Исламский мистицизм (‘ирфан) и этика в Исламской революции
Подобно тому, как мистический образ личности Имама Хомейни был проводником к ясному пониманию мистических аспектов Исламской революции в Иране, и Имам многократно предупреждал, направляя сбившихся с пути к магистральному пути мистицизма и духовных ценностей, он также был рулевым революции на пути к ее мистическим целям. Из этого великого опыта можно извлечь вывод о том, что личность лидера отразила в себе духовность и мистицизм революции и исламского строя.
Исламская революция в Иране под руководством Имама Хомейни, основателя Исламской Республики, может быть рассмотрена и проанализирована в самых разных аспектах с точки зрения сложности ее сущности и составлявших ее элементов. На сегодняшний день мы видим различные, подчас противоречивые и не сочетающиеся друг с другом, попытки анализа. Эти попытки анализа предлагаются с определенными целями или на основе заранее принятых гипотез, в соответствии с интеллектуальными способностями этих аналитиков, находящихся в стране и за рубежом.
Как нам представляется, безграничный мир политики, в особенности, в сфере медиа и печати, движется в более позитивном направлении, чем в прошлом. В первые дни после победы революции мы были свидетелями отрицания, а не анализа. Даже те, кто был хоть малую толику реалистов и не мог отрицать это великое явление современности, относился к нему с ироничной усмешкой и сводил это масштабное событие современной истории к нескольким саркастичным формулировкам.
К счастью, этот период подошел к концу, и реалистичное отношение пришло на смену игнорированию фактов, а мысль заняла место фантазий и злопыхательства[1].
Восхищение этим подходом не означает, что аналитики Исламской революции, в особенности, те из них, кто рассматривает события в мире в негативном свете, приходят в своих оценках к верным выводам и всегда занимаются осмыслением лишь реальных событий, а лишь предполагает, что анализ пришел на смену отрицанию, а размышление заняло место фантазиям, что само по себе является большой победой для Исламской революции в современном мире. Если бы произошло обратное, то это могло бы привести к реализации многих заговоров в обществе. Однако ход мыслей человечества и политическая мысль не всегда подчинены эксплуататорам и империалистам. Повсюду в мире есть много бдительных взоров, сознательных сердец, пытливых умов, которые за завесами и измышлениями гегемонистского меньшинства в мире видят подлинные факты и размышляют о них.
Одним из ясных аспектов Исламской революции, восходящих к личности ее лидера – это мистическое и этическое измерение этой революции, которое является достаточно обширным для осмысления и анализа. В этой краткой статье мы планируем еще раз рассмотреть и продемонстрировать небольшой фрагмент этого обширного измерения Исламской революции.
Революции, как правило, всегда имеют привкус насилия. Изучение истории великих революций человечества подтверждает эту истину. В связи с Исламской революцией в Иране возникает вопрос: повлияло ли мистическая и этическая глубина личности лидера этой революции, благодаря которой он прославился по меньшей мере за сорок лет до победы революции, на проявление мистических аспектов Исламской революции. В каких областях дали о себе знать эти проявления?
Следует иметь в виду, что в этой работе мы рассматриваем мистические и этические стороны личности великого предводителя Исламской революции в качестве посылки, принимаемой нами по умолчанию, и изучение и анализ самой этой посылки мы оставляем для другой статьи. Как нам кажется, анализируя хотя бы часть вопросов Исламской революции, можно заметить наличие этого неизбежного влияния и явственно узреть связь между мистическим и этическим духом Исламской революции и ее лидером. Мы будем обсуждать эту гипотезу на протяжении всего этого короткого материала.
Сама цель, которую мы преследуем в ходе этого исследования, обладает большим значением и может прояснить целый ряд теоретических оснований Исламской революции. Поставив в этой работе под сомнение противоречие между мистицизмом и политикой и доказав возможность сочетания прозрачности мистицизма с замутненностью политики, а также их пересечение на этапе формирования и в процессе Исламской революции, мы можем прийти к пониманию не озвученных ранее аспектов Исламской революции, а также главных и определяющих элементов этой революции и показателей ее новизны.
