Тоби Маттисен. Иранская революция и суннитский политический ислам
В этой аналитической записке американского исследователя и специалиста по современным шиитским религиозно-политическим группам на Ближнем Востоке Тоби Маттисена предпринята попытка по-новому оценить влияние Иранской революции 1979 года на суннитские исламские движения за пределами Ирана . Иранская революция оказала, в той или иной форме, влияние на все движения во всем мире, которые использовали исламские системы отсчета в своей политической активности. В основном в фокусе внимания исследователей оказываются шиитские движения и группы, на развитие которых Исламская революция Ирана оказала наибольшее влияние. Однако, по мнению автора, сосредоточение внимания исключительно на лояльных Исламской Республике шиитских движениях не позвляет в полной мере понять степень и характер влияния этой революции на суннитов по всему миру.
В этой аналитической записке предпринята попытка по-новому оценить влияние Иранской революции 1979 года на суннитские исламские движения за пределами Ирана[1]. Иранская революция оказала, в той или иной форме, влияние на все движения во всем мире, которые использовали исламские системы отсчета в своей политической активности[2]. Наиболее известным является пример шиитских транснациональных сетей, которые после 1979 года часто были связаны с той или иной группировкой в Иране. Одним из примеров такой сети является движение ширазистов, первоначально находившееся на переднем крае экспорта Исламской революции в арабские шиитские общины по всему региону[3]. К другим примерам относятся сети «Хизбаллы» или «Хатт аль-Имам», которые вскоре были созданы во многих странах[4]. Но сосредоточение внимания на отношениях между Исламской Республикой Иран и шиитскими общинами и движениями по всему миру, которые долгое время были доминирующей системой отсчета для анализа транснациональной шиитской политики, затмевает не только сложную динамику внутри шиитской политики, но и влияние революции на суннитов по всему миру. Фактически, большая часть ключевых сторонников суннитского политического ислама изначально приняла революцию, что на удивление мало изучено в имеющейся литературе[5].
От энтузиазма к постепенному разочарованию: упадок привлекательности Иранской революции среди исламистов-суннитов
Многие сторонники «Братьев-мусульман» рассматривали эту революцию в позитивном ключе, колеблясь между откровенным энтузиазмом и осторожной поддержкой. Абу-л-А‘ла Маудуди, основатель «Джамаат-и-Ислами» в Пакистане, поначалу был в восторге от Иранской революции[6]. Сразу после революции «Хизб ут-Тахрир» (признана экстремистской организацией на территории Российской Федерации – Иран-1979) так надеялась, что сотрудничество с Ираном может привести к ее конечной цели – созданию халифата, что ее лидеры, казалось, были готовы признать Хомейни фактическим главой этого государства, другими словами, шиитским халифом[7].
Итак, учитывая эту близость с суннитскими исламистами в период до 1979 года и непосредственно после революции в Иране, как мы можем объяснить их последующее отчуждение? Как мы можем объяснить, что Юсуф аль-Карадави, широко известный как духовный лидер глобального движения «Братья-мусульмане», в 2013 году злобно осудил Иран и «Хизбаллу», название которой переводится буквально как «Партия Бога», вместо этого назвав ее «Хизб аш-Шайтан», то есть «Партией дьявола»[8]? Эта статья не пытается дать окончательные ответы, а скорее подстегивает дискуссию и провоцирует переосмысление этих вопросов, которые имеют столь критическое значение для политизации отношений между суннитами и шиитами.
