Турция и Иранская революция 1979 года
Восприятие Турцией революции строилось на опасениях, которые заключались в возможности распространения исламских движений в Турции и возможности возникновения курдского государства после возможного провала Исламского правления. Однако Турция была осторожна в поддержании экономических отношений с Ираном. Взгляды исламских джамаатов и различных идеологий на революцию были различными. Хотя некоторые выступали категорически против революции из-за ее шиитской идентичности, для других она была свидетельством возрождения ислама и реакцией, направленной против международного империализма.
Бюлент Эджевит, премьер-министр Турции: «Иран пытался провести индустриализацию, но он сделал это без принятия каких-либо необходимых политических и социальных мер предосторожности. Таковы были причины конфликтов в Иране. Мы проводили прямо противоположную политику. У нас, в Турции, сначала установилась демократия, а потом началась модернизация» (Миллиет, 29 января 1979 года)[1]
Иранская революция и создание государства, основанного на определенном понимании ислама, добавили еще одно измерение в турецко-иранские отношения. До революции Турция как светская страна с суннитским большинством и Иран как монархия, управляемая светской элитой и шиитским большинством, имели полноценные отношения. Строительство Турецкой Республики и становление Ирана при династии Пехлеви происходило примерно в одно время. Турция под руководством Кемаля Ататюрка и Иран под руководством Реза-хана проводили ускоренную модернизацию и политику вестернизации в 1920-е гг. Турция провозгласила республику в 1923 г., а Иран провозгласил шахский режим – в 1925 г. (начало правления новой династии Пехлеви – Иран-1979). Отношения между двумя странами стали обостряться после того, как Реза-хан посетил Турцию в июле 1934 года. В 1937 году был подписан Саадабадский пакт между Ираном, Ираком, Турцией и Афганистаном. Этот пакт был пактом о ненападении и направлен на разрешение пограничных конфликтов между подписавшими его государствами и развитие отношений между ними. В период после Ататюрка отношения между Турцией и Ираном продолжались. После Второй мировой войны обе страны оказались в западном лагере, лидером которого были США. И Иран, и Турция были союзниками американцев. Революция в Иране была воспринята Турцией умеренно. Турция признала новый режим в Иране в 1979 году, сразу же после победы революции. Отношения между двумя странами после революции 1979 года в Иране время от времени оставались напряженными. В 1990-е годы их взаимное идеологическое противостояние достигло своего пика. В этот период основными темами стали Рабочая партия Курдистана (РПК) и курды, шариат, хиджаб и напряженность вокруг Аныткабира (мавзолея Ататюрка – Иран-1979), который иранцы не посещали в ходе официальных визитов. Поскольку отношения Турции и Ирана в период после 1979 года не относятся к теме данной статьи, мы не будем их здесь рассматривать.
- Отношение Турции к Иранской революции
Отношении Турции к Иранской революции можно понять, если обратиться к двум различным областям: сфере официальной государственной политики и общественных отношений[2]. Говоря об официальной государственной политике, мы определим реакцию Турции на смену режима в Иране. В этой связи мы рассмотрим привилегированную политику Турции в отношении нового исламского режима в Иране. Обращаясь к социальной сфере, мы определим последствия Иранской революции для турецкого общества. Приводя реакцию турецкой прессы на революцию, мы зададимся вопросом о том, как исламские круги Турции отреагировали на революцию. В этом контексте будет предпринята попытка показать противостоящие и поддерживающие Иранскую революцию группы.
- Размышления о государственной сфере
У Турции было две проблемы, связанные с Исламской революцией в Иране. Во-первых, какое бы то ни было влияние на исламские движения в Турции, а во-вторых, в случае провала Исламской революции, распад Ирана и создание курдского государства[3]. Важнейшими вопросами для Анкары были курдский национализм и исламские движения, и контрполитика Турции против Ирана была направлена на предотвращение любых возможных последствий этих опасений для политической структуры Турции. Кроме того, Турция стремилась к установлению экономических отношений с Ираном, как до революции, так и после революции; она также продолжала стремиться к развитию экономических отношений. Сюха Бёлюкбашы подчеркивает три направления политики Турции в отношении Исламской революции: поддержание государственных отношений, сохранение нейтралитета в войне между Ираком и Ираном и развитие экономических отношений между Турцией и Ираном[4]. Целью интереса Турции к Ирану было также предотвращение роста советского влияния в Иране[5]. Есть также некоторые ученые, такие как Хакан Явуз и Сулейман Элик, которые находят связь между Иранской революцией 1979 года и военным переворотом в Турции в 1980 году. Поскольку Иран был одним из наиболее значительных союзников США в регионе, смена режима в Иране и начало шариатского правления, которое рассматривало США как Большого Сатану, вызвали у американцев тревогу по поводу ситуации Турции. По мнению некоторых авторов, международная обстановка и поляризация общества в Турции сказались на действиях военных Турции, которые почувствовали, что страна находится в небезопасном положении, и предприняли действия.
В 1970-е годы Турция стала свидетелем конфликтов между алевитами и суннитами, левыми, исламистами и националистами, турками и курдами. По словам Явуза, Исламская революция в Иране 1979 года и советское вторжение в Афганистан создали у турецких военных глубокое чувство незащищенности, которое некоторые называют главной причиной военного переворота 1980 года[6]. С исчезновением шахского режима в Иране США потеряли союзника в регионе, и, кроме того, появление антиамериканского и исламского режима в Иране вызвало раздражение США, что привело к росту значения Турции как их союзника в регионе[7]. Вдобавок ко всему, советско-афганская война тоже способствовала развитию турецко-американских отношений, а военный переворот 1980 года предоставил США шанс восстановить отношения с Турцией. По словам Элика, Исламская революция в Иране рассматривалась как вызов светской идентичности турок в 1979 году; таким образом, военный переворот 1980 года положил начало контрреволюционной деятельности кемалистского истеблишмента и успешно блокировал влияние Исламской революции в Иране и радикального исламского движения в Турции[8].
