Хроника революционного Ирана: 1977
1977 год стал последним спокойным годом шахского режима и пиковой точкой тех модернизационных процессов в экономике, которые были запущены его «Белой революцией». Шах наслаждался высокими цифрами и показателями, удачной международной конъюнктурой, расширением регионального влияния Ирана и успехами в подавлении террористической активности левых группировок. Вместе с тем всё было далеко не так безоблачно, как могло показаться. Иранское общество страдало от целого ряда нерешенных внутренних проблем, делавших режим очень уязвимым. Именно этот год нес в себе семена того народного гнева, который превратился в широкое и массовое революционное движение, свергнувшее спустя год с небольшим монархию Пехлеви.
НА ВЫБОРАХ В США ПОБЕДИЛ ДЕМОКРАТ ДЖИММИ КАРТЕР
В январе 1977 года представитель Демократической партии Джимми Картер вступил в должность президента Соединенных Штатов. Многие иранцы внимательно прислушивались к событиям в стране, с которой иранский режим связывали столь тесные отношения. Они знали, что республиканцы, как правило, менее критично относились к деспотическому правлению шаха, тогда как президенты-демократы были склонны поддерживать политические реформы в странах-союзниках. Если республиканская администрация 1952 года помогла свергнуть Мосаддыка, то президент Кеннеди повлиял на решение шаха начать в 1961 году серию реформ. На этот раз приход к власти администрации Джимми Картера породил у многих иранских диссидентов надежды на то, что это повлечет за собой перемены.
Администрация Картера и вправду сделала в своей внешней политике акцент на правах человека. В Государственном департаменте было создано Управление по правам человека, и в самом начале 1977 года государственный секретарь Сайрус Вэнс вежливо напомнил шаху, что права человека играют важную роль в политике Картера. Шах верно воспринял этот сигнал и начал говорить о либерализации и даже об освобождении политических заключенных.
18 июня 1977 года послом США в Иране был назначен Уильям Х. Салливан. Ему суждено было стать последним послом США в Тегеране в период правления шаха.
Шах впервые встретился с Картером лично 15 ноября 1977 года в Вашингтоне. Посол США Уильям Салливан предварительно сказал шаху о нескольких вопросах, представляющих интерес для Соединенных Штатов, в том числе ценах на нефть, масштабах закупок иранского оружия и арабо-израильских отношениях. По словам Салливана, иранских монарх очень хотел понять нового президента и оценить, в какой мере курс на демократизацию повлияет на их стратегические отношения с США. Известно, что шах чувствовал себя уверенно перед встречей и даже лично пилотировал самолет, на котором он прибыл в Уильямсбург в штате Вирджиния. Это был восьмой по счету президент США, с которым ему предстояло встретиться за долгий период своего пребывания на троне с тех пор, как он впервые увиделся с Рузвельтом в 1943 году.
Эта встреча стала знаковой и судьбоносной, как для шаха, так и для президента Картера. Демонстрация иранских студентов и ее разгон с помощью слезоточивого газа произвели дурное впечатление на обоих лидеров, но они еще не видели в этом предзнаменования своего будущего политического краха. Картер нашел шаха «приятным человеком — прямым, но не напыщенным, внешне спокойным и уверенным в себе». Шах, писал Картер в своих мемуарах, говорил «спокойно и с гордостью» об изменениях, происходивших в Иране, цитируя «улучшение статистики в сфере занятости, образования, жилья, транспорта и здравоохранения, очевидно, будучи довольным плодами своего правления». Картер стремился заручиться поддержкой шаха для поддержки планировавшегося визита Садата в Иерусалим, который был беспрецедентным для арабо-израильских отношений. Он также попытался убедить шаха не повышать цены на нефть, по крайней мере, на некоторое время, на что шах согласился и даже объявил об этом на пресс-конференции. В итоге цены на нефть были заморожены.
Казалось, после этой встречи у шаха не будет больших проблем с Соединенными Штатами, за исключением неприятной для него темы прав человека, о которых президент в очередной раз упомянул, хотя и в достаточно мягкой форме. Картер сказал шаху, что он понимает, что большая часть проблем исходит от мулл, которые не хотели, чтобы что-то менялось, студентов, которые хотели, чтобы все менялось слишком быстро, и нового среднего класса, который стремился к большему политическому влиянию. «Можно ли что-нибудь сделать для решения этой проблемы путем более тесных консультаций с группами диссидентов и смягчения некоторых строгих мер полицейской политики?» — уже практически отстраненно поинтересовался Картер.