Связь мистицизма и политики в прошлом
Изучение истории формирования и развития связей между мистицизмом и политикой требует самостоятельного исследования, в котором следует рассмотреть процесс разворачивания политической мысли пророков и его роль в формировании этой связи на основе двухсторонних отношений, а также сравнить их с ходом развития материалистических идей человечества в политике и дать им оценку.
Приступая к рассуждению о проявлении мистицизма и этики в Исламской революции в Иране, следует напомнить, что в прошлом эта связь присутствовала в политической мысли пророков и их праведных последователей, получив выражение не только в мысли, но и в их политической практике. Все реформаторские и революционные движения в своей политической мысли опирались на Божественное откровение, вспыхивали благодаря некой мистической искре и подпитывались неисчерпаемым вдохновением мистицизма. Я проиллюстрировал процесс этого разворачивания мистицизма в политике в одном из своих скромных трудов – «Исламская революция и ее истоки». Эта специфика особенно ярко прослеживается в шиизме, где она проходит красной линией. Начиная с движения Хусейна и заканчивая Исламской революцией Хомейни дух исламского мистицизма и этики проявляет себя в крупных и менее крупных событиях, происходящих в исламском мире[2].
Надуманные проблемы
Предлагавшиеся в прошлом и в настоящем определения политики, которые и сейчас время от времени звучат в докладах и статьях, говорят о негативной смысловой нагрузке этого понятия, в особенности, когда речь идет о том, что на практике акторы политики всегда влачат на себе груз одержимости властью, гегемонизма, унижения людей, притеснения передовых умов и неограниченных проявлений насилия, и этот след в общественном сознании всегда вызывал пессимизм в отношении политики и власти, а также отчуждение у тех, кто свободен от помрачения этими материальными влечениями и человеческими пороками. Следуя этой надуманной логике, многие полагали, что политика – это нечто недостойное высокой степени святых людей, и, увязнув в трясине политике, люди не имеют возможности возвыситься к сияющим вершинам мистицизма. Исторический опыт политического лидерство мистиков в разных движениях и устранения темных проявлений политики в свете возвышенной духовности мистицизма никогда не был способен исключить или исправить этого надуманного представления о том, что «политика есть нечто недостойное святых людей». Сегодня политические деятели и даже представители политической мысли все еще так думают, а освободившиеся от мирских пут мистики оказываются на периферии или обочине, но продолжают жить с этим представлением.
Модель мистической политики
Можно отчетливо видеть величие и великолепие возвышения политики до высот мистицизма на примере правления Имама Али (мир ему!). Разве есть тот, кто не знаком с тем, как Имам Али (мир ему!) преклонял голову в земном поклоне, находясь на пике своего политического могущества и власти над огромным пространством тогдашнего исламского мира – от Восточной Римской империи до Индийского полуострова? Кто не слышал о том, как он сидел у печки вместе с сиротами, чьи родители погибли в битве при Сиффине? Есть ли кто-нибудь, кто не читал о том, как он пожертвовал властью ради справедливости, чьих ушей не достигло эхо от звучащего в веках возгласа Али (мир ему!), говорившего: «Клянусь Аллахом, я не успокоюсь, пока не будут улажены дела мусульман»[3]?
Мы сейчас не следуем по какой-то неведомой нам долине с неизвестными нам очертаниями, ведь, прежде чем познать ее темные стороны, мы располагаем ясным и чуждым всякой запутанности образцом, а именно политикой Имама Али (мир ему!), которая в свете высокодуховной личности Имама до самых последних капель растворилась в его чистом мистицизме, и этот мистицизм на пике своего проявления осветил мрак политики в период его правления.
Истоки мистицизма в эпоху исламского движения
Вопрос о том, с какого времени и на каком историческом отрезке было положено начало движению духовенства или движению Имама Хомейни, носит неоднозначный характер и должен быть рассмотрен в отдельном исследовании. Так или иначе, это движение не опиралось на внешние силы, причем далеко не только внешне, и с самого начала народ примкнул к нему как единый монолит. С каким источником власти было связано это движение, которое было направлено одновременно против господствовавшего тогда империализма и деспотичной монархии?
