Сейид Мухаммад Бакир ас-Садр. Современный человек и социальная проблема. Ч. 1
Этот труд иракского шиитского муджтахида и политического деятеля Мухаммада Бакира ас-Садра (ум. 1980), как утверждает сам автор, посвящен ответу на следующий вопрос: «Какая система лучше всего подходит человечеству для достижения им счастливой социальной жизни?» Автор критически анализирует наиболее известные на сегодняшний день системы, а именно капиталистическую демократию, социализм и коммунизм, а затем представляет исламскую систему, описывая, как ислам может решить социальную проблему человечества с помощью своего религиозного послания. Книга была издана в 1965 году и резюмировала основные идеи двух фундаментальных работ ас-Садра — «Наша философия» (Фалсафатуна) и «Наша экономика» (Иктисадуна) — ставших манифестом иракского шиитского исламизма в 1960-1970-е гг.
Предисловие
Три года назад мы предприняли скромное начинание: изучили глубочайшие основы, на которых стоят марксизм и ислам, и книга «Наша философия» («Фалсафатуна») дала толкование нашей попытке. Она стала отправной точкой для последовательного развития мысли, направленной на то, чтобы изучить ислам от основания до вершины.
Таким образом, была опубликована «Наша философия», за которой примерно через два года последовала «Наша экономика» («Иктисадуна»), и эти два интеллектуальных брата (имеются в виду книги) все еще ждут, когда к ним присоединятся другие братья, чтобы вся интеллектуальная серия, которую мы стремимся представить мусульманам, могла быть завершена.
С самого начала мы заметили, что, несмотря на тот беспрецедентный интерес, с которым была встречена серия, так что экземпляры «Нашей философии» были распроданы всего за несколько недель, существует значительный парадокс между высокой мусульманской мыслью и общей интеллектуальной атмосферой, в которой мы сегодня живем. Многим даже очень трудно соответствовать этому высокому стандарту, не прилагая больших усилий. Таким образом, было необходимо инициировать серию книг, с помощью которых читатель мог подняться на более высокие ступени мусульманской интеллектуальной мысли, что, возможно, позволит ему оценить ее высший уровень.
Так возникла идея «Исламской школы»: попытка использовать академические методы для ознакомления с мусульманской мыслью через последовательные серии, параллельные нашей основной серии (т.е. «Нашей философии» и «Нашей экономике»), разделяя с ней бремя распространения мусульманского интеллектуального послания и следуя общей и главной цели, хотя она и отличается по степени и уровню.
Размышляя об издании «Исламской школы», мы определили характеристики мусульманской мысли, составляющие общее мировоззрение и интеллектуальный настрой рассматриваемой нами школы.
Эти характеристики можно вкратце представить следующим образом:
- Прямой целью создания «Исламской школы» является скорее убеждение, чем создание чего-то нового, поэтому она черпает свои интеллектуальные темы из «Нашей философии», «Нашей экономики» и их интеллектуальных собратьев, отображая их все в определенных академических рамках, но не ограничиваясь идеями, представленными впервые.
- «Исламская школа» не всегда ограничивается формой доказательством какой-либо конкретной идеи. Такая форма здесь выделяется менее четко, чем в «Нашей философии» и ее интеллектуальных братьях — все это сделано в соответствии с той степенью упрощения, которая ожидается от академических серий.
- «Исламская школа» имеет дело с более широким интеллектуальным спектром, чем в «Нашей философии» и ее интеллектуальных братьях. В ней рассматриваются не только основные аспекты исламского мировоззрения в целом. В ней рассматриваются различные философские, исторические или коранические темы, которые влияют на рост исламского сознания, формирование и завершение мусульманской личности как с интеллектуальной, так и с духовной точек зрения.
Всевышний Аллах предопределил, чтобы идея «Исламской школы» соответствовала другой идее, почерпнутой из введения в «Нашу философию», и чтобы обе идеи смешались друг с другом и увидели свет в виде этой книги.
Другая идея возникла благодаря настойчивым просьбам дорогих читателей по поводу того, что мы должны переиздать «Нашу философию», попытаться расширить и упростить темы «Нашей философии», прежде чем мы переиздадим всю книгу во второй раз, что требует свободного времени, которого у меня в настоящее время нет.
Соответственно, желание уважаемых читателей начало смещаться в сторону введения в «Нашу философию», потому что переиздание такого введения не потребовало бы столько усилий, сколько переиздание всей книги. Нахлынувшие на нас просьбы не оставляли никаких оснований для того, чтобы усомниться в необходимости отвечать на них.
Там встретились сразу обе эти идеи, так почему же введение в «Нашу философию» не должно быть первым изданием серии «Исламская школа»?
Так оно и вышло.
Но мы не удовлетворились изданием одного только введения: мы также внесли некоторые существенные коррективы, дав некоторым из его концепций более широкое объяснение, например концепции эгоистического инстинкта. Мы добавили к ней две важные главы: во-первых, «Современный человек и его способность решать социальные проблемы», которая является первой главой этой книги и в которой рассматривается способность человека создать социальную систему, гарантирующую счастье и совершенство. Другая глава называется «Точка зрения ислама на свободу и безопасность». Это последняя глава этой книги, в которой мы попытались провести сравнительное исследование позиций ислама и капитализма в отношении свободы и безопасности.
Таким образом, введение было расширено, получив новое название: «Современный человек и социальная проблема», и став первым изданием в рамках серии «Исламская школа». Воистину, только Аллах дарует успех.
Ан-Наджаф аль-Ашраф (Ирак)
Современный человек и его способность решать социальные проблемы
Актуальная человеческая проблема
Мировая проблема, которая сейчас занимает умы людей, затрагивая суть их нынешнего существования – это социальная проблема, которую можно резюмировать, дав наиболее откровенный ответ на следующий вопрос: Какая система подходит человечеству, чтобы с помощью нее оно достигло счастливой социальной жизни?
Естественно, эта проблема занимает видное и серьезное место. В свете своей сложности и разнообразии предлагаемых решений она представляет собой источник опасности для самого человечества, поскольку система касается человеческой жизни, затрагивая ядро самой его социальной сущности.
Эта проблема глубоко уходит корнями в далекие эпохи истории человечества. Человек столнкулся с ней с тех пор, как начал вести социальную жизнь. Человеческое социальное образование возникло из нескольких индивидов, связанных друг с другом общими узами. Эти связи, естественно, нуждались в общем руководстве и организации. Действительно, именно от степени гармонии между этой системой и актуальной человеческой реальностью и ее интересами зависят как социальная стабильность, так и счастье.
В интеллектуальной и политической сферах эта социальная проблема подтолкнула человечество к длительной битве и вовлечению в борьбу, полную различных видов единоборств и с использованием различных траекторий человеческого разума, направленную на возведение и проектирование социальной структуры, попытку определить ее контуры и заложить ее основы. Это была утомительная борьба, наполненная страданиями и беззакониями, полная смеха и печали, в которой счастье сочеталось с несчастьем. Все это произошло из-за разного рода аномалий и отклонений, которые характеризовали эти социальные системы. Если бы не проблески, которые озаряли отдельные моменты истории этой планеты, социальное бытие человека протекало бы в непрерывных страданиях и было бы захлестнуто бурными волнами.
Мы не хотим сейчас показывать этапы человеческой борьбы в социальной сфере, поскольку мы не собираемся, проводя здесь такого рода исследования, пересказывать историю агонизирующего человечества, демонстрируя различные сферы, в которых оно вращалось с незапамятных времен. Вместо этого мы хотим обратиться к нынешним условиям жизни человечества и к тем вехам, которых оно достигло, чтобы мы могли знать пункт назначения, к которому, как ожидается, приведет его маршрут, и тот естественный берег, к которому корабль должен направиться и причалить, чтобы он мог достичь мира и блага, вернувшись обратно к стабильной жизни, полной справедливости и счастья, после долгой борьбы и утомительных усилий, после столь долгого путешествия по разным местам и направлениям.
