Влияние Исламской революции на мусульманские страны в 1979-1989 гг.
Мы представим перевод некоторых частей текста, который был издан на основе дискуссий и докладов конференции по теме «Иранская революция десять лет спустя: каково было ее глобальное влияние?», состоявшейся 3-4 февраля 1989 года в Вашингтоне. Конференция была организована Институтом Ближнего Востока и Школой передовых международных исследований Джона Хопкинса в Вашингтоне и Королевским институтом международных отношений в Лондоне. Десять лет спустя после триумфального возвращения Имам Хомейни в Тегеран ведущим международным экспертам, участвовавшим в конференции, было предложено оценить влияние иранской революции на весь мир, ответив, в частности, на такие вопросы: Повлияла ли иранская революция на исламское возрождение в других странах или исламское возрождение в других странах обусловлено местными факторами? Повлиял ли иранский опыт на политику, экономику и культуру других стран? Каковы были последствия иранской революции для правительства США и международных институтов?
Авторами итогового издания являются Джон Л. Эспозито (директор Центра международных исследований и профессор религиоведения в Колледже Святого Креста, президент Ассоциации изучения Ближнего Востока (MESA) и Американского совета по изучению исламских обществ) и Джеймс Пискатори (адъюнкт-профессор сравнительной политики и ближневосточных исследований в Школе передовых международных исследований (SAIS) Университета Джона Хопкинса).
Авторы считают, что степень и характер влияния иранской Исламской революции на другие мусульманские страны зависит в первую очередь от ситуации в каждой конкретной стране. На уровне идеологии труды двух иранских лидеров – Али Шариати и аятоллы Хомейни – получили широкое распространение и повлияли на исламское богословское и политическое мышление во всем мусульманском мире. В двух странах — Ливане и Бахрейне — революционный режим в Тегеране вмешался самым прямым образом, добившись довольно неоднозначных результатов. В других странах влияние Ирана стало возможным в первую очередь благодаря тому примеру, который он подал местным мусульманским активистам. Авторы материала рассматривают ситуацию в Египте, Тунисе, Нигерии, Турции, Советском Союзе, Пакистане, Филиппинах и Индонезии. Авторы по непонятным причинам обошли вниманием Ирак, один из традиционных центров шиитского ислама, в котором имелась наиболее многочисленная социальная база для распространения идей Исламской революции.
В конце своего материала Эспозито и Пискатори дает рекомендации по формированию американской политики в отношении Ирана, выражая надежду на постепенное улучшение американо-иранских отношений через приход к власти более умеренных сил в самом Иране и ограничении влияния идей революции за пределами Ирана в результате растущей популярности исламских активистов, настроенных не столь враждебно к Западу. Сегодня, спустя более тридцати лет после публикации этого документа, мы можем судить о том, насколько оправдались их оценки и прогнозы на будущее.
Влияние Иранской революции на другие мусульманские государства
Влияние Ирана на другие мусульманские государства зависело, по крайней мере, в такой же степени от условий в конкретном государстве и регионе, как и от собственных усилий Ирана. Поэтому любой анализ вроде этого должен зависеть в первую очередь от страны или, по крайней мере, от исследования региональной специфики и учитывать такие факторы, как состав местных элит, характер местных исламских и протестных движений и другие важные национальные и региональные факторы. Признавая это, всё же можно предварительно сделать некоторые широкие обобщения.
Иран сыграл важную роль в качестве непосредственного проводника революционных перемен лишь в очень немногих мусульманских государствах. Наиболее значимыми примерами являются Ливан и в меньшей степени Бахрейн, которые будут рассмотрены далее.
В большинстве исламских стран влияние революционного Ирана происходило в первую очередь путем предоставления примера, а не непосредственного участия. Это было особенно верно в ранний период после революции, когда и сунниты, и шииты во всем исламском мире приветствовали мужество и веру участников революции, а Иран ассоциировался с исламским возрождением и фундаментализмом. Пример Ирана послужил катализатором для местных мусульманских активистов, чьи собственные чаяния теперь не казались ни уникальными, ни непреодолимыми. Стихийные вспышки политического недовольства произошли в таких разных местах, как Саудовская Аравия, Пакистан, Кувейт и Бахрейн. Представители мусульманских организаций Ближнего Востока, а также Южной и Юго-Восточной Азии начали прибывать в Тегеран сразу же после победы революции. Поддержка шаха Анваром Садатом, осудившим аятоллу Хомейни как сумасшедшего, была исключением, которое лишь подтверждало правило. Даже нервные эмиры Персидского залива хранили осторожное молчание перед лицом этого народного действа.
