Старая гвардия, новая гвардия: вооруженные силы Ирана в Исламской революции. Ч. 1.
Данный материал представляет собой перевод главы из монографии «Бессмертные: Военная история Ирана и его вооруженных сил» (2009), автором которой является Стивен Уорд, американский эксперт по Ближнему Востоку и бывший сотрудник ЦРУ. Опираясь на широкий спектр источников, включая рассекреченные документы, автор уделяет основное внимание современной эпохе, увязывая наращивание военной мощи при последнем шахе и ее крах во время Исламской революции. В этой главе он анализирует причины, по которым руководство шахской армии не сумело оказать сопротивления исламскому революционному движению, а также рассматривает процесс взаимодействия старорежимных вооруженных сил с Исламской Республикой и созданными ей на основе народной милиции и исламских подпольных групп параллельными вооруженными силами.
К 1978 году иранское военное строительство дало Мохаммад-Резе «возможность патрулировать море на юге до Мадагаскара и небо на западе до Каира». Когда его вооруженные силы стали еще более мощными, шах провозгласил новую Персидскую империю. Ослепленный своими грандиозными планами, он игнорировал многочисленные предупреждающие знаки об ослаблении его династии и вооруженных сил. Шах не сумел создать связи, которые позволили бы использовать в его интересах историческую силу иранских воинов. Напротив, аятолла Хомейни, народный имам, четко представлял себе свои цели и планы в отношении вооруженных сил, и именно среди различных революционных группировок наиболее ярко проявились чувство иранского патриотизма, находчивость и упорство перед лицом полицейского государства Пехлеви. Как только Хомейни стал выдающимся лидером революции, направленной против шаха, он начал склонять Артеш (персидское название армии – Иран-1979), а затем и различных вооруженных революционеров к своему великому замыслу, имевшему драматические последствия для структуры вооруженных сил Ирана, их роли и эффективности.
Нараставшие проблемы
Хотя Исламская революция длилась немногим более года, Мохаммад-Реза постоянно сталкивался с вызовами на протяжении большей части предшествующего десятилетия. В годы, предшествовавшие 1978 году, шахский режим и его противники вступали в спорадические схватки, разжигаемые возрожденной партией Туде и другими левыми и, в меньшей степени, исламскими боевиками. Партизанские отряды были децентрализованы, разделены и раздроблены с целью обеспечения безопасности. Некоторые из них финансировались за счет средств мечетей, а основные группы, «Федаян-е Хальк» (ОФИН – Иран-1979) и «Моджахедин-е Хальк» (ОМИН – Иран-1979), получали помощь от Организации освобождения Палестины (ООП) и, вероятно, Ливии. Они использовали партизанскую войну, чтобы спровоцировать репрессии со стороны режима и показать, что можно действовать против самодержавия Пехлеви. Действуя в горах и лесах Гиляна, «Федаян-е Хальк» начали свою бурную деятельность 8 февраля 1971 года с нападения на пост жандармерии в Сияхкале, в результате которого погибло несколько жандармов и партизан. Радикалы использовали ограбления банков для финансирования своей деятельности, что вызвало последующие репрессии режима, сопровождавшиеся ответной кампанией убийств и взрывов. ОМИН, которая происходила из религиозного крыла партии Туде и хотела связать шиизм с современными идеями, также боролась с силами безопасности и проводила взрывы, убийства, похищения и нападения на американских граждан. В период с 1973 по 1976 годы ОМИН убила четырех американских военных офицеров, а также иранского сотрудника посольства, ошибочно приняв его за американского дипломата, а в августе 1976 года застрелила трех гражданских сотрудников «Роквелл Интернэшнл».
САВАК был в целом эффективно боролся с партизанами, хотя им потребовалось несколько лет, чтобы остановить насилие. Обладая четырьмя тысячами штатных агентов и десятками тысяч внештатных информаторов, САВАК сотрудничал с армией, жандармерией и полицией через Объединенный антитеррористический комитет, созданный в 1972 году для координации антипартизанских операций по всей стране. Спецслужбы проводили практически неограниченные операции против партизан, следили за правительственной бюрократией, подвергали цензуре прессу, вмешивались и контролировали занятия в университетах, преследуя молодую интеллигенцию, особенно студентов колледжей, преподавателей и инженеров, которые работали в партизанских отрядах. Однако, имея досье на многих, если не на большинство светских революционеров, САВАК не сумел проникнуть в их сети. Силовики также мало знали о религиозной оппозиции. В период с 1971 по 1977 годы почти 200 партизан и членов вооруженных политических групп погибли в перестрелках, а еще 165 были казнены, замучены до смерти, застрелены при попытке к бегству или предположительно покончили с собой. К началу 1976 года эти тяжелые потери вынудили партизан пересмотреть свою тактику и сократить насильственные действия. Однако группы оставались целыми и вербовали новых членов, хранили свое оружие и были готовы предоставить свои мускулы народной революции, когда она началась в начале 1978 г.
Остальная часть оппозиции шаху была раздроблена, деморализована и почти деполитизирована в начале 1970-х годов, но недовольство росло. В частности, демонстративное потребление нуворишей возмущало бедных, в то время как низшие и средние классы кипели от неудовлетворенных ожиданий и недовольства плохими экономическими показателями работы правительства. Народное отчуждение от трона и предполагаемое влияние иностранных держав усилились из-за акцента шаха на имперском наследии Ирана в ущерб его исламской истории, его связей с Израилем и подчинении интересам США и западной культуре. К маю 1977 года Иран столкнулся с серьезной рецессией, ростом безработицы среди миллионов представителей городской бедноты и вызванным инфляцией падением стоимости заработной платы специалистов. В разгар этих волнений шах сделал небольшие жесты по обеспечению политической свободы в ответ на давление со стороны администрации Картера и международного сообщество, которое преуспело лишь в обеспечении возможности открытой оппозиционной деятельности. Муллы, особенно изгнанный аятолла Хомейни, стали центром народного противостояния Мохаммад-Резе. К началу 1978 года монарх потерял поддержку крупных землевладельцев, торговцев и почти всех остальных слоев общества, за исключением военных и высших чиновников режима.