На самом деле, сегодняшняя социальная проблема осознается современным человеком сильнее, чем в любую прошлую эпоху его древней истории. Сегодня он лучше осознает свое отношение к проблеме и ее сложность, поскольку современный человек пришел к осознанию того факта, что проблема создана им самим, и что социальный порядок не навязан ему сверху, как действуют природные явления, ибо эти явления управляют жизнью человека естественным образом.
Это отличает его от древнего человека, который часто смотрел на социальный порядок таким образом, как если бы это был порядок природы, сталкиваясь с которым, он не имеет выбора или силы. Как он не мог развивать закон земного тяготения, точно так же он не мог изменить свои социальные отношения. Естественно, когда человек начинает верить, что эти отношения — всего лишь один из аспектов поведения, в то время как человек сам осуществляет выбор, не теряя собственной воли, тогда социальная проблема начинает отражать в нем — в человеке, который переживает ее интеллектуально – революционную горечь, а не горечь уступки.
С другой стороны, современный человек оказался свидетелем огромных изменений в контроле человека над природой, которым никогда не предшествовало ничего подобного. Этот растущий контроль, ужасающий и гигантский, увеличивает сложность социальной проблемы и удваивает ее опасность, поскольку он открывает человечеству новые и широкие возможности для его использования, и он удваивает значение социального порядка, от которого зависит распределение доли каждого индивида в тех потрясающих результатах, которыми природа сегодня великодушно наделяет человечество.
В конце концов, на протяжении веков человек унаследовал от своих предшественников более широкий, более всеобъемлющий и глубокий опыт, который был результатом социального опыта, имевшегося у древнего человека, и в их свете он изучает социальную проблему.
Человечество и его подход к проблеме
Ознакомившись с основным вопросом, с которым человечество имеет дело с тех пор, как оно стало вести сознательное социальное бытие, пытаясь творчески ответить на него на протяжении всей своей длительной истории, мы хотим теперь взглянуть на то, какими способностями и необходимыми условиями обладает человечество сейчас и обладало во все другие эпохи, чтобы дать точный ответ на этот существенный вопрос, который был упомянут нами ранее, а именно: «Какая система лучше всего подходит человечеству, чтобы оно могло достичь счастья в своей социальной жизни?»
Может ли человечество дать ответ? И каково по своему интеллектуальному и духовному составу количество условий, необходимых для успешного предоставления ответа на этот вопрос?
Какие гарантии могут обеспечить человечеству окончательный успех в этом испытании и в предоставлении ответа на вопрос, в выборе способа решения социальной проблемы, в достижении наилучшей системы, гарантирующей счастье человечества и поднимающей его на самые высокие уровни?
Выражаясь яснее: как современный человек может воспринять, скажем, что демократический капитализм, социалистическая диктатура пролетариата или что-нибудь еще – это лучшая система? Если человечество восприняло что-то из этого, то есть ли гарантии того, что оно правильно в своем восприятии?
Даже если бы оно обеспечила все эти гарантии, достаточно ли будет воспринять наилучшую систему, хорошо ее зная, чтобы применить ее на практике и решить на ее основе социальную проблему? Или внедрение системы будет зависеть от других элементов, которые могут быть недоступны, несмотря на «знание» ее целесообразности и достоинств?
Вопросы, которые мы сейчас затронули, в значительной степени связаны с общей концепцией общества и космоса, а потому метод рассмотрения этих вопросов у разных ученых разный, потому что каждый решает их в соответствии со своими соответствующими общими концепциями. Поэтому давайте начнем с марксизма.
Марксистская точка зрения
Ветряная мельница (утверждает марксизм), например, внушает человеку чувство, что феодальная система – лучшая для него. Паровая мельница, пришедшая ему на смену, учит человека тому, что капитализм более достоин внедрения. Современные электрические и атомные средства производства дают обществу новую интеллектуальную концепцию, и оно полагает, что эта социальная система является наиболее приспособленной. Марксизм рассматривает человека как существо, в духовном и интеллектуальном отношении обусловленное методом производства и типом производящих сил.
Будучи независимым от этих сил, он не может осмысливать социальные проблемы и не может знать наилучшую систему. Производящие силы, согласно марксизму, диктуют ему такие знания, которые позволяют ему ответить на существенный вопрос, который мы изложили выше во введении, а он, в свою очередь, тщательно и добросовестно повторяет их отзвуки.
Таким образом, способность человечества создать наилучшую систему – это именно его собственная способность интерпретировать социальные результаты всех производящих сил, отзываясь на них эхом.
Что касается старой общепринятой концепции, то теперь она оказывается неправильной, поскольку была изобретена более современная социальная концепция.
Что убеждает советского человека в правильности его точки зрения, так это вера в то, что такая точка зрения представляет новый аспект общественного сознания, выражающий новый этап истории, а следовательно, она должна быть правильной, в отличие от старых точек зрения
Однако верно и то, что некоторые социальные взгляды могут казаться новыми — несмотря на их ложность — например, взгляды нацистов в первой половине этого столетия, поскольку казалось, что они выражают новый виток развития истории, но как быстро разоблачаются такие завуалированные идеи, что доказывается опытом, в свете которого они являются не чем иным, как отголоском старых взглядов, интерпретацией оставшихся в прошлом исторических этапов, а не новыми взглядами в подлинном смысле этого слова.
Таким образом, марксизм делает акцент на новизне социальных идей, то есть их появлении в результате по-новому сформулированных исторических обстоятельств, что является гарантом их точности до тех пор, пока история находится в процессе нарастающего прогресса
Есть кое-что еще, а именно следующее: сегодня, например, восприятие человечеством социалистической системы как наиболее подходящей, согласно марксизму, недостаточно для того, чтобы применять ее на практике, до тех пор, пока класс, который извлекает из нее большую выгоду, чем другие (в данном случае пролетариат) ведет ожесточенную классовую борьбу против класса, которому выгодно сохранение старой системы. Эта безумная борьба согласуется с концепцией наиболее подходящей системы: следовательно, такая борьба будет принимать все более ожесточенный характер по мере того, как эта концепция развивается и становится более ясной, и, в свою очередь, она все больше углубляет концепцию, помогая ей расти по мере того, как она становится все более сильной и распространенной
Эта марксистская точка зрения основана на материалистических исторических идеалах, которые критикуются в нашем обширном исследовании экономического марксизма. Что мы здесь добавим, так это то, что сама история доказывает, что социальные идеалы, касающиеся определения наиболее подходящих систем, создаются не производящими силами, а скорее, человек обладает собственной оригинальностью и творческим потенциалом в этой сфере, независимо от средств производства.
Иначе как марксизм может объяснить нам идеи национализации, социализма и государственной собственности в отдаленные периоды истории? Если вера в идею национализации как наиболее подходящей системы, по мнению современного советского человека, является результатом сегодняшних производительных сил, то в чем смысл появления той же идеи в далекие времена, когда этих производительных сил не существовало?
Разве Платон не верил в коммунизм, представляя свой идеальный город по коммунистическому образцу? Была ли его концепция результатом современных средств производства, которыми греки никогда не обладали? Что я могу сказать? Но социальные идеи двухтысячелетней давности достигли такой степени зрелости и глубины в умах некоторых великих политических мыслителей, что проложили им путь к их реализации точно таким же образом, как это делает советский человек сегодня, лишь с небольшими изменениями.
