Имам Хомейни как лидер Исламской революции: архетипичный вождь и религиозный реформатор
Ни в одном другом исламском движении современности роль лидера не была столь велика, как в Исламской революции. Авторитет Имам Хомейни коренился в мистических аспектах шиизма и коллективной психологии иранцев-шиитов. Будучи религиозным реформатором, сумевшим соединить разные пласты исламской интеллектуальной традиции и готовым пойти на диалог с современностью, он сплотил вокруг себя плеяду ярких интеллектуалов и политических борцов, создав внутри шиитского духовенства целое движение, нашедшее свой подход и к религиозным массам, и к определенной части интеллигенции.
Роль личности в истории – это одна из ключевых проблем, как исторической науки, так и философии истории, которая до сих пор не нашла однозначного решения. Вместе с тем, вполне очевидно, что революции, как и другие социальные потрясения, в которых субъектом исторического действия становятся массы, парадоксальным образом выводят роль личности на первый план. Вождизм – это одно из естественных следствий многих революций. Вожди появляются именно в тот момент, когда на арену истории выходят массы, чаще всего плохо понимающие, чего они хотят и что ими движет, которые ориентируются не столько на идеи, сколько на символы и лежащие в их основании архетипы коллективного бессознательного.
Конечно, Хомейни сильно выбивается из общего ряда государственных лидеров вождистского типа, в особенности, учитывая негативную коннотацию этого термина в контексте российской и всемирной истории, вызывающую ассоциации с тоталитаризмом. Тем не менее, типологически его лидерство можно отнести именно к этой категории. Действительно, Хомейни оказался редким типом духовного лидера в современном мусульманском мире, особенно на фоне привычных для современного Ближнего Востока светских военных диктаторов. Хомейни пришел к власти в результате по-настоящему массовой, народной революции, вызвавшей недоумение у западных политиков и дипломатов. При этом Хомейни не опирался на организованную и сплоченную партию, не формулировал никаких программ, не имел в распоряжении никаких вооруженных групп. Однако его лидерство в этой революции было неоспоримым на всем ее протяжении. В каком-то смысле сама драма всей этой революции разворачивалась вокруг личности Хомейни. Революция в Иране началась с народного возмущения из-за публикации клеветы на Хомейни в газете «Эттелаат» и закончилась его победоносным возвращением в Иран и последующей капитуляцией военных. Таким образом, в сознании широких масс революция оказалась практически персонифицирована в личности Хомейни.
Для адекватного осмысления роли Хомейни как вождя этой революции необходимо понимать ее внутреннее, субъективное измерение, находящее выражение в ее идеологии, тесно связанной с шиитским мировоззрением. Вождизм, безусловно, вторжение архаики в пространство модерна. Канадский философ и писатель Робин Карлсен сказал обратил внимание именно на эту сторону Хомейни, когда сказал, что «Карл Юнг, будь он жив сегодня, являлся бы одним из немногих выдающихся западных интеллектуалов, которые признавали и приветствовали роль и целостность аятоллы Хомейни… и рассматривал бы эту революцию как попытку коллективного бессознательного установить некую форму равновесия после того, как оно было столь серьезно нарушено рационализацией человеческой души, изгнанием Бога из вселенной».
Поэтому очень важно понимать, что Хомейни – это не какая-то фигура, которая, как пишут многие западные авторы, поднялась на революции, а потом «перехватила» или «украла» ее у каких-то близких и понятных западному человеку «прогрессивных» социальных сил. Хомейни – это личность, затронувшая самые глубинные пласты коллективного бессознательного иранского общества, переживавшего глубокий мировоззренческий кризис на фоне модернизации.
Говоря о восприятии роли Хомейни в революции членами созданного им исламского движения, я прежде всего хотел бы остановиться на той оценке, которую дав Хомейни один из ведущих идеологов Исламской революции – Мортаза Мотаххари, входивший в число ближайших учеников Хомейни и возглавлявший Совет революции с января по май 1979 года. В своих рассуждениях об истоках революции он отводит особое место вопросу «лидерства» (рахбари). Вопрос о «лидерстве» является одним из главных аргументов М.Мотаххари в пользу исламского характера произошедшей революции. Задаваясь вопросом о том, почему именно Хомейни «был избран народом в качестве вождя», он указывает на то, что Хомейни был человеком, который сумел «оживить дух общества» и этим самым «привести все общество в движение». Мотаххари говорит: «Имам дал самосознание нашему народу. Он дал им истинную сущность и исламскую идентичность. Он смог возродить их веру тогда, когда она была утрачена, и заставить их поверить в самих себя». М.Мотаххари также допускает, что «если бы Имам не обладал степенью религиозного и исламского предводительства, и если бы в глубинах духа иранского народа не было бы любви и привязанности к исламу, и если бы не было любви, которую питает народ к роду Пророка, и если бы народ не почувствовал, что из уст этого человека исходит призыв Пророка, призыв Имама Али и призыв Имама Хусейна, вряд ли бы в нашей стране возникли настолько широкое движение и революция». Таким образом, для Мотаххари, видевшего в революции мистический процесс «возвращения к себе» (базгашт бе ход) или «обретения своей самости», а в самом Хомейни – мистического наставника (муршид) и «совершенного человека» (инсан аль-камиль), наличие у революции такого лидера было необходимым условием ее исламского и «Божественного» характера. В свете этой концепции Хомейни выступал в роли наставника целого общества на его пути к совершенству.