Следующая встреча шаха с Картером состоялась очень скоро – в декабре. Краткий визит президента США с супругой в Тегеран в последний день 1977 года был важным знаковым жестом в поддержку шаха. Президент и шах вместе встречали новый 1978 год в великолепном дворце Нияваран в Тегеране. Атмосфера была теплая. Картер не упустил шанс потанцевать с шахиней Фарах и с сестрой шаха – принцессой Ашраф. В своей новогодней речи Картер высокопарно заявил: «Иран благодаря замечательному руководству шаха является островком стабильности в одном из наиболее неспокойных регионов мира». Картер был настолько тронут радушием шаха, что отказался от более сдержанного текста выступления, рекомендованного Уильямом Салливаном, и не скупился на комплименты: «Нет на свете такого государственного деятеля, к которому я питал бы большую признательность и личную привязанность». Слова Картера были восприняты всеми как подтверждение неизменности политики Вашингтона, состоявшей в оказании полной поддержки шахскому режиму, невзирая на любые нарушения прав человека.
СМЯГЧЕНИЕ РЕПРЕССИВНОЙ ПОЛИТИКИ И ОБЕЩАНИЕ РЕФОРМ
Ведущие газеты, такие как лондонская Sunday Times, публиковали разоблачения пыток, произвольных арестов и массовых тюремных заключений в Иране, и шах не мог не пойти на уступки, хотя бы самые ограниченные. В мае и июне 1977 года правительство пригласило Международный Красный Крест проинспектировать 20 иранских тюрем и провело переговоры с главой Amnesty International и Международной комиссией юристов, заверив их в том, что пытки в тюрьмах были прекращены, условия содержания заключенных будут улучшены, а судебные права будут соблюдаться.
Были обещаны некоторые послабления в области гражданских прав населения: публичность политических процессов, участие защитников, создание следственных комиссий по разбору жалоб. С апреля 1977 года впервые за много лет некоторые политические судебные процессы стали проводиться публично. Были выработаны новые правила, процедуры для военных трибуналов, в частности разрешено участие в них гражданских адвокатов.
Выдвигавшиеся властью лозунги делали акцент на «участии» народа в политическом руководстве и «социальной справедливости». К концу года (17 октября 1977 года) шах провозгласил два новых принципа своей «Белой революции»: первый запрещал ежегодный рост цен на землю, превышающий годовую инфляцию, а второй предписывал государственным служащим декларировать свое личное состояние, а также состояние своих жен и детей в установленные законом промежутки времени. «Никто не должен использовать высокий государственный пост для накопления богатства», — сказал шах главному редактору англоязычного издания Kayhan Daily в сентябре, в годовщину своего восхождения на трон.
В июле Хушанг Ансари, лидер конструктивного крыла партии «Растахиз», заявил прессе, что право иранского народа на получение информации является абсолютным, а пресса является зеркалом общественного мнения. «Пусть ручки пишут, а языки говорят, чтобы обмен мыслями и опытом проложил путь к достижению целей революции [шаха и народа]. Критика – это вспышка, которая спасает руководителей от опасностей блуждания в темноте».
Пятнадцатилетняя стена страха и молчания впервые дала трещину, когда писатели, преподаватели университетов, юристы начали открыто выражать свое мнение, подписывая письма и петиции с требованиями свободы слова, снятия цензуры, соблюдения законов, прекращения репрессий и т. п. Несколько таких открытых писем было направлено самому шаху.
ОЖИВЛЕНИЕ СВЕТСКОЙ ОППОЗИЦИИ
Пропагандистская кампания администрации Картера и первые робкие меры шахского правительства по смягчению военно-полицейских методов управления страной спровоцировали оживление либеральной и светской националистической оппозиции, которая помнила, как администрация Кеннеди когда-то уже принудила шаха к реформам, и рассчитывала на то, что администрация Картера поддержит их.
В эти дни вновь открыто вступил на политическую арену Национальный фронт, чьи прежние демократические лозунги в новых условиях выразили насущные практические потребности, хотя сама организация уже не пользовалась былой популярностью. В ней существовали различные течения: от левых, требовавших ликвидации монархии, до умеренных, выступавших за ее сохранение в конституционной форме. Лидер организации Карим Санджаби неоднократно высказывался о необходимости «строго придерживаться конституционных методов» и призывал к «эволюции, а не революции».