Это У-Ди, величайший из китайских императоров династии Хань, который, исходя из знаний и опыта, верил в социалистическую систему как в наиболее подходящую. Он применил это на практике в период с 140 по 87 год до н.э., сделав все природные ресурсы собственностью нации и национализировав отрасли добычи соли, железа и виноделия. Он хотел положить конец засилью посредников и спекулянтов в сфере торговли. Он создал специальную систему транспортировки и обмена под эгидой государства, пытаясь тем самым контролировать торговлю, чтобы иметь возможность избежать резких колебаний цен. Государственные служащие сами брали на себя перевозку и доставку товаров соответствующим владельцам по всей стране, а само правительство обычно запасало все остатки для обеспечения национальных потребностей, продавая их, когда цены на них поднимались выше необходимого предела, и выкупая обратно, когда цены на них падали. Он создал учреждения, призванные создавать рабочие места для миллионов тех, кого не смог трудоустроить частный сектор.
Кроме того, в начале христианской эры на трон взошел Ван Ман, который с энтузиазмом отнесся к идее освобождения рабов и прекращения как рабства, так и феодализма, точно так же, как европейцы поверили в это в начале капиталистической эры. Он отменил рабство, отобрал земли у класса феодалов, национализировал пахотные угодья и распределил их между крестьянами, запретил покупать или продавать земли, чтобы избежать их возвращения прежним хозяевам. Он также национализировал шахты и некоторые другие крупные отрасли промышленности.
Итак, могли ли Ву-Ди или Ван Ман черпать свое социальное вдохновение и политическую политику из энергии пара, электричества или атома, которые марксизм считает основой социального мышления?
Итак, мы делаем следующий вывод: восприятие той или иной системы как наиболее подходящей — это не продукт той или иной производительной силы.
Кроме того, поступательное движение истории, посредством которого марксизм доказывает, что «современность» мышления гарантирует его правильность, есть не что иное, как еще один исторический миф, ибо, безусловно, реакционных и разрушительных тенденций цивилизации действительно много.
Мнение немарксистских мыслителей
Что касается немарксистских мыслителей, то они решили, что способность человека постигать мир зависит от того, насколько он развит. Наиболее подходящая система развивается вместе с ним из того многообразного социального опыта, через который он проходит.
Следовательно, когда социальный человек применяет на практике определенную социальную систему, воплощая ее в своем собственном жизненном опыте, он может заметить из своего опыта применения этой системы некие недостатки и слабые места, которые скрываются внутри системы, а поскольку они в конечном итоге будут обнаружены, это позволит человеку прийти к более проницательной и профессиональной социальной мысли.
Таким образом, человек получит возможность создать наиболее подходящую систему, сформулировав свой ответ на важнейший вопрос в свете своего опыта и знаний. Чем полнее и многообразнее эти эксперименты или системы, которые он пробует, тем большего опыта и профессионализма он достигнет, становясь все более способным определить наиболее подходящую систему и ее признаки.
Наш главный вопрос: «Какая социальная система наиболее подходящая?» – это всего лишь другой вариант вопроса: «Какой метод отопления дома наилучший?» Этот вопрос стоял перед человеком с тех пор, как он впервые почувствовал холод в своей пещере или укрытии, и поэтому он занялся поиском ответа на него, пока его наблюдения и многообразный опыт не привели его к способу разведения огня. Затем он упорно пытался найти лучший ответ на этот вопрос на протяжении всего своего длительного опыта, пока, наконец, не открыл электричество для отопления.
Так было и с тысячами других проблем, с которыми он сталкивался на протяжении всей своей жизни. Он на собственном опыте находил способы решения этих проблем, и его восприятие становилось все более точным по мере того, как увеличивался его опыт. Среди таких проблем: проблема получения лучшего лекарства от туберкулеза, самого простого метода бурения нефтяных скважин, самого быстрого средства для транспортировки и путешествий или наилучшего метода ткачества шерсти и т.д.
Как человек смог решить все эти проблемы, дав ответы на все эти вопросы с помощью опыта, так он может ответить и на вопрос «Какая социальная система наиболее подходящая?» на основе своего социального опыта, который раскрывает как преимущества, так и недостатки конкретной изучаемой им системы, указывая на реакции на нее, которые возникают на социальном уровне.
Разница между естественным и социальным опытом
В определенной степени верно следующее: социальный опыт позволяет человеку дать ответ на вопрос «Какая система является наиболее подходящей?», как естественные эксперименты позволили ему ответить на несколько других вопросов, которые влияли на его жизнь с самого начала.
Но мы должны проводить различие — если мы хотим глубже изучить этот вопрос — между социальным опытом, который формирует представление человека о наиболее подходящей системе, и естественными экспериментами, в результате которых человек приобретает знания о секретах и законах природы и методах извлечения из них пользы, чтобы выяснить, например, лучшее лекарство, самое быстрое средство передвижения, лучший способ плетения, самый простой способ бурения нефтяных скважин или даже лучший способ расщепить атом.
Ибо социальный опыт — испытание человеком различных социальных систем — на самом деле не достигает по своему интеллектуальному результату той же степени, что и естественные эксперименты, то есть эксперименты человека с природными явлениями, поскольку они действительно отличаются от первого по многим пунктам. Такое различие приводит к разнице в способности человека извлекать выгоду как из природных, так и из социальных экспериментов.
Итак, в то время как человек способен постигать тайны природных явлений, восходя со временем к вершине совершенства благодаря своим естественным и научным экспериментам, что ж, он действительно не может не замедлить шаг в своих попытках постичь наиболее подходящую социальную систему, никогда не будучи в состоянии достичь абсолютного совершенства в своем социальном мышлении, каким бы разнообразным и богатым ни был его социальный опыт.
Для того, чтобы выяснить все это, нам необходимо изучить эти существенные различия между природой социального и естественного опыта, чтобы мы могли прийти к тому факту, который мы уже установили, то есть к тому, что естественный эксперимент может предоставить человечеству возможность получить целостный образ природы, который можно применять для использования природных явлений и законов. Что касается социального опыта, то это не может гарантировать, что человечество откроет для себя такую целостную идеологию, касающуюся социального вопроса.
Наиболее существенные из этих различий можно вкратце представить следующим образом:
Первое: Естественный эксперимент может быть инициирован и осуществлен на практике одним человеком, постигающим его посредством подмечания и наблюдения, непосредственно изучающим все, что может быть раскрыто о его фактах и недостатках, и приходящим к конкретной идее, основанной на этом эксперименте.
Что касается социального опыта, то это всего лишь воплощение уже отработанной и внедренной системы. Опыт феодальной или капиталистической системы, например, означает внедрение обществом этой системы в течение определенного периода его истории, следовательно, такой опыт не может быть приобретен или усвоен только одним человеком.
Скорее, все сообщество реализует социальный опыт, затрачивая на это гораздо больше времени, чем тот или иной индивид. Когда кто-то хочет извлечь выгоду из определенного социального опыта, он не может быть современником всех его событий, как и быть современником реального естественного эксперимента в ходе его реализации, скорее, он может быть современником одного из аспектов его событий, обязательно в зависимости от его предположений, выводов и (знания им) истории, если тщательно изучит все аспекты и последствия этого опыта.
Второе: мышление, выкристаллизованное в результате естественного эксперимента, гораздо более объективно и точно, чем то, которое выводится человеком из социального опыта.
Это наиболее существенный момент, который не позволяет социальному опыту достичь уровня естественного и научного опыта, а потому он должен быть тщательно прояснен.
В естественном эксперименте интерес человека, проводящего его, связан с его открытием истины, полной откровенной правды, ничего не скрывающей от него, и у него чаще всего нет ни малейшей заинтересованности в фальсификации истины или искажении ее черт, что конечном итоге будет обнаружено с помощью эксперимента.
Если он, например, захочет изучить воздействие определенного химического вещества на бактерии туберкулеза, поместив его в среду обитания этих микробов, то его не будет волновать ничего, кроме выяснения степени его воздействия, будь оно высокое или низкое, и он не получит пользы при лечении туберкулеза от фальсификации результатов. Соответственно, интенция мышления человека, экспериментирующего с методом, как правило, будет направлена на объективность и точность.