Турция просчитывала возможность подобного движения, как в Иране, и его возможные последствия. Создание Исламского государства в Иране вызвало рассуждения о признании этого теократического государства. Как сообщает Мехмед Керим[9], Партия национального спасения предложила признать Исламскую Республику, не дожидаясь Запада. С другой стороны, депутаты Партии справедливости под руководством Сулеймана Демиреля отклонили это предложение. Более того, Демирель заявил о том, что Хомейни «нес чушь»[10].
Турецко-иранские отношения после Исламской революции 1979 года развивались волнообразно, так что, несмотря на рост напряженности, обе стороны продолжали поддерживать экономические отношения:
«…несколько произошедших в последующем новых событий еще больше омрачили отношения между Ираном и Турцией: углубление альянса между Турцией и Израилем, расхождение интересов Турции и Ирана в Центральной Азии и Закавказье, а также тесные связи, установившиеся между Ираном и Сирией. Кроме того, в то время как Турция обвиняла Иран в поддержке исламистских движений (в том числе действующих в Турции), Иран обвинял Турцию в ее антиисламской и антииранской политике (включая размещение Турцией на своей территории иранских оппозиционных движений). Напротив, экономические интересы и взаимная озабоченность курдским вызовом представляли некоторую общую почву для улучшения связей…Отношения между Тегераном и Анкарой, таким образом, балансировали между сотрудничеством и конкуренцией, между спокойствием и напряженностью»[11].
- Общественная реакция
Иранская революция нашла отклик среди людей с различными мировоззрениями и идеологиями в Турции. Некоторые из них воспринимали ее как угрозу, некоторые рассматривали ее как движение против международного империализма и США, некоторые подчеркивали ее сектантскую сторону и выступали против ее идеологии, некоторые приветствовали ее и брали с нее пример, призывая следовать тому же пути в Турции, а некоторые, можно сказать, до сих пор боятся ее из-за возможности распространения шариата на Турцию. Военный переворот в Турции 12 сентября 1980 года также изменил актуальную повестку турецкого общества. Запреты и ограничения на политические права и прессу оказали воздействие на деятельность левых, националистов и исламистов. Их активность была ограничена, а многие из них были арестованы. Они не могли проводить собрания, их книги конфисковывались, а их публикации запрещались. Каждый из них был занят своими собственными проблемами. Таким образом, противодействие Иранской революции осуществлялось ограниченными ресурсами.
Когда Иранская революция получила отражение в турецкой прессе, начались многочисленные споры о характере революции и ее влиянии на Турцию. Мехмед Керим предложил классификацию прессы по идеологическому и религиозному признакам, разделив ее на три части: левую прессу, правую прессу и «нарочито» мусульманскую прессу.
Во-первых, по его словам, левая пресса, за исключением газеты «Айдынлык», не упоминала об Исламской революции. Он не критикует левую прессу из-за этого и говорит, что, не упоминая об Исламской революции, левая пресса просто «делала свое дело». Если речь идет не о марксистском движении, то от левой прессы не ждут поддержки или упоминания революционных движений. Он продолжает резкую критику, задаваясь вопросами:
«Убитые во Вьетнаме, Камбодже и Африке люди были людьми, а в Иране не были? Где же авторы, которые не дискриминируют людей по всему миру? Где гуманисты, чьи сердца бьются ради счастья народов мира? Разве 150 000 мучеников в Иране не равны 5 баскским партизанам? Может быть, овдовевшие женщины в Иране напугали вас из-за того, что они были в платках? Неужели молодые люди, погибшие во время борьбы с фашизмом и империализмом, остались в стороне от ваших интересов из-за бороды и тюрбана?»[12]
Несмотря на критику Мехмеда Керима, в турецкой левой прессе было довольно много статей и комментариев. Например, Али Сирмен в ежедневной газете «Джумхурийет» обвиняет некоторых авторов в турецкой прессе, которые называют себя религиозными и националистически настроенными, в поддержке шаха. В своих публикация он поддерживал движение в Иране. В своей статье от 28 января 1979 года он написал:
«Поддержка иранского шаха – это поддержка грабежей, убийств и бесчестия»[13].
Подобно Сирмену, Угур Мумджу[14] вспоминает свои наблюдения о прессе. Он пишет 30 января 1979 года, что турецкая пресса стремится найти советское влияние в Иранской революции[15].
Левое издание «Бириким» рассматривало протесты перед революцией как сопротивление деспотическому правлению шаха. Она определяла шаха как самую кровавую и самую тираническую диктатуру и критиковала отношения шахского Ирана и США[16]. Он рассматривает массовые протесты в Иране как отрицание империалистической политики. Он говорит, что из-за своих отношений с США приобрел ненависть всех социалистов и демократов. Журнал «Бириким» до революции интересуется массовыми протестами в Иране и спрашивает: «Будут ли продолжаться события, которые дестабилизировали режим?», отвечая на этот вопрос: «Нет», но у него были подозрения относительно грядущих событий:
«… Возврата к «старому» и возвращения назад в Иране не будет. Однако в каких аспектах произойдет изменение? Ограничится ли оно политическими изменениями или же произойдут также социальные изменения?»[17]
Раздел об Иране в следующем номере «Бирикима», опубликованный во время революции в феврале 1979 года, начинается с фразы: «Настоящее в Иране начинается сейчас»[18]. В феврале журнал еще не был уверен в том, что именно произойдет после ухода шаха. Подчеркивая влияние шиитского ислама на массы, в своем февральском номере 1979 года «Бириким» с нетерпением ожидал того, как религиозное руководство во главе с Хомейни отнесется к массовым движениям. Подчеркивая бредовость и ошибочность спекуляций на интеграции всех массовых движений под началом исламской идеологии, «Бириким» признает, что конец шахского режима наступил благодаря руководству аятоллы и предостерегает от того, чтобы упускать из виду роль аятолл в деятельности масс. Более того, он предлагает религиозному руководству революции сотрудничать с левой Организацией фидаинов-партизан иранского народа (ОПФИН) для того, чтобы вести революцию к дальнейшим приобретениям и представляет это сотрудничество как решение социальных, экономических и политических проблем иранского народа[19].