Фитиль воспламенился
Когда это произошло, революция быстро распространилась, поскольку первоначальное насилие регулярно подпитывало серию инцидентов по всему Ирану, которые шах и его службы безопасности не смогли сдержать. За сильными репрессивными мерами в начале 1978 года последовали попытки примирения и умиротворения со стороны режима, которые в конечном итоге привели к нерешительности, параличу и мятежу в иранских вооруженных силах. Правительство подожгло народное восстание 7 января 1978 года, когда оно поместило анонимную редакционную статью в крупной газете, в которой обвинило в недавних протестах коммунистов и исламских экстремистов, включая Хомейни, который был описан в непристойной форме, и даже было высказано предположение о том, что он был британским агентом. Разъяренные религиозные студенты протестовали на следующий день в религиозном центре Кума. Полиция открыла огонь по толпе, ранив сотни людей и убив более десятка, в том числе двух мулл, чьи окровавленные тюрбаны были выставлены перед главной мечетью. После того, как беспорядки распространились на Тебриз, шах объявил военное положение, но круг насилия уже начался. Среди шиитов и некоторых других мусульман через определенные промежутки времени проводятся траурные церемонии по умершим, и самой важной из них является арбаин, сорокадневная годовщина. Старшие священнослужители объявили погибших протестующих мучениками и призвали к национальному празднованию арбаина. Церемония привела к новым протестам, насилию и смерти, которые затем повторялись в течение года, когда появлялись новые мученики.
Во время беспорядков в Тебризе армия провела свое первое с 1963 года крупное столкновение с антиправительственными силами, выведя на улицы танки для восстановления порядка. Демонстрации продолжились в виде ожесточенных столкновений в Йезде в конце марта и в Керманшахе и семи других городах в начале апреля. Студенты Тегеранского университета отказались посещать занятия и устроили сидячие забастовки, столкнувшись с армейскими десантниками в начале мая на арбаине в честь мучеников Йезда. В середине мая в Куме армейские спецназовцы расстреляли последователей великого аятоллы Мохаммад-Казема Шариатмадари, умеренного священнослужителя, который затем присоединился к оппозиции и увлек с собой большинство других умеренных религиозных деятелей. Сеть мечетей по всему Ирану присоединилась к оппозиции, передавая послания и инструкции по всей стране. Вскоре после этого послышались первые песнопения «Долой шаха». В июле в Мешхеде, Исфахане и Араке вспыхнуло серьезное насилие. В некоторых городах было введено военное положение с ночным комендантским часом, и армия, размещенная на улицах иранских городов впервые с 1963 года, по-видимому, не смогла приноровиться к масштабным беспорядкам.
К концу лета 1978 года иранский монарх решил расположить к себе более умеренные элементы, находившиеся на периферии революции, поскольку бастующие рабочие в ключевых отраслях промышленности присоединились к протестующим. Мохаммад-Реза сместил генерала Насири с поста главы САВАК, отправив его послом в Пакистан. Затем он уволил почти три десятка других офицеров САВАК, серьезно деморализовав службу безопасности. Но шахский подход кнута и пряника не принес мира. Вместо этого оппозиция увидела признаки слабости и нерешительности, которые заставили ее увеличить свои требования. 19 августа 1978 года, в двадцать пятую годовщину переворота 1953 года, почти четыреста человек погибли при пожаре в кинотеатре «Синема Рекс» в Абадане. Позже было установлено, что ответственность за пожар несут исламские боевики, которые ранее совершали поджоги кинотеатров, показывающих «греховные» фильмы. В то время, однако, общественность обвиняла САВАК и местные силы безопасности в том, что начальник полиции Абадана был главным в Куме во время январских беспорядков, а фильм был посвящен антиправительственной партизанской деятельности. Общественность пришла в ярость от кажущихся хладнокровными убийств, и к концу августа солдаты наблюдали, как марши десятков тысяч иранцев в Тегеране переросли в массовые митинги с участием сотен тысяч. Эти события заставили правительство уйти в отставку, и шах сформировал правительство национального примирения, в то время как жесткие военные командиры вскипели от недовольства.
Попытка примирения оказалась заранее обреченной на провал на фоне неразберихи, вызванной судорожными переходами Мохаммад-Резы между насилием и примирением. В начале сентября в Тегеране и других городах прошли крупные мирные демонстрации с требованием проведения свободных выборов, освобождения политических заключенных и соблюдения Конституции 1906 года. Во время этих маршей протестующие прилагали особые усилия, чтобы установить контакт с солдатами, выстроившимися вдоль улиц, помещая цветы в стволы орудий и призывая призывников присоединиться к ним. Обеспокоенный таким развитием событий, шах объявил военное положение, приказал вывести на улицы больше войск и назначил генерал-майора Голамали Овейси, ярого промонархического офицера, губернатором Тегерана. Однако правительству не удалось передать в эфир объявление военного положения, и на следующее утро, 8 сентября 1978 года, студенты и другие иранцы вышли на улицы, не зная об этом указе. Когда протестующие не отреагировали на приказ разойтись, сотрудники службы безопасности применили новый закон. В последовавшем столкновении на площади Жале было убито до двухсот человек, и еще несколько сотен погибли по всему городу, что стало известно как Черная пятница.