Начнем с того, что «Братья-мусульмане» не являются монолитной группой. Национальные ответвления этой группы различаются по своим историческим генеалогиям, политическому опыту и идеологии. Некоторые национальные движения, такие как сирийское, стали яростными критиками Исламской Республики, ее региональных союзников и даже шиизма в целом, в то время как другие были вдохновлены революцией, поддерживали отношения с Ираном, а в случае с ХАМАС даже стали полагаться на него. Другие суннитские исламские движения, такие как ливанское движение «Таухид» и палестинский «Исламский джихад», оставались верными союзниками Ирана[9]. Однако со временем многие ключевые идеологи суннитского политического ислама начали критиковать различные аспекты формы правления, конституции, религиозной и внешней политики Ирана, в частности позицию Верховного лидера и значение, которое там придается шиизму. Однако только в связи с межгосударственным соперничеством между Ираном и его соседями, а также с мировыми державами, выступающими против Ирана, эти основные сети суннитского политического ислама отвернулись от Ирана, а доктринальные различия между суннитами и шиитами стали источником серьезного раскола и способом ограничения привлекательности Иранской революции. Сирийские «Братья-мусульмане», а также священнослужители и полемисты в странах Персидского залива, в частности, пытались отвлечь суннитских исламистов от Ирана, распространяя антииранский и антишиитский дискурс и оживляя находившиеся в полудремлющем состоянии дебаты по доктринальным вопросам[10].
Хотя Иран никогда не отказывался от своей официальной риторики, включавшей попытки апеллировать ко всей умме[11], он заперся, как выразился Оливье Руа, в «шиитском гетто»[12]. Что важно, и это фактор, который иногда недооценивается, он также был заперт в нем своими противниками, которые были напуганы панисламскими устремлениями и привлекательностью революции.
Сдерживание Ирана: реакция США и их суннитских союзников на Иранскую революцию
Страны, в которых доминируют сунниты, а именно Саудовская Аравия, Ирак и Египет, совместно с США[13] вскоре отреагировали на революцию попыткой «сдерживания» Ирана.
На протяжении 1980-х годов на Ближнем Востоке и в Центральной Азии шла комбинированная антииранская и антикоммунистическая война, носившая временами скрытый, а иногда и открытый характер. В этом грандиозном плане ирано-иракская война была главной антииранской войной, в то время как афганский джихад должен был обескровить Советский Союз, одновременно сдерживая Иранскую революцию на ее восточном фланге. Однако важно отметить, что обе эти попытки базировались на схожей тактике и часто опирались на одних и тех же местных партнеров, большинство из которых были мусульманами-суннитами. Ключевыми местными союзниками, ведущими борьбу против Ирана, были либо арабские шовинисты, такие как Саддам Хусейн, которые стилизовали эту войну под сражение, в котором на карту были поставлены расовое превосходство и чистота, либо антишиитские суннитские исламистские движения, чьей интеллектуальной родиной была Саудовская Аравия, но которые нашли благодатную почву для своих идей не только в арабских мире, но также в Пакистане и Афганистане. Это превратило усилия по сдерживанию Ирана после 1979 года в игру на межконфессиональных разногласиях. Антишиизм, который часто сочетался с антииранским расизмом, таким образом, стал формой сдерживания Ирана с долгосрочными последствиями. В этом отношении особенно важен был регион Персидского залива.
Ирак, Иран и Саудовская Аравия долгое время были частью одного и того же комплекса региональной безопасности[14]. Таким образом, они проводят большую часть своего времени, беспокоясь о действиях других государств в этом регионе, которые они считают наиболее важными для своей безопасности[15]. На Ближнем Востоке и в регионе Персидского залива, в частности, проблема идеологических угроз и транснациональных политических движений рассматривается как не менее, если не более важная, чем классическая военная мощь соседнего соперника. Таким образом, угроза Иранской революции была в такой же мере воображаемой, в какой и реальной[16]. Перспектива панисламской революции в сочетании с волнениями внутри самих этих стран побудила суннитских правителей принять решительные меры. Именно в этом контексте межгосударственного соперничества основные суннитские движения медленно изменили курс и отвернулись от Исламской Республики. На это имелись многочисленные причины, которые остаются относительно малоизученными. Однако тот факт, что многие лидеры суннитских движений жили в странах Персидского залива, где они приобрели значение в религиозном, образовательном, медийном и финансовом секторах, а также значимость доноров Персидского залива для исламских финансов и исламских благотворительных организаций, которые сформировали финансовую основу многих из этих движений, означали, что многие в конечном итоге отвернутся от Ирана.