В июне 1977 года они направили шаху открытое письмо, в котором призвали его «соблюдать принципы конституции и Всеобщей декларации прав человека, отменить однопартийную систему, разрешить свободу прессы и свободу ассоциаций, освободить всех политических заключенных, разрешить возвращение политических ссыльных и создать правительство, основанное на представительстве большинства». Письмо было подготовлено Мехди Базарганом, лидером религиозно-националистического Движения за свободу Ирана, но в конечном итоге его подписали только секуляристы из Национального фронта: Шапур Бахтияр, Карим Санджаби и Дариюш Форухар, а Мехди Базарган оказался в стороне. Шах просто проигнорировал письмо и предпочел внести косметические изменения в политический режим. 7 августа он заменил своего давнего премьер-министра Амира Аббаса Ховейду на более энергичного Джамшида Амузегара, который был недавно назначен генеральным секретарем шахской правящей партии «Растахиз».
С января по июль 1977 года журналисты, интеллектуалы, юристы и политические активисты публикуют серию открытых писем с критикой сосредоточения всей полноты власти в руках шаха. В мае 1977 года представители интеллигенции направили открытое письмо в Верховный суд. Летом в различные государственные инстанции отправились и другие письма, призывавшие к введению гражданских свобод и либерализации политической системы страны.
В июле 1977 года около 100 представителей творческой интеллигенции опубликовали адресованное правительству воззвание, в котором требовали разрешить им снова открыть Союз писателей, который был запрещен в 1969 году. Тогда же 64 известных юристов выступили за восстановление автономности гражданских судов. В октябре того же года 143 юриста издали манифест о своем намерении учредить Ассоциацию юристов с целью изучения вопроса о состоянии прав человека в Иране.
В последние месяцы 1977 года возникли различные союзы, ассоциации и комитеты интеллигенции, среди которых выделялись возрожденный Союз писателей Ирана, Ассоциация иранских юристов, Иранский комитет в защиту прав и свобод человека. Проведенные ими собрания и пресс-конференции собирали тысячи человек. Широко распространялись магнитофонные ленты с записями имевших место на них дискуссий.
В октябре 1977 года в Институте Гёте в Тегеране прошел 10-дневный поэтический фестиваль, организованный ассоциацией иранских писателей, который привлек тысячи участников, посетивших лекции с критикой правительства. В рамках фестиваля были организованы поэтические чтения, которые приобрели характер политической демонстрации против государственной политики террора. В начале ноября такие чтения стали популярными во многих высших учебных заведениях.
Джамшид Амузегар был назначен премьер-министром 7 августа 1977 года. Шах убедился, что приток денег, товаров и услуг не является панацеей, и необходимо ограничить бюджетные расходы. Он считал, что именно Амузегар справится с этой задачей. Судя по всему, он уже давно хотел заменить Амира Аббаса Ховейду, который был рекордсменом политического долгожительства в иранских правящих кругах.
Амузегар был известен хорошей деловой репутацией, умом и остроумием. За плечами у него был блестящий опыт работы в качестве представителя Ирана в ОПЕК на ключевом для страны направлении – обеспечении нефтяного экспорта. Амузегар был одним из ключевых функционеров шахской партии «Растахиз» и считался лидером крыла «прогрессивных либералов» внутри партии, а с ноября 1976 года возглавлял партию. Партия «Растахиз» заняла в это время монопольное положение в иранской политике. Членом Меджлиса мог быть избран только член этой партии, а ее количественный состав начал увеличиваться с неимоверной быстротой. В июле 1977 года в партии состояли 6 миллионов человек (это почти в 30 раз больше, чем полутора годами ранее).
В правительство Амузегара вошел ряд государственных деятелей, выражавших интересы преимущественно крупной промышленно-банковской буржуазии. Он понимал, чего хотел от него шах: сократить расходы, сбалансировать бюджет, обуздать инфляцию, взять под контроль спекуляцию в сфере недвижимости, снизить арендную плату и заставить бюрократию решать проблемы страны. С большинством этих задач он вполне справился, но масштаб ожидавших Иран в ближайшем будущем катаклизмов был явно ему не по зубам.
СТРАНА НА ПИКЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА И НА ПОРОГЕ КРИЗИСА
Главным фактором мощного и стремительного роста иранской экономики в 1970-е годы был мировой рост цен на нефть, вызванный энергетическим кризисом в начале десятилетия. При этом Иран постоянно наращивал объемы нефтедобычи. Ее общий объем с 1963 по 1977 год увеличился почти в четыре раза (с 72,6 до 276 миллионов тонн), что вывело Иран на четвертое место в мире по добыче этого сырья (после СССР, США и Саудовской Аравии). Если в 1973 году доходы от продажи нефти составляли 5,1 миллиардов долларов, то к 1977 году они возросли до 23 миллиардов долларов. Национальный доход в расчете на душу населения увеличился за пять лет с 457 долларов (в 1972 году) до 2020 долларов (в 1977 году).