Что касается социального опыта, то интерес человека, переживающего такой опыт, не всегда ограничивается выяснением истины, открытием наиболее подходящей социальной системы для всего человечества, но, возможно, даже в его личных интересах скрывать правду от глаз наблюдателей. Человек, чьи интересы зависят, например, от капиталистической системы и монополизма или от системы банковских процентов, обнаружит, что его выгода заключается в правде, которая подчеркивает, что система капитализма, монополизм и банковский процент – наиболее подходящий вариант, так что прибыль, которую приносит ему такая система, будет продолжать поступать дальше.
Следовательно, он от природы не субъективен, пока его личный импульс побуждает его открывать истину в том свете, который соответствует его собственным личным интересам. Так же обстоит дело и с другим человеком, чьи личные интересы вступают в конфликт с ростовщической системой или монополизмом: ничто не волнует его больше, чем правда, осуждающая ростовщическую систему и монополизм.
Когда такой человек ищет ответ на социальный вопрос «Какая (социальная) система наиболее подходящая?» в рамках своих собственных социальных исследований, его всегда подталкивает внутренняя сила, которая отдает предпочтение определенной точке зрения. Другими словами, он ни в коем случае не является нейтральным человеком в подлинном смысле этого слова. И так мы узнаем, что размышление человека о социальной проблеме обычно не может гарантировать объективность и беспристрастность в той степени, которая обеспечивает точность мышления человека при проведении естественного эксперимента или решении какого-либо из вопросов, связанных с космосом.
Третье: Предположим, кто-то смог интеллектуально освободиться от своих эгоистичных побуждений, рассуждая объективно и выясняя тот факт, что та или иная система является наиболее подходящей для всего человечества, ну, кто может гарантировать, что этот человек заботится об интересах всего человечества, если такие интересы не согласуются с его собственными? Кто гарантирует, что этот человек приложит усилия по внедрению наиболее подходящей для человечества социальной системы на практике, если это действительно противоречит его собственным интересам? Является ли это достаточной причиной, например, для капиталистов, которые считают, что социализм является более подходящей социальной системой (чем капитализм), чтобы они пошли и внедряли ее, даже если это противоречит их собственным интересам?
Достаточно ли веры современного человека (человека западной цивилизации) в опасность, исходящую от отношений между мужчиной и женщиной, основанных на непристойности и вседозволенности, в свете пережитого им опыта, достаточно ли его веры в то, что все эти отношения включают в себя моральные опасности, разложение и дезинтеграцию, угрожающие завтрашнему дню человека и его будущему, чтобы он поспешил развивать такие отношения таким способом, который гарантирует будущее человечества, защищая его от сексуальной и чувственной дезинтеграции, пока он не ощущает никакой современной опасности для реальности, в которой он живет, и пока такие отношения доставляют ему массу удовольствий и радостей?
Таким образом, в свете всего этого мы действительно чувствуем потребность не только в поиске наиболее подходящей системы для всего человечества, но и в импульсе, который заставляет нас заботиться об интересах человечества в целом, пытаясь воплотить такую систему в реальность, даже когда она вступает в конфликт с интересами той части (общества), которую мы представляем вне целого.
Четвертое: Система, которую устанавливает социальный человек, в пригодность и эффективность которой он верит, не может быть пригодна для воспитания этого человека, то есть для того, чтобы вознести его в человеческой сфере к более широким горизонтам, потому что система, которую создает социальный человек, всегда отражает нынешние обстоятельства ее создателя, его духовный и психологический уровень. Итак, если общество обладает низким уровнем силы воли и прочностью, оно действительно никогда не будет способно развить эту волю – путем создания прочной социальной системы, которая питает силу его воли и укрепляет его прочность.
До тех пор, пока оно не обладает твердой волей, оно неспособно обнаружить такую систему и внедрить ее. Скорее, оно устанавливает систему, которая отражает его распад и угасающую силу воли. В противном случае, можем ли мы ожидать, что общество, не обладающее собственной волей, будет противостоять искушению употребления вина, например, не будет обладать волей для возвышения над таким дешевым желанием, как это? Можем ли мы ожидать, что в таком обществе будет внедрена жесткая система, запрещающая подобные дешевые желания, воспитывающая силу воли человека, возвращающая ему свободу, освобождающая его от рабства желаний и искушений? Конечно, нет!
Мы не ожидаем твердости от распадающегося общества, даже когда такое общество осознает опасность распада и его последствия. Мы также не ожидаем, что общество, порабощенное желанием употреблять вино, освободится от таких желаний по собственной воле, независимо от того, насколько такое общество осведомлено о воздействии вина.
Ибо в обществе углубляется и фокусируется следующее ощущение: если оно продолжит саморазрушаться и удовлетворять свои желания дальше, то чем больше оно продолжит это делать, тем больше оно будет становится неспособным справиться с ситуацией и поднять свою человечность на более высокие ступени. Именно по этой причине созданные человеком цивилизации оказались неспособны создать систему, которая заставляет человека противостоять своему рабству собственным желаниям, поднимая его на более высокий человеческий уровень.
Даже Соединенные Штаты, которые наилучшим образом отражают величайшую из созданных человеком цивилизаций, не смогли обеспечить соблюдение закона, запрещающего употребление алкоголя, поскольку нелогично ожидать, что общество, которое отдалось своим собственным желаниям и их порабощению, примет законы, которые выведут его из ловушки, в которой оно находится и в которую оно добровольно себя бросило. Но мы действительно находим, что исламская система, которая принесена Божественным Откровением (в отличие от систем, созданных человеком), способна взращивать человечество определенным образом, вознося его к высоким вершинам, запрещая вино и другие порочные желания, создавая в человеке осознанную и твердую волю.
***
Что нам остается после того, как мы объяснили часть существенных различий между социальным опытом, переживаемым всем обществом, и естественным экспериментом, проводимым самим индивидом, так это поднять последний вопрос при рассмотрении обсуждаемой проблемы (проблемы уровня возможностей человечества в области социального организации и в выборе наиболее подходящей социальной системы), и возникает вопрос: «Какова ценность научного познания организации жизни группы, заложения основы социальной жизни и социальной системы на научных основаниях, полученных в результате естественных экспериментов, которые столь же точны, как эксперименты, проводимые в сфере физики и химии, что позволяет избавляться от всех слабых мест, которые мы изучали, имея дело с природой социального опыта?»
Другими словами: возможно ли — организуя социальную жизнь и знакомясь с наиболее подходящей социальной системой — оставить в стороне историю человечества, передачу опыта, накопленного человеческими обществами на протяжении веков, на который нам ничего не остается, как смотреть издалека, прячась за завесами времени, которые отделяют нас от них? Можем ли мы отбросить все это, строя нашу социальную жизнь в свете научных экспериментов, которые мы сами проводим и практикуем на том или ином человеке, чтобы мы могли познакомиться с наиболее подходящей социальной системой? Некоторые оптимисты, возможно, склонны ответить на этот вопрос утвердительно, учитывая, какими огромными возможностями обладает сегодня западный человек, ибо разве социальная система не призвана гарантировать удовлетворение потребностей человека наилучшим из возможных способов?
Разве потребности человека не являются реальными фактами, которые могут быть научно измерены и проверены, как и все другие природные явления? Не означает ли это, что методы удовлетворения этих потребностей подразумевают ограниченные меры, которые научная логика способна измерить и подвергнуть испытаниям, изучая их воздействие для удовлетворения потребностей и результатов, которые они приносят? Итак, почему социальная система не может быть построена на основе таких экспериментов?
Почему мы не можем путем эксперимента на одном человеке или многих людях выявить совокупность естественных, физиологических и психологических факторов, которые играют определенную роль в активизации интеллектуальных способностей индивидов, расширении их интеллекта, чтобы, если мы хотим организовать нашу социальную жизнь таким образом, можно было гарантировать расширение ментальных и интеллектуальных возможностей, а также позаботиться о том, чтобы все подобные факторы присутствовали во множестве в системе для всех людей?