Разве политические расчет партий позволяли в таких условиях начать движение? Можно ли было продолжать это движение после событий 15 хордада (5 июня 1963 г. – Иран-1979) в медресе «Фейзийе»? История движения содержит немало подробных свидетельств о том, что в этот период свободы повсеместно подавлялись, партии спрятались по своим норам, а некоторые из этих партий, считавших себя авангардом и передовым отрядом политического движения в Иране, проявили откровенную продажность, при этом движение пытались задушить и лишить надежд.
Мы не имеет права трактовать вопросы Исламской революции и ход ее событий как некое чудо, однако в чем коренилось продолжение пути этого движения? Разве путь, по которому следовало движение в 1960-х годах, продолжая его до 1978-1979 годов, начинался не в Медине и вел не в Кербелу Хусейна (мир ему!)? Как можно рассматривать мистицизм Хусейн исключительно в рамках движения Кербелы? Когда Господин мучеников говорил о целях своего движения, разве в этом не было высшее проявление его мистицизма? Какое состояние он выражал, когда сообщал о мученической смерти? О какой реальности о вещал, когда его постигали все большие напасти, но его лик сиял все ярче? В конце концов, какое послание содержали сказанные в последние минуты жизни слова Хусейна: «Я доволен Твоим предопределением!» (ридан би-када’ик)? Мы видим шаг за шагом каждую из этих возвышенных ступеней исламского движения и революции на различных этапах. О чем говорят цели революции, путь революции, враги революции, целая плеяда заключенных в застенках шахских тюрем и мучеников революции, медресе «Фейзийе», 15 хордада, 17 шахривара («Черная пятница», 8 сентября 1978 г. – Иран-1979), события в Куме, Тебризе, Абадане, Мешхеде и во всех «кербелах» исламского Ирана?
Мистическое и этическое измерение революции не исчерпывается великим вождем Исламской революции. С того времени, как народ примкнул к Имаму Хомейни, он почувствовал в себе этот чистый и пламенный позыв, и этот позыв, создававший на протяжении всей истории движения чудеса и удивительные события, состоял в страстном желании соединиться с Другом, которое наделяло многомиллионные народные массы энтузиазмом и таким состоянием, что они буквально не чуяли под собой ног.
Здесь я считаю уместным привести одно из моих воспоминаний, из которого я помню лишь немного. В 48-градусной жаре Наджафа, из-за которой жизнь в городе останавливалась и все вокруг увядало, друзья стали уговаривать Имама Хомейни хотя бы по ночам проводить время в каком-то месте в Куфе, где жара была относительно слабее. Имам ответил в духе Али (мир ему!): «Я буду жить здесь в комфорте, а сыны народа будут мучиться в темных застенках тюрем режима?»
В месяц рамадан он соблюдал пост, имея из еды лишь хлеб и йогурт. Он так исхудал, что ему было тяжело ходить. Однако в этих ужасающих условиях Имам был стойким, словно гора, и спокойным, будто океан. Свобода от мирских привязанностей, в том числе от власти, богатства, славы, и опора на неиссякаемую мощь Аллаха, подлинно монотеистический взгляд на события, ощущение присутствия и взгляда Аллаха, упование на скрытую помощь от Него, подчинение себя Божьей воле, объединение вокруг Аллаха, сознательная опора на довольство Аллаха в условиях подавления свобод и революционных испытаний – всё это было лишь толикой проявлений мистицизма в ходе развития исламского движения.
Восхождение политике к вершинам духовности после победы революции
Преуменьшение значимости мистицизма и духовности в Исламской революции – это не только попытка стереть революцию из памяти и предательское выхолащивание истории революции путем отрицания ее великих и возвышенных проявлений, но также и величайшая клевета на прославленный народ Ирана, в особенности это касается событий, приведших к победе Исламской революции. Какой анализ может объяснить великодушие подхода многомиллионных масс к остаткам тиранического шахского режима во время демонстраций, великолепие того бесподобного приема, который иранский народ оказал великому лидеру революции, и присутствие шедших плотными рядами народных масс на улицах во время объявления военного положения? Какие еще мотивы могли привести народ в движение, когда он проявлял подобное величие и великодушие, кроме поминания Аллаха и волнения от исполнения Божьей воли? Что за дух царил в воздухе и на земле в феврале 1979 года, когда эта страна освободилась из-под ига кровавого режима? Разве это было не стремление к Богу, желание быть с Хусейном и Хомейни?