Такими стремительными темпами росли почти все сектора экономики. Производство электроэнергии в стране в течение полутора десятилетий реализации программы шахской «Белой революции» увеличилось к 1977 году более чем в 4,5 раза.
Однако в 1977 году стало очевидно, что эти бешеные темпы не могут продолжаться вечно, перегрев экономики привел к замедлению экономического роста, который упал до 101,8% (в предыдущий год 116%). Дело в том, что ускоренное и несбалансированное развитие, державшееся на притоке нефтедолларов, со временем привело к чудовищным диспропорциям и колоссальной инфляции. В марте 1977 года инфляция превысила уровень предшествующего года на 30%, а цены выросли на 40%. Инфляция продолжала оставаться очень высокой даже после смены правительства в августе.
Доля сельскохозяйственной продукции в ВНП к 1977 году снизилась за пять лет с 18,1% до 8%, а импорт продовольственных товаров за тот же период вырос по стоимости с 32 миллионов долларов до невероятных 1,5—2 миллиардов долларов. Многие показатели пятого плана развития (1973—1978) оставались невыполненными. Кроме того, выяснилось, что Иран немало задолжал зарубежным поставщикам: долги к 1977 году, несмотря на рост поступлений от экспорта нефти, возросли до 6,2 миллиардов долларов.
К 1977 году среди 140 стран мира Иран занимал 15-е место по уровню государственных расходов, но только 78-е — по уровню грамотности населения, 85-е — по продолжительности жизни, 63-е место по обеспечению населения водой.
Правительство Амузегара пыталось решить проблемы экономики, смягчив регулирование цен, разрешив устанавливать свободные цены на многие виды товаров и услуг, которые раньше регулировались государством. Тем не менее, цены росли, материальное положение основной массы населения ухудшалось.
При этом шах и не думал отказываться от своих амбициозных проектов. В августе 1977 года в обстановке строгой секретности в Вашингтоне завершились ирано-американские переговоры о поставках в Иран восьми американских ядерных реакторов для АЭС на общую сумму в 10 миллиардов долларов. Еще 4 реактора Тегеран приобрел в Западной Германии.
ШАХСКИЙ ИРАН – ВОЕННАЯ ДУБИНА США НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ
К 1977 году численность вооруженных сил Ирана и сил безопасности превысила 400 тыс. человек, а ежегодный военный бюджет вырос до 10 миллиардов долларов (более 30% бюджета страны). Расходы на оборону страны (при отсутствии очевидной внешнеполитической опасности и собственных планов по захвату территорий других стран) менее чем за десять лет выросли в двадцать раз.
Перед поездкой шаха в Вашингтон в ноябре 1977 года заместитель военного министра по вопросам закупок вооружения генерал Туфаниян выступил перед журналистами, заявив, что Иран ведет переговоры о покупке еще 140 военных самолетов-истребителей F-16 в дополнение к уже поставленным 160 самолетам этого типа. Когда комиссия сената затребовала сведения в связи с предполагавшейся дополнительной продажей Ирану самолетов F-16, государственный департамент и Пентагон предложили тайно утвердить сделку, не ставя о ней в известность конгресс. Во время ноябрьской встречи с Джимми Картер шах добивался безоговорочного выполнения военных заказов, сделанных в США. В конце концов Картер пошел навстречу его желаниям и заверил в полной поддержке его планов по модернизации армии, потому что «очень немногие страны были так лояльны (к США – Иран-1979), как Иран, и очень немногие руководители так готовы помогать Соединенным Штатам, как шах».
В 1977 году шах по «просьбе» американского правительства совместно с Саудовской Аравией предоставил оружие сомалийскому режиму для агрессии против соседней Эфиопии. Он также согласился тайно передать американское оружие сепаратистским группировкам в Чаде. Иран также вместе с транснациональными корпорациями и ведущими западными державами оказал финансовую помощь правительству Заира во главе с диктатором Мобуту Сесе Секо во время подавления выступлений мятежников из Катанги. Отчасти именно этими мерами шаху удалось расположить к себе администрацию Картера и добиться прекращения риторики «о нарушениях прав человека» в Иране.
Осенью 1977 года молодой сотрудник группы планирования в государственном департаменте США Теодор Харви Моран составил меморандум о положении в Иране, который был основан на анализе опубликованных данных и комментариев печати. Он назвал шахский Иран, несмотря на проекты шаха и стремление достичь статуса мировой державы, «отсталой страной, разбазаривающей средства на вооружения». Моран считал необходимым рекомендовать шаху сократить расходы на вооружение и переориентировать часть из них на удовлетворение «основных нужд населения». Однако выводы Морана полностью расходились с общепринятым мнением о том, что шах – надежный союзник США на Среднем Востоке, а потому были полностью проигнорированы Госдепом. Готовность Ирана выполнять роль опорного пункта американской стратегии в регионе оценивалась как высшее достоинство, ради которого Вашингтон закрывал глаза на все, что творилось внутри Ирана.