Как утверждал Керим, «Айдынлык» обсуждал события в Иране и Иранскую революцию во многих статьях и комментариях. С того времени, как в Иране начались массовые движения, «Айдынлык» стал упоминать о конфликте с шахом. Когда дело стало близиться к революции 1979 года, он увеличил количество своих публикаций об Иране. Это издание характеризовало массовые движения как справедливые, а правление шаха – как тиранию. 3 апреля 1978 года Реха Акбай написал о столкновениях в Иране:
«Иранский народ устал от империализма, дороговизны жизни и тирании шаха … прогрессивные улемы протестовали против шаха. Фашистский режим проклинают, и требования свободы и независимости звучат на каждой улице и на каждой площади. Шах, который годами угнетает людей, усиливает свою тиранию, когда оказывается в безвыходном положении. Его тирания не может остановить борьбу народа … народ Турции вместе с народом Ирана поддерживает их борьбу»[20].
В октябре 1978 года «Айдынлык» упомянул о декларации партии Туде. Не делая никаких различий между светской оппозицией и религиозной оппозицией в Иране, газета заявляет, что целью борьбы является уничтожение господствующих классов и империализма[21]. По словам автора «Айдынлыка», Туде боролась вместе с Хомейни. «Айдынлык» сообщает об отъезде шаха из страны заголовком «Шах, который сказал, что собирается в отпуск, убегает»[22], возвещая о революции. Он приходит в восторг, сообщая о возвращении Хомейни. Кроме того, он сообщает о последнем приказе шаха, который он отдал своим генералам перед тем как покинул страну, как о «начале гражданской войны»[23]. Перед вылетом Хомейни из Франции в Иран один из репортеров «Айдынлыка» берет интервью у советника Хомейни, Эбрахима Йазди, получая информацию о скором возвращении Хомейни[24]. Когда Хомейни вернулся в Иран, «Айдынлык» назвал это «великолепной встречей»[25].
Во-вторых, согласно Кериму, правая пресса была настроена агрессивно по отношению к Исламской революции. Более того, он находит публикации «Терджюман», «Сабах» и «Йени Асья» «отвратительными» (çirkef). Правая пресса утверждала, что из-за Исламской революции Иран упустил шанс на демократию. Исламская революция и Хомейни были факторами, которые возвращали Иран ХХ века назад, в Аравию VII века. Он подчеркивает, что правая пресса оказала этими публикациями услугу коммунизму. По его мнению, выражения, использовавшиеся по отношению к Хомейни в правой прессе, такие как «старый лис», «советская марионетка», «враг Запада» и «маразматик», были крайне недружелюбными[26]. С другой стороны, Нуреддин Ширин говорит, что «Терджюман», который был близок к Сулейману Демирелю, лидеру Партии справедливости и премьер-министру, охарактеризовал иранскую революцию как коммунистическое движение[27]. Она даже назвала иранскую революцию «зеленым коммунизмом». По словам Ширина, это было связано с тем, что он не ожидал каких-либо оппозиционных движений против международного статус-кво. В эти годы признавалась только власть США и СССР. «Терджюман» рассматривал иранскую революцию как политический ход Советов против США. Однако это утверждение было опровергнуто политикой Ирана в отношении коммунистической партии Туде. Таким образом, иранский режим продемонстрировал свое отношение к советскому режиму.
В 1979 году в газете «Терджюман» появилась статья, в которой ставились под сомнение революция и будущее Ирана. Согласно этой статье:
«Шах был не так уж плох, но демократия была необходима. Однако Хомейни обладал бескомпромиссным характером. Значит, в Иране может произойти военный переворот»[28].
В-третьих, «нарочито» мусульманская пресса (Bir Daha Gömlek Müslüman Basın) вроде газеты «Милли газете» обвинила иранскую революцию в том, что она была инспирирована Советским Союзом. По словам Керима, это было не что иное, как враждебность к исламу. Еще одним аргументом такого рода прессы была шиитская идентичность иранской революции. Эта пресса утверждала, что между шиитами и суннитами существуют определенные различия, но Керим отвергал эти идеи.
После революции многие исламисты посетили Иран и пришли в восторг от революции. Когда они вернулись в Турцию, они искали способы сделать Турцию похожей на Иран. Многие книги иранских исламистов, особенно книги Хомейни, были переведены на турецкий язык. Хомейни имел такое влияние на исламистскую молодежь в Турции, что, ссылаясь на его джихадистское понимание в духе «не важно, убьем мы или будем убиты, мы окажемся в раю», исламистская молодежь тоже не боялась убивать или быть убитой[29].
