена исламского календаря и введение древнего персидского календаря, а также упор государства на доисламское наследие, такое как Персеполь[45], дальнейший ограничения для улемов и религиозных деятелей. Кроме того, вербовка бахаи, евреев и светских лиц на руководящие посты сделала улемов более чувствительными к культурному отчуждению общества.
Эти шаги постепенно создавали большой культурный разрыв между социальными ценностями и нормами современной части общества и нормами традиционной части общества, вызывая отчуждение и конфликт между двумя социальными силами. Было очевидно, что среди современных классов существует особая модель потребления, совершенно отличная от традиционной. Эти новые группы представляли собой отдельную прослойку в стране с их постоянными выездами за рубежом, знанием некоторых западных языков, образованием, полученным в европейских и американских университетах, отличным досугом и образом жизни, нетрадиционным поведением в традиционном иранском обществе (например, свободными отношениями между мужчинами и женщинами, распущенностью, злоупотреблением алкоголем, тяготением к западной музыке и искусству, невниманием к религиозным ценностям). Правительство также поддерживало их, так что традиционные слои рассматривали правительство как фактор формирования этой группы и их поведения[46].
Расширившийся культурный обмен с западными странами, в частности с Соединенными Штатами, которые заняли важное место, а также обмен студентами и художниками, связи между двумя странами по линии средств массовой информации быстро росли с каждым годом. На основе этих культурных обменов тысячи американцев въехали в Иран, что, в свою очередь, сыграло важную роль в культурной трансформации этого периода[47].
В этих условиях отрицание автохтонных и религиозных традиций, ценностей и институтов как отсталых и вызывающих национальную неполноценность, стало мишенью для сторонников модернизационной школы. Шах нападал на религиозных людей, называя их реакционерами или исламскими марксистами, а религиозные люди, напротив, обвиняли шаха в подрыве исламских убеждений, антиисламизме и навязывании своего рода западничества с примесью древнего шовинизма.
С созданием партии «Растахиз» нападки на религию усилились. Нападая на улемов как на средневековых реакционеров, теоретики партии пытались продвигать государственное толкование ислама и заменить религиозную культуру древней идеологией. Они заменили исламский календарь на имперский и заставили женщин не носить чадру в университетах. Они направили специальных инспекторов для проверки религиозных пожертвований и заявили, что только отдел пожертвований уполномочен издавать книги. Они призвали теологический факультет Тегеранского университета создать новый корпус под названием Религиозный корпус, призванный шахом обучать крестьян истинному исламу, и отправлять его членов в сельские районы вместо духовенства. Другие юридические и судебные усилия ускорили этот процесс[48]. Партия «Растахиз» предпринимала усилия по углублению этой культурной трансформации, контролируя религиозные пожертвования, расширяя полномочия придворного духовенства, монополизируя издание религиозных книг и направляя Религиозный корпус в деревни, чтобы вызвать у крестьян подозрение к религиозным авторитетам и подорвать их традиционные религиозные ценности[49].
Правительство пыталось усилить свой контроль над духовенством и ограничить его деятельность, запретив деятельность многих исламских ученых, мечетей и исламских культурных центров. В целом, один из главных принципов правительства состоял в продвижении западных обычаев и норм вкупе с некоторыми иранскими обычаями и традициями и игнорирование роли ислама в Иране[50]. Они видели модернизацию стран третьего мира в полном отказе от традиционных ценностей и замене их западными ценностями как прелюдию к любому движению к прогрессу в этих странах.
Короче говоря, в результате этих социокультурных изменений иранское общество, как и многие другие страны третьего мира, стало свидетелем неравномерности в социокультурной структуре, что, в свою очередь, усугубило кризис идентичности, учитывая культурную структуру страны. Это породило многочисленные конфликты и парадоксы в социальной и культурной сферах. Эти конфликты в конечном счете проложили путь, позволивший добровольным факторам и агентам революции сыграть свою роль, а революционным лидерам удалось распространить революционную идеологию и мобилизовать противников статус-кво.
Источник: Fawzi, Yahya. A Study of the Root Causes and Process of the Islamic Revolution in Iran, trans. Muhamad Husayn Hafezian, Tehran: The Institute for Compilation and Publication of Imām Khomeinī’s Works (International Affairs Department). Pp. 81 — 100.
[1] Husayn Bashīriyyah, Revolution and Political Mobilization, Tehran: Tehran University Press, 1995, p. 22.
[2] C. Johnson, Revolution and the Social System, Dandorf: 1964, p. 126.
[3] См.: ‘Alī Ridā Azghandī, Inadequacy of Iranian Political Elites between the Two Revolutions, Tehran: Qūmes, 1997.
[4] Ibid., pp. 114-116.
[5] Marc Gasiorowski, U.S. Diplomacy and the Shāh, Trans. Jamshīd Zangeneh, Tehran: Rasā Publications, 1994, p. 326.