ШАХ ГРЕЗИТ О «ВЕЛИКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ»
В опубликованной в 1977 году книге «К великой цивилизации» шах утверждал, что «удивительная сила иранского монархического порядка» и «непоколебимая солидарность шаха и народа» позволили Ирану осуществить «чудо», которого не удалось добиться «столь здоровым и гуманным путем» ни одной другой стране, ни одному другому обществу. В книге подтверждался курс на достижение многих из поставленных ранее амбициозных целей, что якобы могло привести к созданию в Иране некоей «великой цивилизации».
В новом идейном опусе шаха, продолжившем тему его предыдущих работ «Миссия для моей родины» (1961) и «Белая революция» (1966), были описаны все успехи страны за полтора десятилетия шахской «Белой революции», превратившей, по мнению автора, Иран в развитую страну мира и передовую державу. Шах писал в ней: «Привести иранский народ к великой цивилизации – это мое самое заветное желание, а руководить страной на этом пути – моя главная обязанность, которую я вижу перед собой как человек, отвечающий за судьбу этой страны. Я твердо убежден, что в настоящее время иранский народ шагает в направлении этой цели по верной и надежной стезе, и для его победы необходимо, чтобы с одной стороны на этом пути не было никаких отклонений, а с другой стороны – чтобы не было никакого замедления темпов движения по нему. Цель, которую я предусмотрел для своего народа, несомненно, является весьма амбициозной и далекоидущей, но нет такой цели, которая была бы невозможно для иранского народа с его колоссальными материальными и духовными возможностями, богатым духовным и нравственным капиталом. Хотя эта цель и выходит далеко за общепринятые рамки, то только потому что стремление к менее совершенному идеалу не достойно нашего народа».
Книга была издана Центром изучения и распространения политической культуры эпохи Пехлеви. Вскоре увидели свет ее французский перевод, сделанный Ферейдуном Ховейдой, и английский перевод, подготовленный высокопоставленным пробританским чиновником из бахаитской семьи Фуадом Роухани.
Шах обманывал себя, думая, что пользуется поддержкой подавляющей части общества. Он хвастался в частной беседе представителю Международной комиссии юристов, что единственными людьми, которые выступали против него и его планов по построению «великой цивилизации», были «нигилисты»
БОГАТЫЙ И НИЩИЙ ТЕГЕРАН
Конечно, у шаха были основания для иллюзий по поводу светлого будущего его режима. Бурный экономический рост способствовал росту потребления и расширению нового вестернизированного городского среднего класса, в котором шахский режим видел свою опору. Общее производство автомобилей всех видов в Иране в 1977 году достигло 180 тысяч единиц. С марта 1977 года на «Шевролет Иран» приступили к выпуску новых моделей – 8-ми цилиндровых легковых автомобилей класса «люкс» – «Шевролет Ново» и «Бьюик Скайларк». За один 1977 год тегеранцы приобрели более 130 тысяч новых автомашин». К 1977 году иранский национальный автомобильный комплекс «Хаями» производил больше автомобилей, чем корейский концерн Hyundai, и экспортировал автомобили в СССР, Восточную Европу и арабские страны.
Головокружению от успехов способствовали даже неожиданные успехи в спорте. В 1977 году иранская сборная впервые пробилась в финал мирового первенства по футболу. При этом в финальных играх в Аргентине летом 1977 года, несмотря на ряд проигрышей, она зарекомендовала себя с самой лучшей стороны, показав, что по классу игры близка к сильнейшим командам мира.
Тегеран был полон кабаре, игорных домов, ночных заведений и публичных домов. В январе 1977 года, ровно за год до начала мощных революционных протестов, газеты «Кейхан» и «Эттелаат» в течение многих дней обрушивали на своих читателей потоки крупных статей с сенсационными заголовками о бракоразводном процессе певицы Гугуш и актёра Бехруза Восуги, в сопровождении обширных комментариев и интервью с этими артистами. Часто газеты и журналы крупным планом демонстрировали новые прически и модные наряды кумиров сцены. С помощью этой вездесущей рекламы постоянно подогревался общественный интерес к звездам кабаре и киноэкрана.