Несмотря на подозрительное восприятие более светскими идеологиями и общинами Турции Исламской революции в Иране, многие исламисты, которые искали пути построения исламского государства, с волнением приветствовали иранскую революцию. Поскольку это было свержение могущественного шахского режима, который был «зеницей ока» для империализма на Ближнем Востоке, оно нашло широкую поддержку в Турции. Озкан Эрджуменд и Атасой Мюфтюоглу отмечали, что революция была не революцией Ирана, революцией ислама[30]. Они прославляли революцию в Иране. Различие между шиитским исламом и суннитским исламом игнорировалось ими, так что сектантские различия не были важны. Аналогичная точка зрения была опубликована в журнале «Гиришим» Метинера, в котором Иран хвалили за то, что они стали молиться за суннитскими имамами[31]. Вера в возможность осуществления революции под руководством Имама твердо укрепилась после Иранской революции[32]. Их лозунг гласил: «Аллаху Акбар, Хомейни Рахбар» («Аллах – Самый Великий, Хомейни – Предводитель!»).
Иранская революция была положительно встречена не всеми исламистами в Турции. Были и некоторые противоречия, вытекавшие из шиитского характера революции. Как отмечает Нуреддин Ширин:
«После революции некоторые религиозные ученые в Турции начали выдвигать идеи против Иранской революции. Они говорили, что существует только четыре мазхаба (суннитские мазхабы – Иран-1979), тогда как в Иране был пятый мазхаб (джафаритский – Иран-1979), что было неприемлемо. Эта дискуссия стала нарастать. Одновременно была начата контрреволюционная политика. Почти все режимы в регионе были диктатурами и имели тесные связи с США. Они предоставляли свои территории США. С другой стороны, у Имама Хомейни был призыв: «Мусульмане! Вставайте!» Это был призыв ко всем исламским странам региона, который встревожил Эр-Рияд, США и Израиль. Они боялись тех движений, которые были вдохновлены Ираном. Иранская революция положила бы конец статус кво и тираничным султанатам. В Турции часть исламского сообщества выступала против Иранской революции, а другие приветствовали ее. Настроенные против нее исламисты выдвинули аргумент против Ирана. Этот аргумент был основан на шиитско-суннитском конфликте. Это был проект, направленный на удержание революции в границах Иране и предотвращение ее распространения на арабские и суннитские страны региона. По их мнению, существовали два ислама. Одним из них был революционный ислам, что было допустимо. Другим был умеренный ислам, который не выступал против существования Израиля и не критиковал сионизм. Это был не мятежный ислам. Этот проект был посланием суннитам, чтобы они не объединялись с Ираном и революцией»[33].
Например, IBDA-C[34] отвергла иранскую революцию. Эта исламская группа была твердым сторонником суннитского ислама и антагонистически противостояла шиитскому исламу. Члены IBDA-C рассматривали Иран как место, где было самое высокое потребление наркотиков и алкоголя. Чакыр приводит цитату из 4-го выпуска журнала «Ак-Догу», который был близок к IBDA-C:
«У нас нет никаких причин, чтобы отстаивать Иран и шиитов с точки зрения их понимания религии и мира. Хотя они притворяются, что в Иране якобы многое поменялось, в Иране не изменилось ничего. Между иранцами шахского времени и сегодняшними иранцами нет никакой разницы. Она не заслуживает называться революцией. Напротив, Иран повернулся вспять во многих областях»[35].
Помимо İBDA-C, Мустафа Талип Гюнгёрге[36] также отверг Иранскую революцию. В своей книге «Хомейни и ислам» он подчеркивает шиитскую идентичность Иранской революции и Имама Хомейни. По мнению Гюнгёрге, когда Хомейни говорил об исламе, он подчеркивал не ислам, а свои шиитские идеи[37]. В своей книге Гюнгёрге обычно подчеркивает различия между шиитским исламом и суннитским исламом. Главными темами книги стали враждебность Хомейни к суннитам, проклятия шиитов в адрес Абу Бакра, использование шиитами женщин для удовлетворения своих сексуальных потребностей посредством временного брака (мут‘а)[38]. Более того, книга критикует шиитское понимание ислама из-за их веры в непорочность имамов. Гюнгёрге резко критикует газеты «Милли Газете» и «Йени Девир» за поддержку Иранской революции[39]. Он характеризует идеи Имама Хомейни как опасные и призывает исламские страны принять меры предосторожности против революционных идей Хомейни[40].
В отличие от İBDA-C и Гюнгорге, дервишская обитель Искендерпаша (Iskenderpaşa Dergahı), накшбандийская группа, не отвергала Исламскую революцию полностью, а лишь имела относительно нее некоторые подозрения. Из всех публикаций до сегодняшнего дня можно выделить некоторые моменты, связанные с соображениями Искендерпаши по поводу Ирана. Прежде всего, Исламская революция в Иране пропагандировалась, потому что она представляла собой движение людей под руководством могущественного имама. Во-вторых, ими одобрялись шаги по исламизации государства и практика обращения государственных органов с прежними неисламскими союзниками. Вряд ли, они придерживались такого же мнения, когда речь заходила об идее экспорта режима, потому что у Искендерпаши были подозрения относительно того, что должно быть экспортировано: Исламская революция или шиитский ислам? Поддержка Ираном шиитских групп в Ливане или Афганистане и навязывание лояльности Ирану и Хомейни суннитским группам – вот темы, которые критикуются в журнале «Ислам» джамаата Искендерпаша. Кроме того, в журнале также приводятся утверждения о дискриминации суннитов в Иране[41]. Искендерпаша проводил умеренную политику в дискуссиях исламских группировок, обсуждавших самые разные аспекты, а когда не было возможности вести себя нейтрально, они поддерживали одну сторону, но делали это неявно или уклончиво[42]. Например, в во время ирано-иракской войны, как утверждает Чакыр, они поддерживали Иран, но открыто не проявляли этой поддержки.