Бойня на площади Жале, как сообщается, ужаснула шаха, но также заставила революционеров ненадолго остановиться и обдумать последствия своих действий. Затем правительство неправильно использовало то, что, возможно, было одним из его лучших шансов восстановить контроль. Некоторые революционные лидеры были арестованы, но вскоре были освобождены, поскольку режим пытался найти правильный баланс между репрессиями и компромиссом. Силам безопасности было приказано стрелять только в воздух, если на них не нападали, и непопулярные сотрудники службы безопасности были уволены, чтобы успокоить общественность. Революционеры, которые неоднократно становились более осторожными, когда военные проявляли решительность, постоянно выискивали признаки слабости и действовали смело, когда убеждались, что армия и полиция не проявят решимость. В конце сентября правительство арестовало еще нескольких офицеров САВАК, а генерал Насири был отозван из Пакистана и заключен в тюрьму. Такие уступки только ослабляли режим, а смешанный подход гражданского правительства, предлагавшего примирение, в то время как военные занимали конфронтационные позиции, укреплял оппозицию и подрывал доверие к шаху. Совершив роковую ошибку, Мохаммад-Реза потребовал в начале октября, чтобы Ирак изгнал Хомейни в бесплодной попытке заставить его замолчать. Имам отправился в Париж, где пресса и лучшие телекоммуникации дали ему еще большую известность в Иране, поскольку он призывал к свержению монархии и созданию Исламской республики.
Армия вмешивается
Военные возможности шаха, возможно, были не так велики, как опасались революционеры, но возможные результаты более жесткого применения вооруженных сил Ирана для спасения монархии до сих пор остаются одним из главных вопросов иранской истории в духе «А что было бы, если..». Как показали события, введение военного положения в начале сентября 1978 года ознаменовало начало самой кровавой фазы революции. Однако Артеш и другие спецслужбы оказались не готовы. Сосредоточенность на внешних угрозах и демонстрации имперской мощи ослабила готовность к обеспечению внутренней безопасности. Оружие и подготовка для борьбы с толпами оказались недоступны. Полицейские дубинки, двадцать пять тысяч канистр со слезоточивым газом и другое снаряжение для борьбы с беспорядками были наконец закуплены в ноябре в Соединенных Штатах, но были доставлены слишком поздно. Шах и многие его военачальники не были убеждены, что военные действия смогут сделать что-либо, кроме как еще больше увеличить непопулярность правительства. После «Черной пятницы» иранский правитель упрекнул своих генералов, создав разногласия внутри правительства и поставив под сомнение его волю сохранить власть. Точно так же вооруженным силам, возможно, не хватало решимости одержать победу независимо от действий генералов. Экономические и политические разногласия между различными эшелонами власти расширялись, моральный дух падал, и солдаты часто отказывались стрелять в толпу, в то время как некоторые братались с революционерами. Хуже всего было то, что нерешительный шах слишком долго лелеял несбыточную надежду на то, что ему удастся договориться с революционными лидерами. Хомейни, тем временем, был готов отправлять на улицы десятки тысяч мучеников, чтобы одержать победу.
Сочетание политических уступок шаха с введением военного положения, усугублявшееся ограничениями для военных, оказывало пагубное воздействие на безопасность. Высшие военные чины Мохаммад-Резы были людьми, отчаянно искавшими сильного руководства со стороны монарха. Начальник штаба вооруженных сил, генерал Азхари, был верным, но не честолюбивым солдатом. По словам американского посла, другие высокопоставленные офицеры заверяли в своей готовности служить. Генерал Овейси, жесткий командующий армией, был непреклонным, напрочь лишенным воображения и консервативным. Генерал Рабии, командующий ВВС, был энергичен и полон энтузиазма. Командующий флотом адмирал Хабиболлахи был серьезным интеллектуалом, профессионально компетентным, преданным и верным шаху. Генерал Карабаги, глава жандармерии, был личным фаворитом шаха и очень политизированным. Начальники служб не привыкли работать в команде, и при отсутствии четкого руководства их эгоизм и соперничество, взращиваемые Мохаммад-Резой на протяжении многих лет, стали дополнительным препятствием для военных усилий по подавлению поднимающихся революционных настроений. Когда в сентябре военное положение было распространено на другие крупные города Ирана, шах неоднократно бранил Овейси за убийство людей на улицах и выговаривал командирам за приказы стрелять на поражение в целях самообороны. Неудивительно, что силы безопасности становились все более неспособными принимать решения на местном уровне и колебались между бездействием и жесткими ответными мерами, что придавало революционерам смелости.
4 ноября 1978 года, в годовщину изгнания Хомейни в 1964 году, студенческие протесты переросли в крупный бунт в Тегеране. Овейси приказал армии не вмешиваться, якобы надеясь, что шах будет вынужден создать военное правительство с командующим армией во главе. Насилие действительно убедило осажденного монарха в необходимости военного кабинета, но он назначил премьер-министром среднего генерала Азхари. Вскоре выяснилось, что это правительство было военным только по названию. Командиры служб сохранили свои военные посты и передали повседневное управление министерствами своим гражданским заместителям. Что еще более важно, все более отстранявшийся от дел монарх по-прежнему отвечал за политику, и новое военное правительство не получило новых полномочий для более эффективного применения военного положения. Военное правительство, вероятно, было последним шансом режима остановить волну революции; шах мог пойти на значительные компромиссы, чтобы изолировать и подорвать исламских боевиков или развязать вооруженные силы и передать судьбу Ирана в их руки. Оба варианта были неприятны самодержавному правителю, и он рискованно продолжал попытки удержать расширявшуюся пропасть.