Некоторые дилетанты могут вообразить нечто большее, рассуждая таким образом: «Это не только возможно, но современная Европа фактически сделала это в своей западной цивилизации, отбросив религию, мораль и все интеллектуальные и социальные аксиомы, направив себя в построении своей жизни в сторону науки, следовательно, совершив скачок в своем современном историческом развитии, открыв врата небес и завладев сокровищами земли».
Но прежде чем мы ответим на вопрос, который мы подняли выше (т.е. на наш запрос о степени возможности построения основ социальной жизни на научно-экспериментальной основе), мы должны обсудить этот новейший образ западной цивилизации и эту поверхностную тенденцию полагать, что социальная система, представляющая собой существенную грань этой цивилизации, о которой идет речь, является продуктом ее научной составляющей.
Действительность такова: социальная система, в которую верила Европа, социальные принципы, к которым она призывала и в которые она верила, на самом деле не были результатом экспериментального научного исследования. Скорее, это было теоретическое, нежели экспериментальное исследование, в большей мере философские принципы, а не экспериментальные научные идеи, ведь результат рационального понимания и вера в ограниченные интеллектуальные принципы – это нечто большее, чем результат производных рассуждений или экспериментального исследования потребностей человека, его психологических, физиологических и природных характеристик.
Тот, кто с пониманием изучает современный европейский Ренессанс, как его называет европейская история, несомненно, сможет понять, что общая тенденция Ренессанса в различных сферах материи действительно отличалась от его общей тенденции как в социальной, так и в организационной сферах. В области материи она была научной, поскольку ее представления о мире материи действительно основывались на наблюдениях и экспериментах. Его идеи о составе воды и воздуха, о законе тяготения или делении атомов – все это были научные идеи, полученные в результате наблюдений и экспериментов.
Как и в социальной сфере, современное западное мышление основывалось скорее на теоретических, чем на научных идеях. Например, оно призывает к правам человека, провозглашенным в ходе ее социальной революции, и совершенно очевидно, что идея права ненаучна, поскольку право человека на свободу, например, не является материальной вещью, поддающейся измерению и экспериментальному изучению, а значит, находится вне досягаемости научных исследований. Скорее, потребность является материальным феноменом, который может быть научно изучен.
Если мы будем соблюдать принцип равенства между всеми членами общества — этот принцип теоретически рассматривается как одно из основных требований современной социальной жизни, — при более тщательном наблюдении мы обнаружим, что этот принцип не был выведен научно, поскольку люди не равны по научным критериям, за исключением их общих человеческих качеств. Далее все они различаются по своим природным, физиологическим, психологическим и интеллектуальным качествам. Принцип (социальной) справедливости выражает этическую ценность, которая является скорее ментальным, чем экспериментальным выводом.
Итак, проводим ли мы четкое различие между характером социальной системы в современной западной цивилизации и научным характером? И точно так же мы осознаем, что научное направление мышления, в котором преуспела современная Европа, не включало область социальных принципов в сфере политики, экономики и социологии. Таким образом, мы лишь констатируем факт и не хотим обвинять западную цивилизацию в ее пренебрежении ценностью научных знаний в области социальной организации или в том, что она не построила такую систему на основе естественнонаучных экспериментов, ибо действительно, такие научные эксперименты никогда не могут быть пригодны в качестве основы для социальной организации.
Однако верно, что потребности человека во многих случаях могут быть подвергнуты экспериментам, как и методы удовлетворения этих потребностей. Но основная проблема социальной организации заключается не в удовлетворении потребностей того или иного индивида, а скорее в создании справедливого равновесия между потребностями всех индивидов и определении их взаимоотношений в рамках, которые позволяют им удовлетворять эти потребности. Очевидно, что научный эксперимент над индивидуумом и то не позволяет обнаружить такие рамки, природу таких взаимоотношений и метод нахождения такого равновесия.
Тем не менее, все это может быть выяснено в ходе внедрения (конкретной) социальной системы всем обществом, поскольку в конечном итоге будут обнаружены все слабые и сильные стороны системы. Соответственно, также будет обнаружено, чему необходимо следовать, чтобы найти необходимое справедливое равновесие, гарантирующее счастье всех. Добавьте к этому тот факт, что одни и те же потребности или их последствия не могут быть обнаружены в рамках одного научного эксперимента.
Возьмем такой пример: Человек, который привыкает прелюбодействовать, будучи счастливым человеком, возможно, не сможет обнаружить, чего ему на самом деле не хватает или что его огорчает, но вы, возможно, обнаружите, что общество, которое прожило, как и этот самый человек, большой отрезок своей жизни, позволяя себе следовать своим сексуальным желаниям, можете также обнаружить, что после периода переживания такого социального опыта его духовная сущность дала трещину, его моральное мужество, свобода воли и интеллектуальная искра полностью исчезли.
Таким образом, не все результаты, которые должны быть известны при создании наиболее подходящей социальной системы, могут быть обнаружены в научном эксперименте, который мы проводим на том или ином человеке в естественных и физиологических лабораториях или даже в психологических лабораториях. Скорее всего, их открытие зависит от долгосрочного социального опыта.
После этого использование естественнонаучного эксперимента в области социальной организации, несомненно, будет мотивировано той же личной склонностью, которая угрожает нашему использованию социального опыта. До тех пор, пока у индивида есть свои личные интересы, которые могут совпадать или не совпадать с фактом, установленным опытом, всегда будет существовать возможность того, что мышление этого индивида имеет субъективную направленность, теряя объективность, которая характеризует научные идеи, а также во всех других областях.
***
Теперь, узнав о способности человека решить социальную проблему и ответить на ее главный вопрос, мы продемонстрируем социальные доктрины, которые сегодня занимают умы человечества, между которыми идет интеллектуальная или политическая борьба, в зависимости от степени их социального присутствия в жизни человека. Этих доктрин четыре:
- Демократическая система
- Социалистическая система
- Коммунистическая система
- Исламская система
Первые три из этих доктрин представляют три человеческие точки зрения, которые пытаются ответить на главный вопрос: «Какая (социальная) система является наиболее подходящей?» Это ответы, которые человечество дает на этот вопрос в соответствии со своими ограниченными возможностями и способностями, уровень которых мы только что разъяснили.
Что касается исламской системы, то она предлагает себя на социальном уровне как религия, основанная на Божественном Откровении, а не как экспериментальная идеология, вытекающая из возможностей человечества.
Современный мир разделяет две из этих четырех систем: демократическая капиталистическая система является основой правления на значительной части земного шара, в то время как социалистическая система преобладает на другой его значительной части. Каждая из этих систем обладает колоссальной политической структурой, защищающей ее в борьбе с другой системой, вооружающей ее в гигантской битве, которую ведут ее герои за лидерство в мире и объединение социальной системы под их властью.
Что касается коммунистической и исламской систем, то их фактическое существование носит чисто интеллектуальный характер. Исламская система, однако, пережила один из самых славных и успешных периодов среди всех социальных систем, а затем на нее обрушились бури, когда на поле боя не осталось — или почти не осталось — принципиальных лидеров. Таким образом, этот опыт остался в распоряжении людей, в сердцах которых ислам еще не созрел, а их души не были наполнены его духом и сущностью. Следовательно, эти души были неспособны сопротивляться и устоять. Итак, исламская структура рухнула, а исламская система сохранилась как идея в сознании мусульманской уммы, как убеждение в сердцах мусульман и надежда, которую ее усердные сыны пытаются воплотить в реальность.
Что касается коммунистической системы, то это все еще опыт, который не был опробован в полной мере, но руководство социального лагеря сегодня все же направляет свои мысли на подготовку социальной среды для нее, не сумев реализовать ее на практике в тот период, когда оно взяло бразды правления в свои руки и объявило о внедрении социалистической системы, которая должна стать шагом к «истинному коммунизму».