«Йени Асья», группа нурсистов (Nurcu), смотрит на Иранскую революцию с недовольством и антипатией. Они утверждают, что Иранская революция представляет собой идеологию, полную мести и враждебности, и она не признает Исламскую революцию в качестве исламского движения. Далее, они утверждают, что Исламская революция показала ислам миру как ужасающую и злую религию. Чакыр приводит цитату из журнала «Кёпрю», принадлежащего группе «Йени Асья». В июньском выпуске 1987 года на его обложке было написано: «Хомейни или ислам?»:
«По словам Хомейни, Коран — это «политическая книга». Хомейни описывает ислам как религию джихада и конфликта… В мире идей Хомейни невозможно встретить даже предложение, которое имеет отношение к вере»[43].
Движение Гюлена, еще одна нурсистская группа, также подошло к иранской революции с подозрением. Лидер движения Фетхуллах Гюлен[44] говорит, что никогда не ладил с Ираном[45]. В одном из интервью он указывает на два момента, касающиеся Ирана[46]. Во-первых, Иран ведет себя фанатично в вопросах религии и революции. По его мнению, иранцы придают большее значение своему пониманию ислама, чем настоящему исламу, и затем они хотят экспортировать его. Гюлен выступает против экспорта ислама такого рода. Во-вторых, он утверждает, что Али является предлогом для шиитов. Используя Али, они узаконивают свое понимание ислама. Однако их поддерживает не Али, а враждебность к первому халифу Абу Бакру и второму халифу Умару. Гюлен выступает против Ирана и революции из-за различий в восприятии ислама. Кроме того, Гюлен верит в синтез тюркизма и ислама. Для него «тюркскость» дополняет отсутствие этнической принадлежности и идентичности в исламе. По мнению Гюлена, Иранская революция, напротив, подчеркивала иранскую идентичность.
Эти идеи нурсистов демонстрируют их позиционирование по отношению к Ианской революции и шиитам. По их мнению, революция подпитывается шиитской верой и не имеет шансов в суннитском мире. Они считают Хомейни мстительным и обвиняют его в том, что он рассматривает ислам как «религию дуэли». По их мнению, в понимании Хомейни не было ни одного предложения, которое разъясняло бы веру (иман). В то время как другие религиозные группы, например Искендерпаша, поддерживали многие элементы революции, за исключением идеи экспорта режима и его шиитской идентичности, нурсисты пытаются дискредитировать Иранскую революцию. Кроме того, Бурхан Бозгейик в своей книге «Иранский вопрос» (İran Meselesi) выступил против революции, написав о том, что никакой Исламской революции в Иране не существует[47]. По его словам, революция была построена на разрушении и вандализме, а в исламе им нет места. Он добавил, что революция в Иране послужила целям Советов и левых. Именно поэтому он назвал сторонников Исламской революции предателями национальной культуры, самобытности и священных ценностей. Али Булач объясняет противостояние нурсистов Иранской революции двумя причинами:
«Во-первых, существовала шиитско-суннитская напряженность. Поскольку я пришел из традиции Ихванов (Братьев-мусульман – Иран-1979), я не был затронут этой напряженностью». Во-вторых, возник национальный рефлекс. Иран должен был доминировать в регионе и стать его «боссом». Кроме того, нурсисты держались в стороне от политики. Они не думали, что политика может решить эти проблемы. Аятолла, которому было 78 лет, совершил революцию. Это было противоречиво и интересно для них. В их традиции такого не было. Их представления о государстве были иными. С другой стороны, для молодежи в этом не было никаких проблем. Молодежь, особенно выходцы из ихванской традиции, были их оппонентами. Затем традиции Ихванов и Ирана растворились в сирийском вопросе»[48].
Джемалеттин Каплан, лидер группы «капланджы» (Kaplancılar), предложил заменить руководителей религиозными деятелями, из-за чего оставил «Милли Гёрюш» Эрбакана, а затем стал придерживаться еще более радикальных взглядов. Он в основном использовал методы Хомейни, такие как записи с обращениями (tebliğ). Радикализировав свою точку зрения, он повернулся лицом к Ирану и написал книгу под названием «Конституция Ислама» (Islam Anayasası), которая в основном была вдохновлена Конституцией Ирана. Кроме того, ходили слухи, что он брал деньги у Ирана большие суммы денег[49]. Когда его последователи начали подвергать сомнению его взгляды по поводу Хомейни и его отношения с Ираном, он приостановил свой подход и начал жаловаться на шиитскую идентичность Иранской революции. Исторический спор между шиитами и суннитами также оказал влияние на то, что его последователи стали выступать против Ирана.