Тактика революционеров
Хомейни и другие антишахские лидеры определили вооруженные силы как ключ к успеху революции в начале 1978 года. С самого начала они хотели нейтрализовать военных. Более дальновидный Хомейни предвидел, что ему понадобятся военные, чтобы помешать левым и стремящимся к автономии этническим меньшинствам подорвать Исламскую республику, которую он намеревался создать. Поэтому он продвигал насильственные и мирные средства, чтобы свести на нет влияние военных, сохраняя при этом их сплоченность. С одной стороны, левые партизанские и воинствующие исламистские группировки атаковали армейские патрули и блокпосты. Они также смешались с мирными протестами, пытаясь спровоцировать силы безопасности на стрельбу по толпе, чтобы вызвать еще больший гнев и хаос. С другой стороны, братание, пропаганда и психологическая война использовались для того, чтобы представить военнослужащим варианты, выходящие за рамки подчинения их командирам. Хомейни лихо приказал своим последователям: «Атакуйте армию не в грудь, а в сердце. Вы должны взывать к сердцам солдат, даже если они стреляют в вас и убивают. Пусть они убьют пять тысяч, десять тысяч, двадцать тысяч — они наши братья, и мы будем приветствовать их».
Тактика революционеров по разоружению военных была гораздо менее снисходительной, чем предполагал приказ Хомейни. За приглашениями присоединиться к революции стояли религиозные указы и угрозы, призванные смутить и поставить под угрозу призывников и профессионалов. Военнослужащим говорили, что их религиозный долг в том, чтобы дезертировать, и угрожали объявить их неверующими за службу режиму. Родители, обычно, уговаривали сыновей оставить свои посты. Хомейни угрожал джихадом против военных и осудил Артеш как находившийся под американским командованием – эта угроза и обвинение, несомненно, расстроила в основном религиозных призывников, которые боялись быть заклейменными как сражающиеся за неверных. Подстрекаемая Хомейни религиозная оппозиция усилила протесты в конце 1978 года, постоянно ставя войска перед перспективой насильственных действий против других молодых иранцев. Скандирование «Бог велик» («Аллах акбар» — Ирн-1979) с крыш домов и ношение протестующими белых погребальных саванов помогало деморализовать солдат. Тем временем офицеры среднего и старшего звена постоянно подвергались преследованиям и запугиваниям.
В дополнение к этой тактике принуждения революционеры пытались убедить военных присоединиться к их делу. В лозунгах и речах демонстрантов звучали солдатские обиды. Антишахские силы пытались отделить менее зажиточных младших офицеров и бедных рядовых от относительно зажиточных старших офицеров, напоминая им, что их семьи страдают от экономических трудностей вместе со всеми иранцами. В отношениях с военно-воздушными силами оппозиция играла на классовых различиях между хомафарами и офицерами. Военнослужащим также напоминали о религиозных постановлениях, направленных оппозиционную деятельность, и муллы обращались к призывникам из своих провинций, используя местные языки и диалекты, чтобы заручиться их поддержкой. В дополнение к размещению цветов в стволах винтовок и гирлянд на танковых орудиях революционеры иногда предлагали солдатам гражданскую одежду и проезд на автобусе. Напротив, колеблющееся шахское правительство не давало четких указаний и какого-либо видения будущего. Неудивительно, что иранские военные все больше сочувствовали своим согражданам и были привлечены обещаниями лучшего будущего от оппозиции. По мере того, как рядовой персонал толпами дезертировал или не подчинялся приказам открыть огонь по демонстрантам, офицерский корпус также разочаровывался и разделялся. К концу года беспокойство по поводу бездействия их высшего руководства и надежности их войск заставило многих офицеров стать пассивными наблюдателями или, если это было возможно, подать заявления об отставке. Дезертирство и самовольные отлучения из частей увеличивались с угрожающей скоростью, подскочив со 100-200 в день в начале 1978 года до более 1000 в день к концу года. В декабре армейская дивизия в Мешхеде была фактически расформирована из-за мятежей и дезертирства.
Численно сокращавшиеся военные ведомства столкнулись с «внутренним врагом», когда левые и исламские боевики или их сторонники проникли в подразделения всех рангов. В конце декабря часть военнослужащих, назначенных для охраны посольства США, выкрикивала прохомейнистские и антиамериканские лозунги, когда толпа поджигала служебный автомобиль у ворот посольства. Сочувствующие солдаты, сержанты и младшие офицеры распространяли листовки, кассеты с речами Хомейни и новостные репортажи о насилии в провинциях, чтобы вызвать страх и побудить сослуживцев к дезертирству. Кроме того, после первоначального инцидента с подрывной деятельностью, в ходе которого в октябре был уничтожен вертолет в Исфахане, прореволюционные военнослужащие все чаще занимались саботажем на военных базах. Позже режим столкнулся с перспективой нелояльности в своих самых элитных подразделениях, когда небольшая группа офицеров и рядовых из Имперской гвардии напала на офицерскую столовую. В начале декабря в результате штурма было убито более десятка офицеров и ранено еще несколько десятков офицеров и сержантов.