Однако в столице всё было далеко не так безоблачно, как на страницах таблоидов и экранах кинотеатров. Администрация города вела борьбу с фавеллами на городских окраинах, которые превращались в целые города из убогих домишек, возводившихся обедневшими выходцами из села, которые массово переселялись в города в поисках работы. Туда попадали и многие городские рабочие, для которых постоянное повышение арендной платы делало невозможным съем квартиры в городе. Летом и осенью 1977 года эти районы превратились в арену боевых действий. Бригады по сносу домов приезжали туда с десятками бульдозеров и грузовиков в сопровождении сотен вооруженных представителей полиции. Осенью 1977 года в Тегеране были снесены сотни незаконно возведенных на муниципальных землях домов. Шокированные люди выходили на улицы и пытались любыми доступными средствами защитить свои жилища, на возведение которых им приходилось брать в долг большие суммы, и которые в одночасье превращались в груду строительного мусора. Женщины превращали дома в настоящие святилища, храня на видном месте Коран или изображения исламских святынь. Некоторые даже вывешивали национальные флаги и портреты шаха на фасадах домов, но и эти меры не могли им помочь. В какой-то момент жители трущоб, обреченно ожидавшие печальной судьбы, объединялись для того, чтобы дать отпор городским властям. Осенью состоялось около тринадцати серьезных столкновений между ними и полицией.
СТУДЕНЧЕСТВО ВЫХОДИТ НА БАРРИКАДЫ
В 1977 году в атмосфере всеобщей либерализации и обострения социально-экономических проблем волнения среди студентов резко усилились и набирали обороты. С октября 1977 года практически не прекращались демонстрации и даже забастовки студенчества крупных университетов и большинства высших учебных заведений страны. В ответ на это власти закрыли некоторые вузы или перенесли учебные корпуса за пределы города или даже в другие города. Одним из поводов к началу протестов стало резкое сокращение шахским правительством бюджетных расходов на высшее образование, а также назревавший кризис в экономике, лишавший многих выпускников надежды на получение работы в Иране. Но в ходе студенческих выступлений выдвигались также политические и общедемократические требования.
В октябре, когда Институт Гёте провел в Тегеране поэтический фестиваль, его основной аудиторией стали именно студенты. Выступавшие на фестивале писатели, известные в то время диссиденты, критиковали режим и в последний вечер вывели своих слушателей, не уместившихся в помещении, на улицы, где они столкнулись с полицией. Ходили слухи, что в ходе этого столкновения один студент был убит, семьдесят получили ранения и более ста были арестованы.
Особую активность проявляли иранские студенты за рубежом, не обремененные шахской цензурой и полицейским контролем. В течение учебного года, начавшегося в 1977 году, за границей обучались около 100 000 иранцев, из которых 36 220 были зачислены в высшие учебные заведения США, а остальные учились в основном в Великобритании, ФРГ, Франции, Австрии и Италии. Студенческое движение за рубежом, организованное в конфедерации иранских студентов, по сути, имело большее влияние на формирование протестов, чем любая из партий внутри Ирана.
15-16 ноября 1977 года во время визита шахской четы в Вашингтон их прием в Белом доме был прерван протестами иранских студентов, против которых был распылен слезоточивый газ, применяемый полицией для подавления протестов. На кануне встречи Картера с шахом возле Белого дома была замечена группа иранцев и американцев, многие из которых несли плакаты с изображениями серпа и молота и лозунгами, направленными против президента Картера и Соединенных Штатов, а также еще одна группа иранских студентов, державших в руках баннеры с портретами аятоллы Хомейни, на которых шах был изображен как марионетка Соединенных Штатов. Американский посол Салливан вспоминает этот день: «Я видел студента, который нес фотографию Хомейни. Это показалось мне неестественным. Я всегда думал о студентах как о молодых, идеалистичных, либеральных, прогрессивных личностях, стремящихся к свободе. Зачем студенту в Америке устраивать демонстрации в поддержку Хомейни и носить его фотографию в качестве эмблемы своей веры?»
На следующий день, когда шахскую чету привезли в Белый дом и подвели к стойке для приема гостей, прогремел салют и оркестр заиграл национальные гимны США и Ирана. Затем внезапно послышалась какая-то суматоха снаружи. Прибывшие демонстранты преодолели кордоны полиции и заграждения, напав на небольшую группу сторонников шаха, стоявших по другую сторону. Когда президент начал свое приветствие, полиция применила слезоточивый газ для разгона демонстрантов. Газ стал распространяться ветром по всей округе, вызвав у присутствующих слезы на глазах и даже вынудив шаха и других участников встречи вытирать их носовыми платками. Это зрелище, транслировавшееся по телевидению, увидели во всем мире.