Итак, какова наша позиция как мусульман по отношению к этим системам? Каково наше дело, которому мы должны посвятить свою жизнь, и к чьему берегу мы должны вести наш корабль?
Капиталистическая демократия
Итак, давайте начнем с капиталистической демократической системы, системы, которая породила своего рода несправедливость в экономической жизни, диктатуру в политической жизни, застой в интеллектуальной жизни церкви и все, что с этим связано, передав бразды правления и влияние новой правящей группе, которая заменила ее прежнюю власть, хотя их предшественники все же играли свою социальную роль, только по-новому.
Капиталистическая демократия была основана на безграничной вере в индивида и в то, что его личные интересы сами по себе, естественно, гарантируют интересы общества в различных областях, и что идея государства заключается лишь в защите индивидов и их личных интересов, а следовательно, государство не должно выходить за рамки этой цели в своей деятельности и различных практических сферах.
Капиталистическую демократию можно кратко охарактеризовать с помощью четырех свобод: политической, экономической, интеллектуальной и индивидуальной. Политическая свобода позволяет прислушиваться к словам каждого человека и уважать его мнение при определении общего блага нации, планировании, установлении ее законов и назначении властных органов для ее защиты. Ибо общая система нации и руководящий орган – это вопрос, непосредственно связанный с жизнью каждого из ее индивидуумов, решительно затрагивающий чье-либо счастье или несчастье. Таким образом, естественно, что каждый индивид имеет право участвовать в создании системы и власти.
Если бы социальный вопрос был, как мы говорили ранее, вопросом жизни или смерти, счастья или несчастья местных жителей, в отношении которых применяются общие законы и предписания, то в равной степени естественно не позволять отдельному лицу или группе, какими бы ни были обстоятельства, брать на себя за них ответственность до тех пор, пока нет отдельного человека, чистота намерений и рассудительность которого возвышаются над прихотями и ошибками.
Следовательно, должно быть полное равенство политических прав всех граждан, поскольку все они равны в том, что касается решения социальных проблем и подчинения требованиям конституционных и исполнительных органов власти. На этой основе зиждется право голоса и принцип всеобщих выборов, которые гарантируют, что правящий орган во всех своих полномочиях и должностях представляет большинство граждан.
Экономическая свобода зависит от веры в свободную экономику, на которой была основана политика открытых дверей, направленная на то, чтобы открыть перед гражданами все двери и подготовить все поприща в экономической сфере. Итак, каждый имеет право на собственность как ради потребления, так и ради производства. Такое производительное владение собственностью, которое делает массовый капитал неограниченным, одинаково допустимо для всех. Таким образом, каждый индивид обладает абсолютной свободой производить любыми способами, накапливать, увеличивать и приумножать богатство в свете своих личных интересов и выгод.
Согласно утверждению некоторых защитников этой «экономической свободы», законы политической экономии, которые, естественно, основаны на общих принципах, могут гарантировать счастье общества и поддерживать в нем экономическое равновесие, и что личный интерес, который является сильным мотивом и реальной целью индивида в его работе и деятельности, наилучшим образом гарантируют общие социальные интересы, и что конкуренция, которая имеет место на свободном рынке, сама по себе достаточна для создания духа справедливости в различных соглашениях и контрактах.
Естественные законы экономики, например, препятствуют поддержанию естественного уровня цен способом, который может быть почти механическим, поскольку, если цена поднимается выше своих справедливых естественных пределов, спрос будет снижаться, согласно естественному закону, который гласит, что «Повышение цены вызывает снижение спроса», а снижение спроса вызывает, в свою очередь, снижение цены, согласно другому естественному закону, и оно не останавливается до тех пор, пока не снизит ее до прежнего уровня, тем самым устраняя перекосы. Личный интерес всегда заставляет человека думать о том, как увеличить и усовершенствовать производство при одновременном снижении его затрат.
Это (согласно той же теории) вызывает интерес общества в то же время, когда это рассматривается как частный вопрос, который также касается отдельного человека. Конкуренция, естественно, требует ограничения цен на товары и выплаты рабочим справедливой заработной платы без несправедливости или неравноправного распределения, поскольку каждый продавец или производитель опасается повышения своих цен или снижения заработной платы своих работников из-за конкуренции со стороны других продавцов и производителей.
Интеллектуальная свобода означает, что люди должны жить свободно, придерживаясь своих доктрин и убеждений в соответствии со своими рассуждениями или тем, что внушают им их симпатии и склонности, без препятствий со стороны властей. Государство не должно лишать ни одного человека этой свободы, равно как и запрещать ему осуществлять свое право на нее, провозглашать свои идеалы и убеждения, отстаивать свои точки зрения и рассуждения. Личная свобода выражает освобождение человека в его поведении от различного рода давления и ограничений.
Следовательно, он обладает своей волей и (свободой) улучшать ее в соответствии со своими личными желаниями, независимо от того, что происходит в результате применения такого контроля над его личным поведением, его последствиями и результатами, если только они не вступают в противоречие с контролем других над их собственным поведением. Крайний предел, на котором заканчивается личная свобода любого человека – это свобода других людей. До тех пор, пока индивид не наносит ущерба этой свободе, нет никаких проблем в том, чтобы он обустраивал свою жизнь так, как ему нравится, следуя различным обычаям, традициям, ритуалам и обрядам, которые он считает приемлемыми, поскольку это его личное дело, которое связано с его существованием в настоящем или будущем. Пока он обладает таким существованием, он волен обходиться с ним так, как ему заблагорассудится.
Религиозная свобода, согласно нормам, которые отстаивает капитализм, является всего лишь выражением индивидуальной свободы в ее доктринальном аспекте и личной свободы в практическом аспекте, который связан с доктринами и поведением.
Из этого изложения мы можем сделать следующее резюме: широкий интеллектуальный курс такой системы, на что мы указали, таков: интересы общества связаны с интересами индивида, А индивид является основой, на которой должна строиться социальная система. Хорошее государство – это аппарат, который используется на службе и в интересах каждого отдельного человека, а также мощный инструмент для сохранения и защиты его интересов.
Такова капиталистическая демократия в ее основных принципах, ради которых состоялось несколько революций, и которых стремились достичь многие народы под руководством лидеров, описывавших такую новую систему и перечислявших ее достоинства: они живописали рай со всеми его блаженствами и счастьем, который содержит в себе стремления, блаженство, достоинство и изобилие, хотя в нее был внесен ряд поправок, но такие поправки никогда не затрагивали ее сути, которая оставалась прежней, сохраняя наиболее важные из своих принципов и основ.
Материалистическое направление в капитализме
Очевидно, эта социальная система является чисто материалистической, и в ней человек рассматривается отдельно от своего истока и загробного существования, ограничивается утилитарным аспектом его материалистической жизни, и о нем складывается такое представление. Но эта система, пропитанная доминирующим материалистическим мировоззрением, все же никогда не основывалась на материалистической философии жизни или ее детальном изучении. Жизнь в социальной атмосфере этой системы была отделена от любых отношений за пределами материалистических и утилитарных рамок, но для создания этой системы не было подготовлено полноценного философского понимания, которое позволило бы произвести такое разделение.
Я не имею в виду, что в мире не было школ философского материализма и его приверженцев. Скорее, в нем имела место популярность материалистических наклонностей как результат эмпирическим складом ума, который был широко распространен с начала промышленной революции[1], а также духа скепсиса и интеллектуальных потрясений, вызванных интеллектуальной революцией, которая постигла группу идей, считавшихся ранее одними из самых ясных и правильных истин[2], духом бунта и гнева против предполагаемой «религии», которая замораживала умы и интеллект, льстила тирании и беззаконию, поддерживая социальную коррупцию в каждой битве, которую она вела против слабых и угнетенных[3].