Заключение
История отношений революционного Ирана со своими соседями, а также с суннитскими исламскими движениями имеет решающее значение для понимания роста напряженности конфессиональной политики в регионе. Соперничество между Ираном и такими странами, как Египет, Саудовская Аравия и Ирак (до 2003 года), и переход многих суннитских исламских движений от экуменического видения панисламской революции к антишиитской полемике позволили языку конфессиональной вражды и суннито-шиитской поляризации стать ключевой чертой ближневосточной политики после 1979 года. Тот факт, что многие суннитские исламские движения превратились из сторонников Иранской революции в ее критиков, был ключевым, хотя и пока недостаточно изученным фактором в этом более широком процессе. Другими словами, именно экспорт революции Ираном и почти одновременное развертывание антишиизма в качестве сдерживающего фактора посеяли семена межконфессиональной вражды в политике на Ближнем Востоке и в Центральной Азии.
Тоби Маттисен (Оксфордский университет)
Источник: New Analysis of Shia Politics. Islam in a Changing Middle East Series. POMEPS Studies 28. December 2017. Pp. 36-38.
[1] Вопросы о положении мусульман-суннитов в Иране не будут рассматриваться в этой записке, хотя суннитские исламские движения за рубежом часто использовали их в качестве аргумента относительно того, почему они изменили свою позицию по Ирану. См., например: Мухаммад Сурур Зайн аль-‘Абидин, «Ахваль ахль ас-сунна фи Иран» (2006, впервые опубликовано в 1990 году), http://www.surour.net/news_images/n774_.pdf.
[2] Будучи, по крайней мере частично, революцией третьего мира с изначально сильным участием левых сил, она, конечно, также оказала влияние на многие светские политические движения.
[3] Но вскоре они разошлись во мнениях с внешнеполитическим истеблишментом Ирана, который пытался наладить более нормальные отношения со своими соседями. Духовный лидер движения Мухаммад Махди аш-Ширази также лично поссорился с Верховным лидером Ирана аятоллой Хомейни. Об их истории см.: Laurence Louër, Transnational Shiite Politics: Religious and Political Networks in the Gulf (New York: Columbia University Press, 2008).
[4] См., например: Toby Matthiesen, “Hizbullah al-Hijaz: A History of the Most Radical Saudi Shi’a Opposition Group,” the Middle East Journal 64, no. 2 (Spring 2010), 179–97.
[5] Хотя сразу после революции в ряде докладов аналитических центров и на конференциях рассматривалось влияние Иранской революции на исламский мир, и ушло много чернил на полемические статьи, этому вопросу было посвящено мало серьезных исследований. Имеющаяся литература в основном состоит из коротких статей, написанных в 1980-х годах, или спорадических отсылок к отношениям суннитских исламских движений с Ираном или их взглядам на шиизм в более крупных работах, посвященных конкретным движениям или странам. Этот вопрос рассматривается в двух материалах конференций: David Menashri (ed.), the Iranian Revolution and the Muslim World, (Boulder, CO: Westview Press, 1990); John L. Esposito, the Iranian Revolution: Its Global Impact (Miami: Florida International University Press, 1990). См. также: Mohammad Ataie, “Revolutionary Iran’s 1979 Endeavor in Lebanon” Middle East Policy 20 (2/2013), 137–157; Olivier Roy, The Impact of the Iranian Revolution on the Middle East”, in Sabrina Mervin (ed.), the Shi’a Worlds and Iran (London: Saqi, 2010), 29-44.
[6] Он умер в сентябре 1979 года, и поэтому у нас нет возможности узнать, как бы развивались дальнейшие события. Хомейни, с другой стороны, критиковал «Джамаат-и Ислами» за его приверженность постепенной работе и мирный подход к исламской революции. Seyyed Vali Reza Nasr, Mawdudi and the Making of Islamic Revivalism (Oxford: Oxford University Press, 1996), 165; Vali Nasr, the Shia Revival: How Conlicts within Islam Will Shape the Future (London: W. W. Norton, 2007), 138.