По сообщению иранских средств информации, «таких элементов (то есть противников режима) было немного – всего 250 человек среди 9 тысяч студентов, приветствовавших приезд шаха». По американским же источникам, «число оппозиционеров было гораздо большим».
Спустя несколько дней, 21 ноября 1977 года, в Тегеране полицией и армейскими подразделениями была жестоко подавлена антиправительственная демонстрация, в которой приняли участие 500 студентов Политехнического университета Арьямехр и Тегеранского университета, вышедших на улицы с антишахскими лозунгами. Студенты требовали демократизации общественно-политической жизни и выдворения с университетской территории агентов САВАК. Во время стычки между студентами и полицией погибло несколько человек. Многие студенты были арестованы или исключены из университета.
Эти протесты продолжались и дальше, особенно 7 декабря – неофициальный день студента у иранских левых. Несмотря на человеческие жертвы, лица, арестованные в ходе этих протестов, направлялись в гражданские суды, где их либо отпускали, либо приговаривали к легким административным мерам.
МАРКСИЗМ – СОПЕРНИК ИСЛАМСКОГО ДВИЖЕНИЯ?
В 1977 году большинство активистов и лидеров группировок «Пейкар», ОПФИН, Народной партии Ирана (Туде) и небольших маоистских групп сидели в тюрьмах. Между февралем 1971 года, когда произошел инцидент в Сияхкале, и октябрем 1977 года, когда на улицах Тегерана начало разворачиваться протестное движение, тайная полиция САВАК уничтожила 341 члена партизанских организаций и политических партий, выступавших за вооруженную борьбу. Некоторые активистам удалось бежать, они проживали и работали за пределами Ирана, а оставшиеся члены были малочисленны и не отличались высоким уровнем организации.
По рассказам бывшего лидера «Пейкара», в конце 1977 года в его организации насчитывалось около пятидесяти членов, в Организации партизанов-фидаинов иранского народа (ОПФИН) оставалось около двадцати пяти членов. Туде попыталась развернуть в 1977 году активную агитационную работу среди рабочих и беднейших городских слоев. Некоторые члены других группировок покидали свои группы и присоединялись Туде. Тем не менее, несмотря на долгую историю политической деятельности партии Туде и тот факт, что она воздерживалась от вооруженной борьбы (а значит потеряла меньше кадров), она смогла организовать только две или три ячейки. Такое положение не шло ни в какое сравнение с ее многочисленностью в начале 1950-х годов, когда она играла важную роль в иранской политике.
Тем не менее, все ответвления ОФИН и Организации моджахедов иранского народа (ОМИН) сумели сохранить свою организацию и оружие, продолжали издавать журналы, набирать сотрудников из университетов и посылать своих агитаторов на заводы. Они также приобрели боевой опыт и прониклись романтикой революционного героизма. Поэтому в рядах исламской оппозиции марксизм по-прежнему рассматривался как серьезная идеологическая угроза.
Видный интеллектуал и философ исламского движения аятолла Мортаза Мотаххари проводит в это время на частных квартирах занятия по философии истории с некоторыми университетскими студентами, а также произносит сорок пять лекций по марксистской философии для узкого круга семинаристов в Куме. 2 января 1977 года он посещает семинар с участием Али Шариати и других исламских интеллектуалов, который проходит дома у Сейеда Али Хаменеи, где вступает в полемику с Шариати и критикует его слова о том, что «сегодня у ислама есть враг и есть соперник, причем врагом является империализм, а соперником – марксизм». В июне 1977 года Мотаххари написал статью «Материализм в Иране» с резкой критикой исламо-марксистских группировок, таких как ОМИН.
Шариати также внес вклад в критику марксистских идей. Его отличало глубокое знание марксизма и его философских основ, а также стремление указать на логические противоречия внутри марксизма, вместо приведения аргументов из религиозных текстов, при объяснении различий между исламом и марксизмом. После его второго тюремного заключения в 1977 году в тегеранской ежедневной газете «Кайхан» с 15 февраля по 15 марта 1977 года был несколькими частями опубликован текст Шариати под заголовком «Человек, марксизм и ислам». Публикация была произведена без согласия Шариати и была задумана шахским режимом, чтобы дискредитировать его, создав мнимое впечатление, что он решил сотрудничать с САВАК, и именно это стало причиной его освобождения из тюрьмы.