Группа исламистов и исламистских интеллектуалов[50] были очень рады Иранской революции. Они взяли с нее пример для того, чтобы организовать Исламскую революцию в Турции. Они были настроены очень оптимистично и взяли идеи Хомейни в качестве руководства. Некоторые из них безоговорочно поддерживали Исламскую революцию. Для некоторых Иранская революция была подтверждением их исламских революционных притязаний. Например, видный исламистский интеллектуал Али Булач считает, что революция показала возможность Исламской революции[51]. Исламистский активист Нуреддин Ширин идет еще дальше и говорит, что, когда произошла революция, они уже выступали за такие идеи, как отказ от этнической и расовой принадлежности и требование всеобщего Исламского порядка[52]. Иранская революция наложилась на эти идеалы. Подобно Булачу, он говорит, что понимал, что его идеи не были утопией. Кроме того, он подчеркивает еще одно измерение Иранской революции, шиитское измерение, которое он принимает, его существование не думая:
«До военного переворота в 1980 году исламисты-революционеры и исламские националисты (умметчи), которые также отвергали национальные границы, полностью одобряли Иранскую революцию. Это подчеркивалось в книгах, газетах и журналах. Это был период, когда Зия уль-Хак захватил власть в Пакистане. Мы думали, что после Пакистана настанет очередь Турции. Лозунгом, который мы использовали в те годы, был «Иран, Пакистан, теперь твоя очередь, мусульманин!» Звучали замечания о том, что мы пришли к власти и в Иране, и в Пакистане, а затем придем и в Турции. Общение и информация были очень ограниченными. Наше прошлое было суннитским. Благодаря Иранской революции мы увидели, что существуют различные религиозные течения, среди которых были двунадесятники, не относившиеся к четырем известным нам религиозным течениям – маликитам, ханбалитам, шафиитам и ханафитам»[53].
Атасой Мюфтюоглу, интеллектуал-исламист, рассматривал революцию как первое пробудившееся движение исламского мира[54]. Хусейн Бюльбюль, редактор журнала «Иктибас», говорит, что «Исламская революция в Иране порадовала нас, как и всех мусульман»[55]. Он цитирует идеи Эрджуменда Озкана, основателя журнала «Иктибас». Озкан разъясняет значение ислама в иранском обществе. Он говорит, что все иранцы – от иранской молодежи до женщин – понимали, что они могут выжить, только придерживаясь Бога[56].
Хотя Хомейни осуществил революцию, подвергнув сомнению и критике статус-кво, и показал своим последователям, что революция загадочным образом возможна, его последователи понимали ее таким образом, что можно подвергать сомнению все, кроме самого Хомейни. Чакыр иллюстрирует это примером из Турции. По его словам, мусульмане в Турции унаследовали из прошлого «фетишизацию людей», и это закрепилось в их сознании[57]. Другими словами, некоторые круги Хезболлахи в Турции, почитали Имама Хомейни и верили в него, и с какого-то момента любое действие, которое он совершал, или которое совершал Иран, считалось правильным. Они зашли так далеко, что отстаивали все действия Хомейни и Ирана и не признавали никаких людей, говорящих об Иране. Метинер критикует это и пишет: «Иран в Турции – это не то же самое, что Иран в самом Иране. Иран в Турции – это другой мир, созданный другими с точки зрения их собственного понимания Ирана»[58]. Он пытается показать непонимание исламистами Ирана. Одно критическое событие показало отношение исламистов как «больших сторонников Ирана ,чем сам Иран» (İran’dan çok İrancı) и «больших сторонников Имама, чем сам Имам» (İmam’dan çok İmamcı) к Ирану, революции и Имаму Хомейни. В 1982 году исламистские массы, большинство из которых были суннитами, воспрянули духом благодаря идеям Исламской революции в Иране и восстали против режима Хафеза Асада в Хаме в Сирия. Восстание было подавлено силой, и за это время погибло много людей. Однако иранский режим не обратил внимания на убийства сирийского режима в Хаме. Сирия находилась под властью режима партии Баас, и этим светским государством управлял Хафез Асад. Исламская Республика Иран и Хомейни претендовали на роль покровителя всех угнетенных (мостазафин) в мире. Отношение Ирана к этому событию было похоже на экзамен для проиранских исламистов в Турции. Как они отнеслись к событиям в Хаме и позиции Ирана? Журнал под названием «Давет» показал себя большим сторонником Ирана, чем сам Иран, и рассматривал позицию Ирана следующим образом:
«Иран был обложен международным эмбарго, и при этом он должен был защитить свои тесные отношения с Сирией».[59]
Делая это, «Давет», по его собственному убеждению, показывал соответствие исламу позиции Ирана по вопросу событий в Хаме. Нуреддин Ширин утверждает, что политику Ирана в отношении Хамы следует рассматривать в контексте ирано-иракской войны 1980-1988 годов, нападений Израиля на Ливан в 1982 году и изгнания палестинских боевиков из Ливана в 1982 году[60]. По словам Ширина, у Ирана не было никаких шансов помочь мусульманам в Хаме. Али Булач характеризует иранскую политику в отношении событий в Хаме, ссылаясь на идеи Хомейни. По словам Булача, вооруженные восстания мусульман в Хаме не были одобрены Имамом Хомейни, и вооруженные восстания противоречат его методам[61]. Точно так же Атасой Мюфтюоглу утверждает, что сирийские исламисты не были институционализированы и не были готовы к революции, и из-за этого Иран предупредил их о том, что не надо бунтовать, прежде чем они приступили к действиям[62].
В заключение отметим, что восприятие Турцией революции строилось на опасениях, которые заключались в возможности распространения исламских движений в Турции и возможности возникновения курдского государства после возможного провала Исламского правления. Однако Турция была осторожна в поддержании экономических отношений с Ираном. Взгляды исламских джамаатов и различных идеологий на революцию были различными. Хотя некоторые выступали категорически против революции из-за ее шиитской идентичности, некоторые частично возражали против того, что были какие-то проблемы с шиитской идеологией, но идея экспорта режима была ими отвергнута. Выступавшие против нее группы демонстрировали реакцию, направленную против шиитской идентичности Ирана. Для некоторых это был пятый мазхаб, что было неприемлемо. Тем не менее, некоторые признавали и фанатично поддерживали революцию, по возможности выступая за исламский режим и Хомейни во всём, что бы они ни делали. Они защищали себя, думая с точки зрения универсального понимания, каковым является Единобожие (таухид). Для них, помимо религиозного аспекта, Иранская революция была реакцией, направленной против международных сил и существующего положения вещей.