Новые правительства, не имевшие ответов
Военное правительство, созданное в начале ноября, не могло справиться с революционерами. Чтобы подавить волнения, новый кабинет расширил цензуру прессы и закрыл университеты, высшие школы и даже базар. Неуверенность в переменах принесла режиму несколько недель мира, но к концу ноября забастовки и демонстрации возобновились. Танки разъезжали по улицам Тегерана, но отсутствие электричества, воды и нефти парализовала столицу, если не считать ежедневных столкновений между войсками и протестующими. Кум и Мешхед вышли из-под контроля правительства. Марши были запрещены, но режим был не в состоянии обеспечить соблюдение своих правил, поскольку толпы выросли до сотен тысяч. В этой обстановке у вялого генерала Азхари, не имевшего реальных последователей в армии, не хватало духу для конфронтации. Нежелание шаха назначить сильного военачальника вместо посредственного лоялиста еще больше подрывало его шансы на выживание. Стремясь в какой-то момент восстановить статус-кво, Мохаммад-Реза не мог избавиться от привычки использовать соперничество и недовольство среди своих старших командиров, чтобы предотвратить появление потенциальной альтернативы его правлению. В результате вышестоящая командная структура оказалась неспособной координировать действия по прекращению революции.
Новое правительство было разделено и не решалось усилить репрессии. Два самых высокопоставленных офицера ВВС, заместитель министра обороны Хасан Туфаниян и генерал Рабии, отказались сотрудничать с генералом Азхари на том основании, что он передал большую часть правительственных постов армейскому персоналу. Главными инициаторами решительных действий были Овейси и генерал-майор Манучехр Хосроудад, командующий армейскими авиационными подразделениями Ирана, и Аббасали Бадреи, командующий Имперской гвардией. Несмотря на поддержку Вашингтона, Мохаммад-Реза по-прежнему не желал применять решительную силу против своего народа. Вместо этого он слушал Азхари и других, которые выступали за аресты и наказание бывших чиновников как единственный способ успокоить общественность и восстановить спокойствие. Это убедило многих старших офицеров в том, что верность трону не гарантирует безопасности, что еще больше их деморализовало. После перенесенного в конце декабря сердечного приступа, позволившего ему уйти в отставку, подавленный Азхари сказал американскому послу: «Эта страна потеряна, потому что шах не может принять решение». В начале 1979 года Мохаммад-Резе все еще не хватало воли отдать приказ о серьезных репрессиях.
Состояние шаха, страдавшего от лимфоматозного рака, который он держал в секрете от всех, ухудшалось на протяжении всего 1978 года. Он становился все более вялым, замкнутым и подавленным и искал указаний в Вашингтоне. Однако он отверг неоднократные призывы американцев принять более решительные меры. Вместо этого он отменил военное положение, снял военное правительство и попросил Шапура Бахтияра, либерального государственного деятеля, которого он не любил, сформировать новое правительство. И снова Мохаммад-Реза сделал неудачный выбор. Бахтияр возглавлял возрожденный Национальный фронт, пришедший на смену коалиции Моссадыка, но у него не было последователей в народе, не было связей с духовенством и боевиками, не было поддержки в вооруженных силах. Бахтияр согласился сформировать правительство в обмен на уступки со стороны шаха, включая заверения в военной поддержке, уход в отставку некоторых опостылевших всем генералов и право назначить военного министра. Больной монарх также согласился назначить регентский совет и выехать из страны «на отдых» после того, как меджлис утвердит новый кабинет. Компромиссы и соглашения начали рушиться почти сразу. Овейси, Рабии и Хосроудад, сторонники жесткой линии, которых хотел убрать Бахтияр, уволились, как и было условлено, в начале января, но оставались на службе, потому что не было названо никого, кто пришел бы им на смену. Затем Бахтияр назначил военным министром Феридуна Джама, бывшего начальника штаба армии, но, когда шах отклонил требование Джама о том, чтобы начальники ведомств подчинялись непосредственно ему, отставной генерал покинул кабинет. Правительство Бахтияра рассматривалось многими иранцами лишь как фиговый листок, прикрывавший уход шаха, что, в свою очередь, означало значительное ослабление политической власти военных.
Когда военное правительство Ирана рухнуло, руководство США признало, что дни шаха сочтены. В начале января президент Картер направил генерала ВВС США Роберта Хайзера, заместителя командующего Европейским командованием, чтобы убедить высшее военное руководство Ирана остаться в Иране, предотвратить распад вооруженных сил и поддержать сильное и стабильное конституционное правительство. Кроме того, Хайзер, имевший тесные связи с командующими иранскими ВВС, должен был работать с генералами над планом на случай военного переворота. Однако ни один из военачальников шаха не был готов взять бразды правления в свои руки. Даже самые динамичные из них проявляли мало инициативы, и Хайзер обнаружил, что старшие командиры думают об отставке, а не о том, чтобы поддержать или заменить правительство шаха Бахтияра. Генерал Карабаги, новый начальник штаба Верховного совета обороны, жаловался, что у него нет опыта планирования, потому что шах всегда занимался планами сам. Начальники ведомств также, казалось, не могли действовать без подробного руководства, которое они привыкли получать от монарха. В резких выражениях Хайзер призвал Карабаги и вождей взять на себя ответственность за поддержание сплоченности армии и работать вместе над планами по выходу из кризиса. Высокопоставленные иранские командиры, однако, пытались заставить американцев взять на себя большую часть планирования, в то время как они не поддерживали Бахтияра из-за антимонархических взглядов премьер-министра.