ДВЕ СМЕРТИ, ПРОБУДИВШИЕ ГНЕВ ИСЛАМСКИХ АКТИВИСТОВ
В 1977 году, в условиях обострения оппозиционных настроений в обществе, за пределами Ирана произошли две смерти, которые буквально всколыхнули общественное мнение внутри страны. В июне в английском Саузгемптоне умер от сердечного приступа Али Шариати, а спустя четыре месяца, в октябре 1977 года, отравили старшего сына Имама Хомейни – Сейеда Мостафу, видного ученого, аятоллу, друга и правую руку лидера исламского движения.
Шариати, который находился в тюрьме до 1975 года и был освобожден по просьбе алжирских властей, оставался под домашним арестом в своем родном городе еще два года. В мае 1977 года когда ему наконец было выдано разрешение на выезд из страны. Однако САВАК выдвинул предварительное условие, согласно которому его семья должна была оставаться в Иране. Он вылетел в Лондон, но месяц спустя (19 июня 1977 года) был найден мертвым в своей комнате при загадочных обстоятельствах, и главными подозреваемыми оказались агенты САВАК, действовавшие за рубежом. Смерть таких людей рассматривалась многими людьми в Иране как мученичество (шахадат) и автоматически возлагалась на САВАК.
23 октября 1977 года старший сын имама Хомейни, Хадж Мостафа, скоропостижно скончался в иракском Ан-Наджафе. Он не имел проблем со здоровьем и не страдал ни от каких серьезных хронических заболеваний. Имам Хомейни стойко перенес этот удар, но трагедия возмутила общественность Ирана. Массовая коррупция и некоторые экономические потрясения, а также продолжающиеся политические репрессии уже вызвали всеобщее недовольство в Иране, и когда режим направил свой следующий удар непосредственно против Имама Хомейни, недовольство начало перерастать в восстание, которое, в свою очередь, очень скоро выросло в революцию.
1 ноября, выступая в мечети Шейха Ансари Хомейни заявил, что видит в смерти сына «скрытое Божие благословение». И действительно, во многих городах Ирана смерть уважаемого и самоотверженного ученого была отмечена траурными церемониями и демонстрациями, в которых участвовали все слои общества. САВАК не посмела отменять траурные церемонии на третий, седьмой и сороковой день гибели Сейеда Мостафы, а имя его скорбевшего отца произносилось людьми с великой надеждой.
1 декабря 1977 года в Наджафе Хомейни произнес речь, содержавшую длинный раздел о политической активности религиозных ученых прошлого. В речи упоминается политическая борьба иракских ученых, а затем иранских ученых. В нем подчеркивается, что ученые Наджафа в прошлом противостояли правительствам и возглавляли движения сопротивления, что явно контрастировало с тогдашней ситуацией в Ираке и Иране. Хомейни дал понять, что шиитские факихи были во многом обязаны своим престижем и моральным положением своему участию в политической жизни. Он описывает Табачный протест 1891-92 годов и подчеркивает, что его успех был достигнут благодаря совместным усилиям улемов в Иране. Что касается конституционного движения 1905-1906 годов, Хомейни заявляет: «Конституционное движение, направленное против диктатуры, началось с Благородного Наджафа по инициативе ученых, благодаря жизнеспособности их свободной мысли. Затем ученые Ирана восстали против деспотичных правителей, и они продолжали свое восстание до тех пор, пока не уничтожили диктаторское правление, в соответствии с которым шах убивал, кого ему заблагорассудится, и делал все, что ему заблагорассудится». Хомейни также похвалил сопротивление иракских ученых британской оккупации: «Если бы не борьба религиозных ученых и их патриотические позиции, мы бы сегодня были частью британских колоний».
В это время параллельно со своими лекциями и выступлениями по исламской философии Мотаххари вместе с Сейедом Али Хаменеи, Мохаммадом Бехешти, Мофаттехом и Алиакбаром Хашеми Рафсанджани был занят в Шемиране, одном из районов на севере Тегерана, работой по организации Общества борющегося духовенства, которому было суждено сыграть ведущую роль в организации протестов Исламской революции.
Шахские власти не замедлили с реакцией на активизацию исламского движения. Вскоре под давлением властей Мотаххари был вынужден уйти из Тегеранского университета и в сентябре отправлен на пенсию. В декабре 1977 года один из видных активистов исламского движения Сейед Али Хаменеи, который в течение многих лет распространял послание аятоллы Хомейни об антишахской революции по всему Ирану через свои труды, речи и проповеди, отправился в ссылку в Ираншахр на юго-востоке Ирана. Ранее, в июле 1977 года, был арестован по обвинению в подрывной деятельности аятолла Махмуд Талегани, связанный с Мехди Базарганом и Движением за свободу Ирана.
Иран-1979