Здесь следует заметить, что для шиитского ислама характерна персонификация истины и социальных идеалов в личности Скрытого Имама, который создаст на исходе времен идеальное государство и наполнит мир справедливостью. Шииты столетиями ожидают проявления Имама Махди, особенно эти ожидания усиливаются у верующих в тяжелые времена. Иранское общество, переживавшее в 1960-1970-е годы серьезный культурно-мировоззренческий кризис, слом старых устоев, все больше погружалось в напряженное ожидание сакральной фигуры Спасителя. В этих условиях и появился Имам Хомейни, чье ранее нехарактерное для шиитских священнослужителей в Иране почетное именование «Имам» вызывало ассоциации с Ожидаемым Имамом.
На мой взгляд, именно эта мистическая составляющая в образе и самом жизненном пути Хомейни стала основным залогом успеха его политической борьбы. Надо понимать, что Хомейни был далеко не первым представителем шиитского духовенства, активного участвовавшим в политике. Многие шиитские улемы регулярно проявляли политическую активность в ходе важных исторических событий, начиная со времен так называемого Табачного движения и Конституционной революции начала ХХ века. Достаточно назвать такие имена, как аятолла Табатабаи, аятолла Сейед Абдолла Бехбехани, аятолла Модаррес, аятолла Абольгасем Кашани, Сейед Махмуд Талегани и т.д. Однако, во-первых, никто из этих лидеров не поставил под сомнение принцип монархии и не поставил задачу создания исламского правления. Во-вторых, политически активные муллы были в меньшинстве, тогда как подавляющая часть духовенства вообще полностью воздерживалась от участия в политике. Таким образом, Хомейни практически впервые в истории шиитского Ирана инициировал в среде духовенства широкое исламское религиозно-политическое движение, костяком которого стали его ученики и соратники по Кумской богословской семинарии.
Помимо этой колоссальной харизмы, оказывавшей глубокое воздействие на его последователей и придававшей мистический оттенок и его образу и восприятию революции в целом, Имам Хомейни обладал уникальным сочетанием качеств, позволивших ему стать ведущим реформатором шиитского ислама за последние несколько столетий. Хомейни выполнял ту функцию, которая в суннитской традиции нашла выражение в понятии «обновителя религии» (муджаддид ад-дин). Согласно одному из суннитских хадисов, Аллах посылает мусульманской общине раз в сто лет ученого, который обновляет религию, приводя ее в соответствие с требованиями времени. Обычно к «обновителям религии» относили выдающихся ученых ислама, стоявших у истоков новых богословских школ и идейных течений, преодолевавших важнейшие идеологические противоречия своего времени и дававших ответы на наиболее острые вопросы, как это было с Абу Хамидом аль-Газали, примирившим, как принято считать, суфизм с каламом и фикхом. Аналогичным образом Хомейни, оказавшийся на стыке сразу нескольких разнородных пластов исламской интеллектуальной традиции, сумел синтезировать их в единое целое и, что важнее всего, сделать их понятными и доступными массам. Для ислама (особенно в контексте иранской традиции) особенно важно сочетание и примирение религиозного, рационально-философского и мистического дискурсов.
Эта тема достаточно сложная и заслуживает целой лекции, здесь я лишь отмечу, что Имам Хомейни был, во-первых, выдающимся факихом и муджтахидом усулитского направления в фикхе шиитов-имамитов (при чем обладал степенью марджа‘ ат-таклида, то есть ведущего религиозно-правового авторитета для подавляющей части шиитов Ирана и других стран). Как муджтахид Хомейни глубоко владел логикой и методологией фикха – усуль аль-фикх, которая в современном усулитском направлении джафаритского фикха, развивается под некоторым влиянием философии и герменевтики, а значит дает пищу для рационального осмысления религии. Во-вторых, он был сторонником исламской философии, а именно школы трансцендентной мудрости (хикмат ал-мута‘алийа) Муллы Садры, уже сочетавшей в себе исламский перипатетизм, неоплатонизм, ишракизм ас-Сухраварди и теоретический суфизм Ибн аль-Араби. В-третьих, он был живым носителем практики шиитского мистицизма (ирфан). В-четвертых, Хомейни можно считать продолжателем идейных установок мусульманского религиозного реформаторства начала ХХ века (идей аль-Афгани и Аллама Икбала с их панисламизмом и пафосом религиозного обновления). В-пятых, в силу всех вышеуказанных вещей он был также готов к усвоению новых идей и концепций западного происхождения: революция, республика, конституция, парламент и т.д. Это было настолько нехарактерным для шиитского духовенства на тот момент, что на определенном этапе Хомейни пришлось пройти через критику, непонимание и даже обвинения в неверии со стороны разных групп шиитских священнослужителей.