Когда Мохаммад-Реза объявил, что он покинет Иран, сторонники жесткой линии безуспешно добивались большей власти, чтобы способствовать усилению репрессий или захвату власти военным путем. Несмотря на некоторые разногласия во взглядах, генералы работали с Хайзером и другими американскими офицерами над планом действий на случай, если правительство Бахтияра падет. Опасаясь последствий ухода шаха для военных, Карабаги умолял своего государя не уезжать, ставя поддержку Бахтияра в зависимость от присутствия шаха в Иране. Авторитет Бахтияра уже начал ослабевать после того, как один генерал публично заявил, что армия не пойдет за премьер-министром, и тогда Мохаммад-Реза не сделал ему выговор. Однако в последние недели своего пребывания в Иране шах отошел от военных вопросов и не сделал ничего, чтобы обозначить как-то свой контроль над вооруженными силами или делегировать кому-либо хоть какие-то свои полномочия. Отсутствие четких инструкций создало почву для последующего раскола между ними и гражданским правительством. Карабаги был вынужден опровергнуть слухи о военном перевороте и предупредил, что вооруженные силы будут жестко пресекать любые попытки захвата власти подчиненными ему подразделениями.
Перед тем, как навсегда покинуть Иран, Мохаммад-Реза шах Пехлеви провел день, прощаясь с Бессмертными (специальным подразделением шаха – Иран-1979)[1] и своими старшими военными офицерами. После того как его самолет взлетел 16 января 1979 года, Тегеран разразился торжествами с участием толп людей, нападавших на статуи шаха и его отца и, по словам генерала Хайзера, «символически убивашими его». Иранские командиры выполнили планы по демонстрации военной силы, выставив на улицы больше солдат, проведя воздушные полеты над Тегераном и напечатав статьи о готовности Имперской гвардии сражаться. Но после отъезда шаха правительство было осаждено со всех сторон забастовками и протестами, угрожавшими закрыть страну, в то время как вооруженные силы не были готовы к работе по стабилизации Ирана. Их склонность к бездействию усиливалась неуверенностью в лояльности своего личного состава, их разногласиями по поводу поддержки Бахтияра и взятия власти под контроль или попыток справиться с революционерами. Несмотря на заверения Хайзера, даже сторонники жесткой линии не проявили ни реальной способности, ни желания планировать военный переворот.
Генералы были полностью согласны с тем, что позволить Хомейни вернуться в Иран было бы катастрофой, но после того, как Бахтияр неохотно дал Имаму разрешение лететь в Иран, офицеры снова разделились. Карабаги пригрозил уйти в отставку, но его уговорили остаться, отчасти благодаря обещаниям американских официальных лиц, что Соединенные Штаты тайно работают над тем, чтобы не допустить возвращения Хомейни. Начальство использовали свои вполне реальные опасения по поводу обеспечения безопасности Хомейни и возможности кровавой бойни, если что-то случится с аятоллой, чтобы оправдать закрытие тегеранского аэропорта, что временно задержало прибытие Хомейни. Тем временем старшие офицеры связались с лейтенантами Хомейни в Иране. Хотя основное внимание было уделено безопасности Имама, переговоры также стали началом согласия военных на победу революции. Вскоре после этого было открыто распространено заявление некоторых высокопоставленных военных о солидарности с Хомейни.
Попытка Хайзера сохранить верность военных Бахтияру и предотвратить их бегство или перебежку к Хомейни имела лишь незначительный успех. Его миссия, казалось, была неправильно понята всеми иранцами. Генералы хотели, чтобы Хайзер сказал им, что делать, шах пришел к убеждению, что американский генерал был ответственен за организацию сделки между революционерами и военными, чтобы положить конец монархии, а революционеры были убеждены, что Хайзер был в Иране, чтобы способствовать перевороту. Левые и исламские боевики использовали отношения Хайзера с иранскими военными, чтобы изобразить военных лидеров Ирана в качестве марионеток, тем самым увеличив отчуждение рядовых от командиров и ускорив крах Артеша изнутри. Почти до самого конца Хайзер считал, что иранские вооруженные силы способны взять власть в свои руки, если Бахтияр отдаст приказ, и был убежден, что генералы Рабии, Туфаниян и Бадреи готовы действовать. Однако, прощаясь с военными лидерами Ирана, Хайзер заявил, что сомневается в их воле действовать, и предупредил, что если они не будут действовать в ближайшее время, то все равно столкнутся с кризисом, когда правительство Бахтияра неизбежно рухнет. Иранцы стоически молчали перед лицом подспудной критики их мужества. Однако многие из этих офицеров последовали совету Хайзера, храбро остались в Иране и были одними из первых, кого судила и казнила Исламская Республика.
Капитуляция
Когда Хомейни прибыл из Парижа 1 февраля 1979 года, военный крах стал неизбежным. Вооруженные силы позволили революционерам обеспечить безопасность аятоллы, и единственными людьми в форме в аэропорту были техники ВВС, поддерживавшие Хомейни. Демонстрация силы в столице обернулась красным, когда оппозиция воспользовалась возможностью побрататься с войсками и заявить, что вооруженные силы вышли приветствовать Имама. Решение позволить Хомейни вернуться также повлияло на многих офицеров и их подчиненных в плане признания идеи примирения с революционерами. За несколько дней до возвращения Имама Карабаги встретился с помощниками Хомейни, чтобы попытаться договориться о прекращении растущего насилия в Иране. Отклонив просьбы к армии примкнуть к революции, Карабаги напомнил сторонникам Хомейни, что иранские офицеры и солдаты присягнули на Коране защитить конституцию и поддержать законное правительство. Его отказ перейти на другую сторону, возможно, способствовал возобновлению вооруженных нападений на военных во время общего нарушения правопорядка, когда революционеры украли автоматы из правительственных арсеналов и заняли правительственные здания.