Наиль Эльхан (Турция)
[1] Selda Kılıç, “İran İslam Devrimi’nin Türk Kamuoyunda Yansımaları: 1978-1979”, 13 https://www.academia.edu/9304053/Iranda_Rejim_De%C4%9Fi%C5%9Fikli%C4%9Fin in_T%C3%BCrk_Bas%C4%B1n%C4%B1nda_Yans%C4%B1malar%C4%B1 Date Accessed: 21.03.2015
[2] Когда говорится «общественное восприятие», то совершенно ясно, что речь идет о каких-либо идеологиях, политических аспектах или социальных слоях общества. Ниже к ним могут быть причислены секуляристы, левые, исламисты, националисты и т. д. Некоторые из них воспринимали Иранскую революцию как угрозу, некоторые рассматривали ее как движение против международного империализма и США, некоторые подчеркивали ее сектантскую сторону, некоторые приветствовали ее, а некоторые все еще опасаются распространения шариатского правления из Ирана на Турцию. Поскольку соображения исламистов являются основными аргументами данной статьи, я буду в основном рассматривать взгляды исламистов и их восприятие Иранской революции.
[3] Robert Olson, Turkey-Iran Relations 1979-2004: Revolution, Ideology, War, Coups and Geopolitics, (California: Mazda Publishers), 2004, 1.
[4] Süha Bölükbaşı, “Turkey Copes with Revolutionary Iran”, Journal of South Asian and Middle Eastern Studies, vol. xiii, No: 1&2, (1989), 95 quoted in Robert Olson, TurkeyIran Relations 1979-2004: Revolution, Ideology, War, Coups and Geopolitics, (California: Mazda Publishers), 2004, 1.
[5] Ibid, 1.
[6] Hakan Yavuz, Secularism and Muslim Democracy in Turkey, (New York: Cambridge University Press), 2009, 50.
[7] İdris Bal, Turkish Foreign Policy in Post-Cold War Era, (Florida: Brown Walker Press), 2004, 119.
[8] Süleyman Elik, Iran-Turkey Relations, 1979-2011: Conceptualising the Dynamics of Politics, Religion and the Security in the Middle-Power States, (New York: Routledge), 2012, 181.
[9] Мехмед Керим – это псевдоним Али Булача. Изучая этот вопрос, я связался с несколькими исламистами, чтобы узнать их мнение. Все они говорили мне, что Мехмед Керим – это Али Булач. С другой стороны, в частной беседе с Али Булачем я спросил его, кто такой Мехмед Керим, и он неопределенно ответил, что не знает его. Однако он знал о книге Мехмеда Керима, потому что, по его словам, именно его команда и издательская фирма опубликовали книгу «Исламская революция в Иране» (İran İslam Devrimi). На мой взгляд, он не признает этого из конъюнктурных соображений, потому что книга напоминала пропаганду Исламской революции Ирана. Сегодня Али Булач, возможно, уже не желает, чтобы его ассоциировали с ней.
[10] Mehmed Kerim, İran İslam Devrimi, (İstanbul: Düşünce Yayınları), 1980, 302-304.
[11] David Menashri, Post-Revolutionary Politics in Iran: Religion, Society and Power, (New York: Routledge), 2001, 250.
[12] Kerim, 305-306.
[13] Kılıç,13.https://www.academia.edu/9304053/Iranda_Rejim_De%C4%9Fi%C5%9Fikli %C4%9Finin_T%C3%BCrk_Bas%C4%B1n%C4%B1nda_Yans%C4%B1malar%C4%B 1 Date Accessed: 21.03.2015
[14] Угур Мумуджу был журналистом ежедневной газеты «Джумхурийет». Он был убит в 1993 году. Некие люди были арестованы как его убийцы. По поводу убийства Мумджу ходили слухи: будто бы его убила некая иранская группировка.
[15] Kılıç,14.https://www.academia.edu/9304053/Iranda_Rejim_De%C4%9Fi%C5%9Fikli %C4%9Finin_T%C3%BCrk_Bas%C4%B1n%C4%B1nda_Yans%C4%B1malar%C4%B 1 Date Accessed: 23.03.2015
[16] Birikim, Şah’ın Gelişi ve Türkiye-İran İlişkileri, Volume: 9, (November 1975), 48.
[17] Birikim, Uluslararası Olaylar ve Sorunlar: İran, Volume: 46-47, (December-January 1978-1979), 13
[18] Birikim, Uluslararası Olaylar ve Sorunlar: İran II, Volume: 48, (February 1979), 5.
[19] Birikim, Uluslararası Olaylar ve Sorunlar: İran’daki Gelişmeler Üzerine, Volume: 50- 51, (April-May 1979), 13.
[20] Reha Akbay, “Mazlumun Ahı Devirir Şahı”, Aydınlık, (3 April 1978)
[21] Aydınlık, “İran TUDEH İnkılabi Örgütü: Mücadelenin Hedefi Şah Rejimini, Hakim Sınıfları ve Emperyalist Nüfuzu Yok Etmektir”, (8 October 1978)
[22] Aydınlık, “Tatile Çıkıyorum Diyen Şah Kaçıyor”, (4 January 1979)
[23] Aydınlık, “İç Savaş Başlatın”, (2 February 1979)
[24] Aydınlık, “Halk Tahran’a Akıyor”, (1 February 1979)
[25] Aydınlık, “Muhteşem Karşılama”, (2 February 1979)
[26] Kerim, 307-308.
[27] Частная беседа с Нуреддином Ширином, 05.03.2015.