Обращение с оппозицией
Шариат и мистицизм – это внешняя и внутренняя сторона одной истины. Скорлупа и ядро неотделимы друг от друга, и отделение одного от другого ведет к смерти их обоих. Мистицизм пронизывает все сферы шариата, а шариат присутствует на всех этапах мистицизма. Связь между этими двумя истинами носит не условный характер, а представляет собой подлинное единство, в котором с одной стороны можно видеть шариат, а с другой – мистицизм, но, в конечном итоге, они представляют собой одну единую и неделимую истину. Шариат не является строгим и односторонним, а мистицизм не всегда сопровождается толерантностью и терпимостью. Там, где необходимо проявить терпимость, шариат и мистицизм ориентированы в этом направлении, а если необходима строгость, то оба они – за строгость.
Сегодня эту таинственную и сложную истину можно отчетливо наблюдать в политическом поведении Имама Али (мир ему!), в особенности, в его отношении к противникам. Разве сражение при Сиффине не является шариатом, а заявление об освобождении «отступников» (марикин), стоившее Имаму Али жизни – это не мистицизм?! Мысль о том, что всё, в чем прослеживается насилие, нужно относить к шариату, а всё, в чем имеется терпимость, следует называть мистицизмом, запутывает понимание политического поведения Имама Али (мир ему!) и не позволяет нам правильно анализировать возвышенную личность Имама Хомейни.
Когда пророк Нух говорил: «Господи! Не оставь на земле ни одного неверующего жителя!»[4], или когда Пророк (да благословит Аллах его и его род!) участвовал в походах и военных операциях, а Али (мир ему!) был в авангарде его войска, это всё внешне является насилием, но говорит ли это о том, что шариат и мистицизм отделены друг от друга?
Эти слова обращены к тем, кто признает шариат со всеми его частями и составляющими, но отрицает его мистический характер. Истина – это то, что проходит также через фильтр мистицизма, как и шариата, со всеми его изгибами и поворотами, приобретая гибкость, уделяя внимание скрытым нюансам, предполагая справедливость, стремление к Богу и истине, так что, подобно шариату, мистицизм иногда чему-то благоволит, а иногда – не приемлет это. Мистицизм никогда не изменяет установлений шариата, и мистический взгляд не ведет к тому, что шариат понимается в духе «мы веруем в одно и не веруем в другое»[5]. Если кто-то ощущает в поведении этих двоих, которые являются двумя сторонами одной медали, некую неоднозначность, то выход состоит не в том, чтобы разбить зеркало. Нужно избрать разумную точку зрения.
Обращение с противниками революции в прошлом и в настоящем всегда было для некоторых аналитиков некой интеллектуальной проблемой и затруднением, тогда как изучение различных примеров показывает, что эти подходы не были всегда одинаковыми, представляя собой извилистую кривую, и эти внешне горькие события определялись одновременно разумом и милосердием, шариатом и мистицизмом, законом и этикой, которые шли вместе, рука об руку.
Духовные вершины Священной обороны
Нет ничего нового в том, что величественный образ Священной обороны, которая определила ход современной истории иранской нации, скрывают за черными тучами безнадежности и бессмысленности, используя такие выражения, как «братоубийственная война». Описывая битву при Сиффине, в которой участвовал Али (мир ему!), также использовали подобные выражения, называя «братоубийственной войной» борьбу Имама Али (мир ему!) за истину, которая имела целью обозначать границы тирании и нечестия, а басрийцы даже обвинили Имама в чрезмерном кровопролитии.
Оставим эти подлые попытки скрыть истину. Месяцы, дни и мгновения Священной обороны были полны сцен, в которых проявлялся мистицизм, которые увлекал блуждавшие по долине человеческих страстей души к высшим мирам Кербелы и царства любви, и какие только события он не порождал? Какие бесподобные шедевры он создавал на полях сражений, где люди искали Бога, жертвовали собой и погибали смертью мучеников?