В первый же день своего возвращения в Иран Хомейни отверг важность военной присяги, объявив правительство Бахтияра нелегитимным и объявив о создании Совета Исламской революции, де-факто нового правительства. Совет возглавил Мехди Базарган, лидер движения светских студентов и политических активистов, выросшего из протестов, инспирированных Хомейни в 1963 году. Базарган сразу же признал призыв Хомейни и присоединился к великому аятолле, чтобы противостоять коммунизму и содействовать социальной справедливости в либеральном, националистическом и исламском Иране. Незадачливый Бахтияр изо всех сил пытался утвердить свою власть, отчасти потому, что вооруженные силы, освобожденные от контроля со стороны шаха, становились все более невосприимчивыми к нему и все менее склонными к его поддержке. В то время как, два конкурирующих правительства пытались завоевать доверие некогда грозного Артеша, Хомейни обратился к вооруженным силам, восхваляя военных, присоединившихся к революции, обещая защиту перебежчикам и угрожая судебным преследованием тем, кто не смог оторваться из режима. Армия начала сокращать свое присутствие в Тегеране по мере того, как все более изолированные вооруженные силы теряли волю к борьбе. Все большее число военных примкнуло к революционерам, взбунтовалось или дезертировало. На каждой базе и в каждом гарнизоне за контроль соперничали сторонники шаха и перебежчики Хомейни, поскольку от двух правительств поступали разные приказы.
Переход от шаха к Хомейни возглавили иранские военно-воздушные силы, которые были, возможно, наиболее близкими к Соединенным Штатам. За десять дней до возвращения аятоллы более восьмисот хомафаров заявили о своей верности Хомейни и захватили военно-воздушные базы в Дезфуле и Хамадане в ходе первого массового мятежа военнослужащих. Несколько дней спустя генерал Рабии сообщил об аресте и переводе сотен диссидентов-хомафаров и офицеров. После прибытия Имама все большее число военнослужащих и гражданских служащих военных ведомств заявляли о своей солидарности с революцией. Офицеры всех рангов выразили готовность служить под началом Хомейни, и даже Карабаги начал колебаться. После того как в начале февраля начальник штаба обратился к выпускникам военной академии с речью о невмешательстве в политику, поддержке конституции и поддержке законного правительства, он исключил из вступительной присяги клятву верности шаху. Два дня спустя десятки офицеров ВВС в парадной форме выразили Имаму свое почтение и перешли на сторону Исламской революции.
Вооруженные силы Ирана тогда рухнули в течение нескольких дней. Вечером 9 февраля 1979 года повтор телевизионного репортажа о прибытии Хомейни в Тегеран вызвал бурю эмоций на военно-воздушных базах в столице. Вспыхнули бои между сторонниками Хомейни хомафарами и кадетами, а также офицерами проправительственных сил, сержантами и летчиками. В Дошан-Тепе кулачные бои привели к перестрелке, когда хомафары попытались взять под контроль авиабазу, а к боям присоединились части Имперской гвардии. На авиабазе Фарахабад мятежники, к которым присоединились гражданские революционеры, в конце концов вынудили подразделения Имперской гвардии отступить. Затем они захватили близлежащий пулеметный завод и раздали захваченное оружие бойцам. Примерно в то же время хомафары в Дошан-Тепе раздавали оружие, взятое из арсенала базы. Таким образом вооруженные левые партизаны и исламские боевики распространили боевые действия на город. Хомейни осудил объявленный правительством комендантский час и предупредил, что любые действия вооруженных сил, направленные против революции, заставят его объявить священную войну против Артеша.
Военное руководство Ирана все еще не могло объединиться, чтобы ответить на этот новый кризис. Часть «Джавидан», бригады Имперской гвардии, так называемых «Бессмертных», была послана для усиления проправительственных отрядов в Дошан-Тепе. Колонна, насчитывавшая до тридцати танков, была остановлена тысячами революционеров, которые установили баррикады и расстреляли командира колонны и нескольких других офицеров. Рассматривался вопрос о том, чтобы отдать приказ ВВС разбомбить пулеметный завод, но Рабии отказался, потому что вооруженные революционеры и безоружные гражданские лица смешались там в одну толпу. Карабаги также намеревался использовать элитные подразделения десантников для захвата завода, но найти командующего авиационными силами и его заместителя не удалось. Бессилие военных проявилось еще больше, когда резко возросли случаи дезертирства и перехода офицеров на сторону временного правительства Базаргана. Посол США Салливан и американский военный атташе сообщили, что некоторые танки Имперской гвардии и другие члены элитных подразделений перешли на сторону революционеров или взбунтовались. Когда к концу дня оборона правительства рухнула, вооруженные партизаны атаковали военные базы и печально известную тюрьму Эвин, чтобы освободить находившихся там политических заключенных.
После наступления темноты правительство запоздало обсудило принятие жестких мер по борьбе с насилием и введению военного положения. Поскольку большинство подразделений уже боролись с задачами по поддержанию правопорядка, командующий армией не хотел обращаться к «Бессмертным». Бадреи все еще верил, что эти солдаты настолько преданы своему делу, что могут подорвать сплоченность вооруженных сил, столкнувшись с мятежными подразделениями. Он позволил основной части бригады «Джавидан» оставаться во дворцах и других зданиях вокруг города. Пехотные части из Казвина были направлены в Тегеран, но революционеры перекрыли главную магистраль и помешали их прибытию. Бадреи отдал приказ передать Имперскую гвардию в распоряжение САВАК, очевидно не подозревая, что организация уже распалась. Также были разосланы инструкции по установке баррикад и приказы стрелять на поражение нарушителям комендантского часа. Однако силы безопасности были не в состоянии реагировать, и им мешали, в частности, постоянные приказы, направленные на предотвращение попыток переворота и ограничение доступа к боеприпасам для тяжелого вооружения.