[28] Kılıç,13.https://www.academia.edu/9304053/Iranda_Rejim_De%C4%9Fi%C5%9Fikli %C4%9Finin_T%C3%BCrk_Bas%C4%B1n%C4%B1nda_Yans%C4%B1malar%C4%B 1 Date Accessed: 21.03.2015
[29] Metiner, Yemyeşil İslam Bembeyaz Demokrasi, 79.
[30] Kara, İslamcılık, 415
[31] Метинер подчеркивает, что молиться, стоя за суннитским имамом, было неприемлемо для шиитов. Однако Махмуд Ахмадинаджад, бывший президент Ирана, совершал пятничную молитву в мечети Султанахмет в Стамбуле в 2008 году.
[32] Çakır, Ayet ve Slogan, 186.
[33] Частная беседа с Нуреддином Ширином, 05.03.2015.
[34] IBDA-C означает «Великий восточный исламский фронт нападающих» (Islami Büyük Doğu Akıncıları Cephesi). Он был основан в 1970 году Салихом Мирзабейоглу и был направлен на создание суннитского исламского государства и восстановление Халифата. Одним из идеологов этой организации был Неджип Фазыл Кысакюрек. Они враждебно относились к любой идентичности, отличной от суннитской.
[35] Çakır, Ayet ve Slogan, 174.
[36] Мустафа Талип Гюнгёрге – это псевдоним. Как мы узнаем от религиозного ученого Мустафы Исламоглу, в 1980-х годах было опубликовано много книг, порочащих Иранскую революцию. По словам Исламоглу, книга Гюнгёрге «Хомейни и ислам» тоже была одной из них. Кроме того, Исламоглу утверждает, что Гюнгёрге – это имя известного в средствах массовой информации человека, который сказал, что «можно приносить в жертву кур». Очевидно, за этим псевдонимом скрывается Зекерия Беяз. Статья Мустафы Исламоглу см.: http://www.mustafaislamoglu.com/yazar_973_38_iran-mi-imtihan-mi-.html Дата обращения: 25.03.2015 О Зекерии Беязе, который сказал, что «можно приносить в жертву кур», см.: http://arsiv.sabah.com.tr/2001/03/01/g03.html Дата обращения: 25.03.2015
[37] Mustafa Talip Güngörge, Humeyni ve İslam, (İstanbul: Araştırma Yayınları), 1985, 9
[38] Это вид брака, который применялся первыми мусульманскими общинами и некоторыми направлениями в шиизме. Согласно этому браку, мужчина и женщина договариваются о продолжительности брака и размере брачного вознаграждения. Прибегал ли пророк Мухаммад к временному браку, и запрещено ли это исламом или нет, относится к спорным вопросам.
[39] Güngörge, 15.
[40] Ibid, 247.
[41] Çakır, Ayet ve Slogan, 32.
[42] Ibid, 31.
[43] Ibid, 96.
[44] После начала конфликтов между правительством Партии справедливости и развития (ПСР) и движением Гюлена, или «параллельным государством», как выразился Тайип Эрдоган, президент и бывший лидер ПСР, появились комментарии от членов ПСР, которые утверждали, что «Гюлен хотел вернуться в Турцию, как Хомейни». См.: http://www.radikal.com.tr/turkiye/gulen_turkiyeye_humeyni_gibi_donecekti-1281495 Дата обращения: 24.03.2015.
Эти обвинения были отвергнуты как самим Гюленом, так и кругами, вдохновленными Ираном. Гюлен ответил на эти обвинения следующим образом: «Я не имею никакого отношения к Хомейни с точки зрения характера и мазхаба». Проиранский ресурс Rast Haber выступил против этого утверждения, поскольку «Хомейни и Гюлен не идут ни в какое сравнение». См.: http://rasthaber.net/gulenhumeyni-benzetmesine-orneklerle-son-nokta / Дата обращения: 24.03.2015
Rast Haber критикует Гюлена, сравнивая его с Хомейни, за незаконное проникновение в Национальное полицейское управление и судебные органы Турции.
[45] http://tr.fgulen.com/content/view/20239/172/#_mfg3 Date Accessed: 24.03.2015
[46] http://tr.fgulen.com/content/view/7878/15/ Date Accessed: 24.03.2015
[47] Kara, İslamcılık, 415.
[48] Частная беседа с Али Булачем от 06.03.2015.
[49] Amerikan Gizli Belgelerinde Türkiye’de İslamcı Akımlar, (İstanbul: Beyan Yayınları), 1990, 79.
[50] Некоторые из этих исламистов и исламистских интеллектуалов были исламистами, вдохновленными Ираном.
[51] Он также отправился в Иран в 1980 году, чтобы принять участив в первой годовщине Исламской революции. См. частная беседа с Али Булачем от 06.03.2015.
[52] Частная беседа с Нуреддином Ширином, 05.03.2015.
[53] Частная беседа с Нуреддином Ширином, 05.03.2015.
[54] Частная беседа с Атасоем Мюфтюоглу, 16.01.2015.
[55] Частная беседа с Хусейном Бюльбюлем, редактором газеты «Иктибас», 16.01.2015.
[56] Частная беседа с Хусейном Бюльбюлем, редактором газеты «Иктибас», 16.01.2015.
[57] Çakır, Ayet ve Slogan, 162.
[58] Metiner, Şafakta 10 Gün: İran Notları, 96.
[59] Çakır, Ayet ve Slogan, 160.
[60] Частная беседа с Нуреддином Ширином, 06.03.2015.
[61] Частная беседа с Али Булачем от 06.03.2015.
[62] Частная беседа с Атасоем Мюфтюоглу, 16.01.2015.