[7] «Хизб ут-Тахрир» изменила свою позицию, когда иранцы начали разрабатывать новую конституцию в 1979 году, но не из каких-то конкретных конфессиональных соображений, а скорее потому, что она была применима лишь к одной стране, тем самым признавая понятие национального государства (против которого выступает «Хизб ут-Тахрир», поскольку оно противоречит идее халифата). Однако «Хизб ут-Тахрир» также раскритиковала статью 12 конституции Ирана, которая предусматривает центральное место джафаритской правовой школы, назвав это также националистическим отклонением. Fritz Steppat, “Islamisch-Fundamentalistische Kritik an der Staatskonzeption der Islamischen Revolution in Iran” in: Hans Roemer and Albrecht Noth (eds.), Studien zur Geschichte und Kultur des Vorderen Orients: Festschrift für Bertold Spuler zum Siebzigsten Geburtstag (Leiden: E.J. Brill, 1981), 443–52, 446 and 452.
[8] Примечательно, однако, что аль-Карадави восхвалял «Хизбаллу» в 2006 году во время ее войны с Израилем. “Leading Sunni Muslim cleric calls for “jihad” in Syria”, Reuters, 1 June, 2013, http://www.reuters.com/article/us-syria-crisis-qaradawi-idUSBRE9500CQ20130601. Можно найти много других подобных антииранских заявлений. В 2012 году Открытое письмо правителям Ирана от «Хизб ут-Тахрир/Вилайя Пакистан», в котором Иран критиковался за оказание помощи сирийскому режиму, содержало следующее заявление: «Мы знаем, что вам слишком поздно раскаиваться и отказываться от своих черных дел. Будьте внимательны, Халифат, который скоро возникнет, иншаАллах, схватит вас и накажет вместе с другими правителями-предателями в мусульманском мире!» [ссылка не указывается, потому что ресурс объявлен экстремистским в соответствии с решением судебных органов Российской Федерации – Иран-1979].
[9] Последние сообщения см.: Wissam Alhaj, Nicolas Dot-Pouillard, Eugénie Rébillard, De la théologie à la libération? histoire du Jihad islamique palestinien (Paris: La Découverte, 2014) and Raphaël Lefèvre, the ‘Islamic Emirate’ of North Lebanon: the rise and fall of the Tawheed movement in Tripoli, 1982- 1985 (unpublished PhD thesis, University of Cambridge, 2016).
[10] Одним из самых ранних и устойчивых полемических материалов является статья, опубликованная в 1981 году под псевдонимом деятелем сирийских «Братьев-мусульман» Мухаммадом Суруром Зайн аль-Абидином, который в то время жил в странах Персидского залива: «Пришло время магов» (ва джаа даур аль-маджус), а в новом издании (2008) было подтверждено, что именно он был автором книги. http://www.surour.net/news_images/n778_.pdf. Подробнее см. Werner Ende, “Sunni Polemical Writings on the Shi’a and the Iranian Revolution,” in the Iranian Revolution and the Muslim World, ed. David Menashri (Boulder, CO: Westview Press, 1990), 219–32.
[11] См., например, Wilfried Buchta, Die iranische Schia und die islamische Einheit 1979-1996 (Hamburg: Deutsches Orient-Institut 1997).
[12] Olivier Roy, the Failure of Political Islam (London: I.B. Tauris, 1994/reprint 2007), 184.
[13] В первый год революции США пытались поддерживать отношения с иранским режимом, отдавая предпочтение шиитским священнослужителям, а не коммунистам из партии Туде, и пытаясь сохранить некоторое влияние в стране. Но после захвата посольства США американо-иранские отношения резко испортились, и шиизм, ранее считавшийся довольно квиетистской формой ислама, начал изображаться в правительственных кругах США как революционный по своей сути. См.: Mattin Biglari, ‘“Captive to the Demonology of the Iranian Mobs”: U.S. Foreign Policy and Perceptions of Shi’a Islam During the Iranian Revolution, 1978-79’, Diplomatic History 40, 4 (2016), 579-605.
[14] Этот момент был убедительно аргументирован в: F. Gregory III. Gause, the International Relations of the Persian Gulf (Cambridge: Cambridge University Press, 2010).
[15] Barry Buzan and Ole Wæver, Regions and Powers: the Structure of International Security (Cambridge: Cambridge University Press, 2003).
[16] F. Gregory Gause III., “Revolution and threat perception: Iran and the Middle East” International Politics, Vol. 52, No. 5 (September 2015), 637-645.