В небесном царстве навязанной Ирану войны многочисленные «я» превращались в «мы», «самость» приходила к Божественной Самости, «самоотверженность» заменяла «самолюбие», а любовь к обители Друга и любовь к встрече с Другом сжигала дотла все материальные привязанности, так что Дух Божий увлекал всех бойцов к высотам горнего мира и заставлял их забыть о самих себе с помощью поминания Бога и любви к Нему. Именно в этом полете к горнему миру отцы, матери, сестры, жены, семьи сразу же забывали не только о хлебе, воде, жилье, богатстве, карьере и славе, но и обо всех других своих привязанностях и обязательствах, сменяя ветошь привязанностей на одеяние мученической смерти, самопожертвования и богобоязненности, и как впору пришлось это одеяние этим гордым путникам долины любви.
Путь мистического преобразования политического строя страны
Конституция Исламской Республики Иран – это прогрессивный и неизменный юридический текст. Если когда-нибудь, не дай Бог, такой строй не будет существовать, то этот бессмертный текст может осветить темные углы жизни многих народов прошлого и будущего. Я говорю эти слова, изучив конституции десятков западных и восточных стран, о которых я говорил на своих занятиях.
Однако ясность и значимость этого правового текста состоит далеко не только в его юридических аспектах и подходах, а в его мистическом духе, который заключен во многих его положениях, словно душа, скрытая в теле человека. Под этими положениями я подразумеваю не те статьи, в которых говорится о Боге, единобожии, пророчестве, имамате, жизни после смерти (ма‘ад) и вилайат аль-факих, потому что это всё шариат. Я говорю о мистицизме, который в самый разгар экономического развития и роста напоминает работодателю и работнику о духовном развитии и совершенстве, отрицая труд, препятствующий духовному самосовершенствованию[6], толкует ответственность как нечто большее, чем свободу[7], делает всех равными перед законом[8], рассматривает в качестве цели установления политического режима создание адекватной среды для развития нравственных добродетелей на основе веры, богобоязненности, борьбы со всякими проявлениями коррупции и морального разложения[9], так что, в конечном счете, основания строя, связанные с верой, признаны не нуждающимися в пересмотре.
Правительства Града Божьего
Августин Блаженный пестовал в своем воображении идею «Града Божьего», которая на протяжении истории воспринималась как нечто неизвестное и иллюзорное. Даже церковь, к которой принадлежал Августин, не оценила ее и не сумела ее понять. Прежде чем у «Града Божьего» появился реальный народ, правительства и государственные мужи определяют критерии и секреты божественности этого «Града». Практически, именно правительства являются показателями духовности того или иного строя и степени его приверженности мистическим и этическим принципам.
На протяжении всего периода стойкой борьбы Исламской революции, правительства, начиная с Раджаи и до Хатами, несмотря на соблазны и усилия негативных сил, пытавшихся увлечь их за собой, придать их усердию и мерам материалистическую направленность и отвлечь их на оппозицию, всегда следовали по прямому пути и никогда не желали свернуть с него. Признание в качестве основы духовных ценностей, твердость на пути служения, которое является объективной ступенью проявления мистицизма и зримым воплощением этапов духовного путешествия к Богу (иля-ль-Хакк), в Боге (фи-ль-Хакк) и к творению (иля-ль-хальк), всегда создавало мистический настрой и атмосферу в отношениях правительств с Богом и народом.
Опираясь на это утверждение, можно найти множество подобных примеров в культурном и духовном развитии страны после победы Исламской революции. Имам Хомейни многократно говорил, что важно прилагать усилия ради исполнения Божьего повеления, а победа зависит от Него. Если же усилия и активность давали лишь небольшие плоды или же не соответствовали нашим ожиданиям, то, по крайней мере, несомненно, он стремился, подобно Хусейну, к довольству Бога на стезе мистицизма.
Мистицизм в культурных аспектах революции
Поистине, заслуживает похвалы возглас о том, что «наша революция – это культурная революция». Культурные аспекты революции соответствуют по масштабам самой революции, и культура нашла отражение во всех гранях Исламской революции, так что в различных сферах Исламской революции нельзя найти ни единого темного уголка, который был бы лишен культурных оснований и ценностей, и именно этот момент является критерием отделения подлинного от неподлинного в самых различных аспектах революции. Однако нас восхищает подход архитектора Исламской революции, который так тесно связал культурные ценности с духом мистицизма, что это привело к тесному сочетанию шариата и мистицизма. Таким образом, когда речь заходит о культуре революции или народной культуре во время революции, все обращают взор не на «фольклорные» традиции времен невежества, а вспоминают высшие мистические ценности, как это показывает весь комплекс культурных принципов и оснований Исламской Республики.