Конец наступил на следующий день, когда старшие офицеры Артеша решили отойти в сторону, чтобы спасти вооруженные силы. 11 февраля, после рассвета, революционеры и мятежные военные захватили еще несколько полицейских участков и армейских казарм, чтобы конфисковать оружие. Другие захватили государственное радио для передачи инструкций и пропаганды. В Дошан-Тепе снова вспыхнули бои, и генерал Рабии капитулировал. Ближе к концу дня генерал Бадреи был убит возле своего штаба, а генерал Мехди Рахими, командующий военным положением, заявил, что больше не может оказывать сопротивление революционерам. В то утро Карабаги созвал совещание высшего военного руководства для обсуждения дальнейших действий. Двадцать семь офицеров высшего ранга доложили о тяжелом положении в области безопасности и нарушении воинской дисциплины. Затем их обсуждение перешло к предложению объявить нейтралитет в политической борьбе. Каждый из них один за другим заявлял о своей поддержке такой декларации либо ради сохранения единства вооруженных сил, либо ради того, чтобы присоединиться к народу в поддержке Хомейни. Заявление было подготовлено и подписано двадцатью четырьмя присутствующими. Опубликованное в полдень заявление вновь подтвердило обязанность вооруженных сил защищать независимость и территориальную целостность Ирана, но провозгласило нейтралитет, чтобы предотвратить дальнейший хаос и кровопролитие. Затем старшие командиры приказали всем воинским частям вернуться в свои казармы. Как и предполагали генералы, декларация стала смертным приговором правительству Бахтияра. Премьер-министр скрылся, и его правительство распалось.
Поскольку Карабаги не предлагал поддержки временному правительству, оно не спешило прекращать нападения на военные объекты. Хотя генералы предполагали, что военные базы будут защищены от их посягательств по мере возвращения войск в гарнизоны, революционеры продолжали конфисковать оружие и технику. Собственный штаб Карабаги был осажден, и его заместитель был вынужден сдаться уже к вечеру. С наступлением ночи почти два десятка военных объектов оказались в руках революционеров. Адмирал Маджиди, заместитель командующего военно-морским флотом, приказал своему личному составу не стрелять по толпам, которые в основном примкнули к революционерам. Другие уже приспособились к новому порядку, включая по меньшей мере трех армейских генералов и начальника САВАК, который сотрудничал с временным правительством Хомейни до краха армии. Генерал Хосейн Фардуст, возможно, самый близкий друг шаха, оставил режим, якобы делясь секретами с Советским Союзом и левыми группировками на случай, если последние захватят власть, а также сотрудничая с последователями Хомейни. (Позже Фардуст был вознагражден тем, что ему было поручено превратить САВАК в новую прореволюционную службу безопасности, Организацию безопасности и информации иранской нации, или САВАМА). Бои продолжались до 12 февраля, когда яростно оборонявшиеся казармы императорской гвардии были наконец захвачены, а Хомейни и Базарган обратились к народу с призывом прекратить обстрелы военных объектов. Иранские газеты сообщали, что за три дня боев было убито около 650 человек и ранено 2700. За весь революционный период с января 1978 года по февраль 1979 года в ходе насильственных протестов и других диссидентских акций погибло не менее десяти тысяч иранцев.
Новое революционное правительство немедленно отдало приказ военнослужащим и гражданским лицам, в том числе дезертировавшим в прошлом году, вернуться на службу. Хомейни объявил, что Артеш и полиция теперь являются частью революции, а его чиновники заявили о своем желании восстановить армию. Несмотря на эту поддержку, многие рядовые и офицеры не смогли вернуться. Они, по-видимому, лучше понимали конечные цели Хомейни и его волю к власти, чем генералы, которые, вероятно, надеялись, что революцию можно будет умерить, раз в ключевой момент они отошли в сторону. Хомейни и его воинствующие сторонники, однако, не могли быть использованы высшим руководством Артеша, поскольку они работали над укреплением своего контроля над страной.
Стивен Уорд
Источник: Steven R. Ward. Immortal: A Military History of Iran and Its Armed Forces. Georgetown University Press, 2009 Pp. 211-225.
Стивен Р. Уорд — отставной офицер разведки и бывший сотрудник высшей аналитической службы ЦРУ, специализирующийся на Иране и прилегающем регионе. Отставной подполковник запаса армии США и выпускник Военной академии США в Вест-Пойнте. В настоящее время работает историком по контракту в Объединенном управлении истории Объединенного комитета начальников штабов. С 2010 по 2012 год он был приглашенным профессором ЦРУ в Военно-морской академии США в Аннаполисе. С 2005 по 2006 год он был заместителем офицера национальной разведки по Ближнему Востоку в Национальном разведывательном совете, а с 1998 по 1999 годы – директором разведывательных программ в Совете национальной безопасности (США).
[1] Иранская армия неуклонно модернизировалась в середине 1960-х годов, постепенно превращаясь из легких пехотных сил, все еще полагающихся на вьючных животных, поддерживаемых несколькими излишками бронетехники времен Второй мировой войны, в механизированные силы с современной американской бронетехникой и самоходной артиллерией. После 1965 года армия меньше полагалась на американские системы и изменила свою ориентацию с советской угрозы на Ирак, борьбу с повстанцами и задачи по демонстрации силы. К концу 1970-х годов армия насчитывала двести восемьдесят пять тысяч человек, включая Имперскую гвардию, пехотную дивизию из восьми тысяч человек, которая защищала столицу. Члены одной бригады, называемой «Джавидан», или «Бессмертные», прошли тщательную проверку и присягнули на особую верность, чтобы защитить шаха и его семью.