Эти три фактора способствовали распространению материализма в умах многих людей с западным менталитетом. Все это верно, но материалистическая система никогда не была основана на философском понимании жизни, и в этом ее противоречие и несостоятельность, поскольку социальный аспект жизни связан с реальностью жизни: он не кристаллизуется в правильной форме, за исключением случаев, когда он основан на центральном принципе, который объясняет жизнь, ее реальность и границы.
Материалистической системе не хватает такой основы, поскольку она подразумевает обман и жульничество, поспешность и недостаток терпения, когда реалистический аспект жизни заморожен, а социальная проблема изучается отдельно от него, хотя сохранение интеллектуального равновесия системы заключается в ограничении с самого начала ее отношения к реальности жизни, которое обеспечивает общество социальным компонентом: взаимоотношениями между людьми и собственным методом понимания этого мира и раскрытия его секретов и ценностей.
Если бы человечество на этой планете было порождением управляющей и господствующей Силы, которая знает его секреты и тайны, его внешний свойства и особенности, организует и направляет его, тогда он, естественно, подчинился бы в своем руководстве и жизненных условиях такой Созидающей Силе, ибо она мудрее его в отношении него, более осведомленная о его реальности, более праведная в намерениях и более умеренная, чем он.
Кроме того, если бы эта ограниченная жизнь была началом вечной жизни, которая проистекает из нее, получая от нее свой оттенок, а ее мерила зависят от степени умеренности и праведности первой жизни, тогда было бы естественно организовать нынешнюю жизнь, поскольку это начало маршрута бессмертной жизни, которое строится как на материальных, так и на духовных ценностях.
Следовательно, вопрос веры в Бога и в то, что жизнь возникла благодаря Ему, не является чисто интеллектуальным вопросом, оторванным от жизни, чтобы быть отделенным от жизненных сфер, для которых должны были бы быть изданы специальные кодексы и законы, в то же время игнорирующие этот вопрос и его решение. Скорее, это вопрос, связанный с умом, сердцем и жизнью в целом.
Доказательством того, что он более тесно связан с жизнью, чем сам демократический капитализм, является то, что его идея основана на убеждении, что не было ни отдельного человека, ни группы людей, чья объективная непогрешимость, интеллектуальные наклонности и осмотрительность достигали бы такой степени, которая позволяла бы доверить ему решение социальных вопросов и установление праведной жизни нации.
Сама эта основа не имеет ни положения, ни смысла, за исключением тех случаев, когда она строится на чисто материалистической философии, которая не признает установления системы иначе, как ограниченным человеческим разумом. Капиталистическая система материалистична во всех смыслах этого слова: она либо подразумевает материализм, не осмеливаясь заявлять о своей связи с ним и зависимости от него, либо она может не знать о степени естественной связи между реальность. жизни и ее социальным аспектом. Следовательно, в ней отсутствует философия, на которую должна опираться любая социальная система. Она, одним словом, материалистична, хотя никогда не основывалась на материалистической философии с четкими очертаниями.
Положение морали в капитализме
Результатом такого материализма, духом которого была поражена система, является то, что мораль была полностью списана со счетов, так что для нее не предусмотрено никакого существования в этой системе, или, скажем, ее понятия и критерии были изменены, личная выгода была объявлена высшей целью, а все виды свободы являются средствами достижения этой цели. Результатом этого являются все бедствия и катаклизмы, беды и невзгоды, на которые жаловался (и будет продолжать жаловаться) современный мир.
Сторонники демократического капитализма могут защищать его отношение к индивиду и его личным интересам, говоря, что личный интерес сам по себе порождает общественный интерес, и результаты, достигнутые моралью благодаря духовным ценностям, также достигаются в демократическом капиталистическом обществе, но не благодаря морали, а благодаря особым «мотивам» и служению им. Когда человек занимается социальным служением, он тоже достигает личной выгоды, являясь частью общества, для которого он трудится.
Когда он спасает чью-то жизнь, находящуюся под угрозой, он также получает выгоду для себя, поскольку жизнь этого человека послужит социальному телу, часть которого будет принадлежать ему самому. Следовательно, личных мотивов и утилитарного смысла достаточно, чтобы гарантировать и обеспечивать социальные интересы, поскольку, если их проанализировать, они сводятся к личным интересам и индивидуальным выгодам.
Такое оправдание ближе к богатому воображению, чем к аргументированному рассуждению. Представьте себе, если бы практическим критерием в жизни каждого человека в стране было достижение его личных выгод и интересов в максимально широком диапазоне, и если бы государство обеспечивало человеку его свободу, освящая её без всяких оговорок и ограничений, какое бы тогда положение занимала социальная работа в словаре таких людей?
Каким образом связь между социальными и личными интересами может быть достаточной для того, чтобы направить индивида к занятиям, предусмотренным моральными нормами, когда мы знаем, что многие такие занятия не приносят ему никакой пользы?
Если случается, что они действительно содержат какую-то выгоду для него, поскольку он является членом сообщества, часто случается также, что такая незначительная выгода (которую нельзя постичь иначе, как аналитически) будет сведена на нет преходящими выгодами или индивидуальными интересами, которые находят в свободе гарантию своего достижения, настолько большую, чтобы индивид попрал все принципы морали и духовного сознания.
Трагедии капиталистической системы
Если мы хотим разглядеть последовательный ряд социальных трагедий, вытекающих из этой системы, которая не опирается на изученную философскую базу, рамки этого исследования не позволят нам этого сделать, а потому мы хотели бы просто указать на них следующим образом образом:
Первое звено в этом ряду – это меньшинство, правящее большинством, контролирующее его интересы и важнейшие дела. Политическая свобода означает, что установление систем и кодексов, а также их исполнение являются правом большинства. Давайте предположим, что группа, представляющая большинство нации, держит бразды правления и законодательство, обладая демократическим капиталистическим менталитетом, который является чисто материалистическим менталитетом по своим ориентирам, наклонностям и целям, то какова будет судьба других групп? Или, скажем, на что может рассчитывать меньшинство в рамках законов, принятых в интересах большинства для защиты его интересов? Будет ли тогда странно, если большинство издаст законы в своих собственных интересах, пренебрегая интересами меньшинства, следуя несправедливой ориентации на достижение своих желаний, которые могут нанести ущерб интересам других? Кто будет поддерживать существующую структуру этого меньшинства и защищать его от несправедливости, пока каждого индивида заботит личная выгода, и пока большинство в свете его социальной концепции не знает никаких духовных и интеллектуальных ценностей?
Естественно, суверенитет останется в рамках системы, как это было раньше, и симптомы монополизма и посягательства на права и интересы других будут сохраняться в социальной атмосфере этой системы, как это было в старых социальных системах. Разница лишь в том, что унижение человеческого достоинства раньше совершалось отдельным человеком по отношению к своей нации, а теперь в этой системе оно осуществляется большинством против меньшинств, которые в своей совокупности составляют огромное число людей.
И это еще не всё. Тогда трагедия была бы не столь печальной, и эта сцена была бы создана скорее для комедий, чем для трагических постановок. Ситуация ухудшается и становится более серьезной, когда позже в результате этой системы возникает экономическая проблема, и поэтому экономическая свобода утверждается способом, который мы описали выше, санкционируя все пути и средства обогащения. Каким бы возмутительным или странным ни был метод или манера, он гарантировал то, что рекламировалось, когда мир был охвачен большой промышленной революцией, а наука рождала машины, которые кардинально изменили облик промышленности и стерли с лица земли ручное производство и тому подобное. Тогда пространство было расчищено для неслыханного богатства национального меньшинства. Возможности позволили последним извлекать выгоду из современных средств производства, предоставляемых безграничными капиталистическими свободами с достаточным количеством гарантий их использования и эксплуатации до самого крайнего предела, уничтожив тем самым многие группы нации, чья промышленность была уничтожена машиной, которая лишила их средств к существованию и возможности противостоять этому потоку, поскольку сторонники современной промышленности были вооружены «экономической свободой» и всеми прочими «священными» свободами. Таким образом, на поле не осталось больше никого, за исключением элитной группы покровителей промышленности и производства, в то время как средний класс сокращается до в целом низкого уровня, и это раздавленное большинство попадает во власть той элитной группы, которая мыслит и строит свои расчеты только в соответствии с демократическим капиталистическим режимом. Естественно, тогда она не стала бы оказывать им свою любезную и содействующую помощь для того, чтобы вытащить их из ямы и дать им долю своих огромных прибылей. Почему всё должно было так обстоять? Потому что его «моральным» критерием является выгода и удовольствие, государство гарантирует абсолютную свободу во всем, что оно делает, а демократическая капиталистическая система слишком узка для интеллектуальной философии жизни со всеми ее специфическими концепциями?