Мистические лакуны исламского строя
Строй Исламской Республики Иран – это порождение Конституции, а Конституция есть продукт Исламской революции. Если мы говорим о проявлении мистицизма, то нам следует ее отчетливо наблюдать именно в самом строе, начиная с высших его уровней и заканчивая низшими. Вопреки измышлениям оторвавшихся от исламского строя паникёров и фантазиям политиков, страдающих от политической депрессии, этой строй до сих пор держится на становом хребте этики и мистицизма, и, как и в те времена, когда мы были в самом начале пути, на различных уровнях строя, как в явных, так и в скрытых аспектах, можно видеть примеры стремления к Богу, самопожертвования, отказа от привязанностей, подавления желаний, распространения духа служения народу и воспарения к царству семи городов любви. Однако, несмотря на все эти реалистичные надежды и оптимистичные ожидания, следует признаться, что в строе возникли лакуны, в которых свет мистицизма и нравственных ценностей затухает, и на хрупком теле строя пускают молодые побеги сорняки, каждый из которых может стать сигналом тревоги о нежелательном будущем.
Не легко упоминать или указывать на эти лакуны и сорняки, ведь зачастую это ведет к потере лица и трудностям, но кто может не обращать внимания на центры, выглядящие как позорное клеймо на теле революции, и не замечать их? Они не только скачут во весь опор, лишь бы только вернуть утраченные в прошлом материальные вещи и соблазны, но также топчут и уничтожают любую ценность или проявление духовности, которые стоят у них на пути. Так куда же они идут? Ради чего они пускают на ветер все эти духовные богатства и вызывающие гордость ценности нации и такой великой революции, как Исламская революция? Какую цель они преследуют? К чему они придут?
Защита мистического и ценностного измерения Исламской революции
Подобно тому, как мистический облик личности Имама Хомейни подводит нас к четкому пониманию мистических аспектов Исламской революции в Иране, а Имам своими многократным предупреждениями выводил заплутавших людей на столбовую дорогу мистицизма и духовных ценностей и сам был рулевым революции на пути реализации ее мистических целей, можно сделать из этого великого опыта вывод о том, что лидер является полноценным отражением духовности и мистицизма революции и исламского строя. Пока имеется этот облик, озаренный светом духовности и мистических ценностей, не следует беспокоиться о тьме, исходящей от некоторых приземленных подходов.
Сейчас над небом Исламской революции светит яркая звезда, которая считает себя учеником, мюридом, последователем и влюбленным пути Имама Хомейни и ни в одном вопросе не отходит от курса и высоких мыслей Имама, считая его полноценным образцом в политике и государственном правлении. Образованность и ученость, находчивость, проницательность и рассудительность, которые мы видим в нем, начиная с 1950-х годов, обучение в школе такого наставника, как Имам Хомейни, под руководством такого мистика, как аятолла Милани, поистине, сделали его достойным встать у руля духовности и мистицизма революции, заняв пост лидера революции. Все мы надеемся, что Всемогущий и Всевышний Господь поможет ему оберегать духовные и мистические стороны революции и строя, а также проявлять стойкость и благоразумие на пути их продолжения.
Аятолла Аббасали Амид Зенджани
Источник: Морури бар таджалли-йе эрфан ва ахлаг дар энгелаб-е эслами-йе Иран.
[1] 1. Иран, энгелаб-е бе нам-е Хода (Иран, революция во имя Бога). С. 255.
[2] Энгелаб-е эслами ва ришеха-йе ан (Исламская революция и ее истоки). С. 105 – 382.
[3] Нахдж ал-Балага. С, 102. Хутба 74.
[4] Коран, 71:26.
[5] Коран, 4:150.
[6] Конституция, статья 43.
[7] Там же. Статья 3.
[8] Там же. Статья 107.
[9] Там же. Статья 3.