Тем не менее, именно эти обстоятельства позволили Хомейни стать шиитским реформатором, соединившим потенциал различных интеллектуальных традиций и выйти за рамки устоявшихся представлений по двум важным направлениям: во-первых, отойти от традиционно присущего шиитскому духовенству политического эскапизма, реанимировать исламский политический идеал, разработать религиозно-правовую концепцию исламского правления и впервые в истории выдвинуть в качестве цели построения новой, ранее невиданной исламской политической системы в виде сочетания демократической республики и вилайат аль-факих. Во-вторых, Хомейни продолжил наметившуюся чуть ранее линию преодоления узкоконфессиональной замкнутости шиитов-имамитов и ориентации на исламское единство, в том числе солидарность с мусульманскими движениями в мире и поддержку палестинцев. Это придало идеям Хомейни и его революции глобальное звучание. Ну и в-третьих, Хомейни оказался созвучен мировоззренческим поискам тогдашней иранской интеллигенции – от Джалаля Але-Ахмада с его критикой «западничества» (гарбзадеги) и Али Шариати с его антиимпериалистическим и антикапиталистическим пафосом до Абдольхосейна Зарринкуба и Сейеда Хосейна Насра с их обращением к исламской идентичности иранцев.
Сочетание всех этих элементов – степень муджтахида, познания в философии, мистицизм и аскеза, религиозное реформаторство, политическая активность, глобальный масштаб притязаний в виде исламского экуменического проекта – в одном лице можно считать уникальным феноменом.
Возвращаясь к теме Хомейни как вождя, важно заметить, что Хомейни, в отличие от других лидеров вождистского типа в ХХ веке, не создал какого-то тоталитарного режима, как это представляется некоторым наблюдателям на Западе. Имам Хомейни не выражал напрямую поддержку какой-либо политической силе или партии, как бы на практике реализуя идеал правителя-философа. В его движение изначально были инкорпорированы и либералы, и даже отчасти левые (речь, конечно же, идет о либералах и левых с исламским уклоном). Он умел оставаться в стороне от идейных и политических разногласий, фракционной борьбы внутри исламского движения, а затем и правящей элиты Исламской республики. Например, он стремился достаточно мягко нивелировать наметившийся еще при нем раскол иранской политической элиты на консерваторов и реформаторов (которых в 1980-е годы называли правым и левым лагерями), пытаясь сохранять баланс сил между ними. Следует также отметить, что, вопреки неверному представлению многих западных журналистов, Хомейни не был выразителем корпоративной воли ни духовенства как социальной группы, ни какой-либо из его группировок. Более того, он испытал на себе давление со стороны консервативной части духовенства и видел в духовенстве как корпорации, чаще настроенной консервативно и отстаивающей свои институты (вроде марджаията), он видел источник потенциальных угроз для стабильности исламской системы, о чем он откровенно пишет в «Хартии духовенства» 1989 года.
Можно заключить, что ни в одном другом исламском движении современности роль лидера не была столь велика, как в Исламской революции. Авторитет Имам Хомейни коренился в мистических аспектах шиизма и коллективной психологии иранцев-шиитов. Будучи религиозным реформатором, сумевшим соединить разные пласты исламской интеллектуальной традиции и готовым пойти на диалог с современностью, он сплотил вокруг себя плеяду ярких интеллектуалов и политических борцов, создав внутри шиитского духовенства целое движение, нашедшее свой подход и к религиозным массам, и к определенной части интеллигенции. Хомейни стал моральным лидером и ключевой фигурой всей антишахской оппозиции. В наиболее полной мере Имам проявил себя уже после победы Исламской революции, когда он стал подлинно народным лидером и вождем, который силой своего духовного авторитета (а не путем создания тоталитарной машины) дирижировал государством в условиях жесточайших вызовов, таких как противостояние ведущим мировым державам, санкции и война с Ираком.
Исмагил Гибадуллин (главный редактор сайта «Иран-1979»)