Следовательно, этот вопрос должен быть изучен в соответствии с этой системой, которая заключается в следующем: эти важные люди используют в своих интересах потребность большинства в них и их уровень жизни, чтобы обязать тех, кто способен работать по своим профессиям и на заводах в течение ограниченного времени и за заработную плату, достаточную только для поддержания необходимого жизненного минимума. Это «логика» чистого утилитаризма, которую они, естественно, приняли бы, разделив нацию, следовательно, на группу находящихся на пике богатства и большинство прозябающих в бездонной яме.
Здесь политическое право нации кристаллизуется в новой форме. Что касается равенства в отношении политических прав граждан, то, хотя оно и не вычеркнуто из истории данной системы, оно пережило это потрясение, сохранившись не иначе как тень и чистая идеологема: когда экономическая свобода зафиксирует результаты, которые мы показали выше, это приведет к выводу о глубоком разделении, о чем мы уже говорили, и тогда нация возьмет ситуацию под контроль и примет бразды правления в свои руки, завоевав перед этим политическую свободу.
Благодаря своему экономическому положению в обществе и способности использовать все средства пропаганды, а также благодаря своей способности покупать сторонников и помощников, капиталистическая группа контролирует бразды правления в стране, захватывая власть, чтобы использовать ее в своих собственных интересах и для защиты своих целей. Законодательная власть и социальные системы будут контролироваться капиталом, после того как демократические концепции предусмотрели, что это право всей нации. Таким образом, демократический капитализм в конечном счете становится властью, монополизированной меньшинством, средством, с помощью которого несколько индивидов защищают свое собственное существование за счет других, в соответствии с утилитарным менталитетом, вдохновленным демократической капиталистической «культурой».
Здесь мы подходим к худшему звену в общем ряду трагедий, которые представляет эта система. Те господа, в чьи руки демократическая капиталистическая система передала все средства влияния, предоставив им всевозможную власть и потенциал, направят свое внимание, вдохновившись менталитетом этой системы, к более широким горизонтам и почувствуют, вдохновившись своими интересами и целями, что они нуждаются в новых областях влияния, по двум причинам:
Во-первых: Изобилие производства зависит от степени изобилия и доступности основных материалов. Следовательно, у кого есть большая доля таких материалов, у того производственные мощности будут сильнее и обильнее. Эти материалы разбросаны на обширных землях Бога. Необходимо было их получить, а затем земли, на которых они находятся, должны были быть захвачены [если потребуется силой] для их поглощения и использования.
Во-вторых: Высокая скорость и мощь производства, мотивированные стремлением к большой прибыли, с одной стороны, и низкий уровень жизни многих наций, обусловленный материалистической жадностью капиталистической группы и ее стремлением взять верх над основной массой с помощью утилитарных средств, с другой, делают основную массу неспособной приобретать продукты и потреблять их. Все это приводит к тому, что крупные производители остро нуждаются в новых рынках сбыта своей избыточной продукции. Поиск таких рынков означает размышления о захвате [колонизации] новых земель.
Таким образом, этот вопрос изучается с чисто материалистической точки зрения. Естественно, такой менталитет, система которого никогда не была основана на духовных или этических принципах, и социальная система которого не допускает ничего, кроме наполнения этой ограниченной жизни разного рода удовольствиями и желаниями, находит в этих двух причинах «логичное» оправдание и благовидный предлог для посягательств на мирные страны, попрания их достоинства, установления контроля над их запасами продовольствия и потенциальными природными ресурсами, используя свое богатство для сбыта излишков своей продукции.
Все это является «разумным» и «допустимым» делом, в соответствии с «идеалами» индивидуальных интересов, на которых основаны как капиталистическая система, так и «свободная экономика». Исходя из этого, гигант материализма получает свободу вторгаться и вести войны, драться и связывать, колонизировать и эксплуатировать для того, чтобы удовлетворить манию желаний и прихотей. Посмотрите на трагедии, которые пережило человечество из-за такой системы, которая материалистична по духу, форме, способам и целям, даже если она никогда не была основана на определенной философии, согласующейся с этим духом и формой, находящейся в гармонии с такими манерами и целями, как мы указали выше.
Судите сами, какова доля счастья и стабильности в обществе, основанном на принципах этой системы и идеалах, в котором отсутствуют самоотверженность и взаимное доверие, истинное сострадание и любовь, а также все благие духовные тенденции, так что индивид живет в нем, чувствуя, что он несет ответственность только за свое собственное «я», что он находится в опасности из-за интересов всех без исключения других людей, которые могут вступить в противоречие с его собственными, как будто он живет в непрерывной борьбе и гонке, в которой у него нет никакого оружия, кроме собственных сил, и таким образом он не преследует ничего, кроме своих личных интересов.
Сейид Мухаммад Бакир ас-Садр
Источник: ас-Садр, Мухаммад Бакир. Ал-Мадрасат ал-исламийа. Т. 1. Ал-Инсан ал-му‘асир ва-л-мушкилат ал-иджтима‘иййа. Ан-Наджаф ал-Ашраф: Матба‘ат ан-Ну‘ман, 1384 л.х. (1964-1965). С.5-54.
[1] Этот эксперимент приобрел большое значение в научной области, достигнув неожиданного успеха в выяснении многих фактов и раскрытии удивительных секретов, которые позволили человечеству использовать эти секреты и факты для практической жизни. Достигнутый им успех придал ему святость в умах простых людей, заставив этих людей отойти от абстрактных идеалов и всех фактов, которые не могут быть осознаны с помощью чувств и экспериментов, так что эмпирический опыт стал, согласно доктрине многих эмпириков, единственной основой для научного знания. В «Нашей философии» мы объяснили тот факт, что сам эксперимент опирается на субъективное мышление, и что главной основой всего знания и науки является разум, осознающий факты, которые чувства не могут ощутить так же, как они ощущают конкретные факты.
[2] Среди распространенных убеждений, которые раньше отличались высокой степенью ясности и простоты, хотя и не основывались ни на интеллектуально-логической основе, ни на философских доказательствах, была вера в то, что Земля является центром мира. Когда такие представления рухнули под натиском точных экспериментов, общепринятые представления были поколеблены, и волна сомнений охватила многие умы, вызвав тем самым возрождение греческой софистики, находившейся под влиянием духа скепсиса, точно так же, как в греческий период на нее оказывал влияние дух скепсиса, возникший в результате противоречий в убеждениях греческих философов и интенсивных споров между ними.
[3] Церковь сыграла значительную роль в скандальном использовании религии, превратив ее название не более чем в инструмент для достижения своих собственных целей и задач, удушая научные и социальные свободы, учреждая суды инквизиции и предоставляя им широкие прерогативы распоряжаться судьбами людей, так что в результате всего этого люди вообще пресытились религией и почувствовали к ней отвращение, ибо во имя нее совершались преступления, хотя в своей подлинной сути она ничуть не уступает этим ворчливым критикам в осуждении преступлений и в желании искоренить мотивы, стоящие за этими преступлениями. Я разъяснил эти концепции и предпринял их подробное научное изучение в своей книге «Наша философия».