[6] Ervand Abrahamian, Iran between Two Revolutions, Trans. Ah#mad Golmuh#ammadī, Tehran: Nay Publications, 1998, p. 535.
[7] См.: Students Following the Imām’s Path, Documents of the Espionage Nest, Tehran: No publisher, No date, vol. 7, pp. 103-127.
[8] Marc Gasiorowski, op. cit., p. 326.
[9] Leonard Binder, Iran: Political Development in a Changing Society, Berkley and Los Angeles: University of California Press, 1962, pp. 221-226.
[10] Muhammad ‘Alī Homāyūn Kātūziyān, Political Economy of Iran, Trans. Muhammad Ridā Nafīsī and ‘Azīzī, Tehran: Markaz Publications, 1995, p. 279.
[11] Marc Gasiorowski, op. cit., p. 331.
[12] Ibid.
[13] ‘Abd al-Ridā Hūshang Mahdawī, Iranian Revolution according to the BBC, Tehran: New Design, 1993, p. 162.
[14] Ervan Abrahimian, op. cit., p. 542.
[15] Ibid., p. 544.
[16] John Furan, History of Iran’s Social Developments, Trans. Ah#mad Tadayyun, Tehran: Institute for Cultural Services, p. 29.
[17] Первый план развития был разработан и осуществлен в годы, предшествовавшие государственному перевороту.
[18] Ibid.
[19] Marc Gasiorowski, op. cit., p. 223.
[20] См.: Students Following Imām’s Path, op. cit., Vols. 20-22.
[21] W. Rostow, the Stages of Economic Growth: A Non-Communist Manifesto, Cambridge University Press, 1960.
[22] Radawī and Wakīl, the Political Environment of Economic Planning in Iran 1971-1983, Boulder: Westview, 1984, pp. 23-25.
[23] Marc Gasiorowski, op. cit., p. 283.
[24] ‘Abbās Sālvar, “Former Head of the Land Reforms Organization,” (Interview), Iran’s Contemporary History Quarterly, vol. 1, No. 4, Winter 1995.
[25] Muhammad Sarīr and Murtadā Hātifī, OPEC and Future Outlooks, Tehran: Ministry of Foreign Affairs Press, 1989, p. 19
[26] Planning and Budgeting Organization, The Fifth Development Plan of the Country (Revised), August 1974, p. 1.
[27] Sohrāb Razzāqī, op. cit., p. 206.
[28] Husayn ‘Azīmī, Circuits of Underdevelopment in Iran’s Economy, Tehran: Ney Publications, 1992, p. 273.
[29] The First Economic, Social and Cultural Development Plan of the Islamic Republic of Iran; 1983-1987, vol. 2, pp. 6-12, Table 1.
[30] Sohrāb Razzāqī, op. cit., p. 364.
[31] Soheila Parvīn, Economic Ground of Poverty in Iran, Ph.D. Dissertation in Economics, 1992, p. 20.
[32] Ibid., p. 604.
[33] Sohrāb Razzāqī, op. cit., p. 206.
[34] Ibid., p. 117.
[35] Ibid., p. 107.
[36] Ibid., p. 139.
[37] Sa‘īd Hajjāriyān, “Unevenness of the Process of Political Development in Periphery Countries,” Rahbord Quarterly, No. 2, Winter 1993, p. 63.
[38] Эти дискуссии в основном ведутся теоретиками теории зависимости.
[39] Muhammad ‘Alī Islāmī Nadūshan, What Does Iran Have to Say? Tehran: Publications Company, 2000, p. 49.
[40] Mahmūd Ridā Iftekhārī, Islam and Iran, Tehran: Resalat Qalam Publications, 1998, p. 116.
[41] Ibid., p. 120.
[42] Muhammad ‘Alī Islāmī Nadūshan, op. cit., p. 50.
[43] Для более подробной информации см.:
— Alvin, Social Change and Development, London: Sage Publications Inc., 1990.
— Andrew Webster, Introduction to the Sociology of Development, London: Macmillan, 1990.
[44] Fereydūn Huweydā, the Fall of the Shāh, New York: Wyngham, 1979, pp. 31-32, 95-97, 142; Marvin Zonis, the Political Elite of Iran, New Jersey: Princeton University Press, 1971, pp. 177-181.
[45] Ibid.
[46] Ibid.
[47] Aliyā Pāshā Sālih, Cultural Ties between Iran and the United States, Tehran: N.P. 1979, p. 135.
[48] Nikki R. Keddie, Roots of Iranian Revolution, Trans. ‘Abd al-Rahīm Gavāhī, Tehran: Office for Publication of Islamic Culture, 1996, p. 310.
[49] Ervand Abrahamian, op. cit., p. 546.
[50] Marc Gasiorowski, op. cit., p. 404.