Некоторые мусульманские страны продемонстрировали, что Иран также может сыграть роль образца в противоположном значении. Правительства Туниса и Индонезии, например, стремились дискредитировать мусульманских активистов в своих странах, связывая их с бесчинствами революционного иранского режима.
Наиболее широко революционный Иран повлиял на мусульманский мир на уровне идей и идеологии. Характерной чертой исламского возрождения стало всемирное распространение трудов таких суннитских идеологов, как египтяне Хасан аль-Банна и Сайид Кутб, пакистанец Абуль Аля Маудуди и индиец Абуль Хасан Али Надви. В результате революции труды двух идеологов, Хомейни и Шариати, широко переводились и распространялись по всему мусульманскому — и даже немусульманскому — миру. Шариати, в частности, приобрел широкую популярность от Египта до Малайзии. Египетские боевики заявили, что Шариати является одним из их вдохновителей, как и тунисские активисты.
В Малайзии и Индонезии труды Шариати так же широко доступны, а такие влиятельные журналы, как Prisma и Dakwah, уделяют значительное внимание его мысли. В результате, идеи Шариати и в несколько меньшей степени Хомейни оказали влияние на студентов и интеллектуалов, а также на политических активистов. Независимо от того, существует ли прямая связь между идеями и оппозиционной деятельностью, безусловно, верно, что послереволюционное поколение мусульман во всем мире признает, что ислам обеспечивает основу для политических и социальных реформ.
Прямое иранское влияние
Ливан:
Шиитская община Ливана, которая, по существу, была аполитичной до окончания второй мировой войны, с тех пор постепенно политизировалась. С началом экономических и социальных изменений 1950-х и особенно 1960-х годов шииты из сельских районов мигрировали в Бейрут и образовывали там гетто, появился профессиональный средний класс шиитов, и новые религиозные лидеры, такие как Муса Садр, боролись за власть в шиитской общине с феодальными землевладельческими семьями. Родившийся и получивший образование в Иране Муса Садр переосмыслил религиозную символику шиитов для поддержки воинствующего движения за социальные и политические реформы (Движение обездоленных: «Харакат аль-Махрумин), которое соответствовало предлагавшейся Хомейни во время его изгнания с 1965 по начало 1979 года интерпретации революционного ислама. Из этого движения выросло ополчение АМАЛЬ.
События в Ливане значительно обострились в 1978 году. Вторжение Израиля в южный Ливан привело к гибели многих шиитов, разрушению их домов и имущества. Исчезновение Мусы Садра в сентябре того же года, вероятно, в Ливии под властью Каддафи, вдохнуло в шиитское движение новую жизнь. Его исчезновение прекрасно вписывается в традиционные шиитские доктрины мученичества и сокрытия Скрытого Имама. В такой благоприятный момент свершилась иранская революция, укрепившая религиозно-политическое наследие Мусы Садра. Революция, успешное движение за социальный протест и перемены, стала свидетельством силы шиитской идеологии, способной свергнуть несправедливость и преодолеть угнетение. В народном сознании имам Муса Садр превратился в религиозного героя и парадигму, достойного потомка погибшего внука Пророка — главного героя шиитов — и Скрытого Двенадцатого Имама, который находится в сокрытии, но вернется. Таким образом, для ливанских шиитов иранская революция послужила подтверждением правильности шиитской модели сопротивления и окончательного триумфа. Для многих это послужило примером для подражания.
С 1978 по 1982 год АМАЛЬ под руководством Набиха Берри (род. 1938) доминировала на шиитской сцене, однако вскоре в общине начала появляться оппозиция. При Берри АМАЛЬ функционировала как шиитская националистическая организация, добивавшаяся полного равенства для обездоленных шиитов Ливана в этом многоконфессиональном обществе. В ней еще не шло речь о доминировании шиитов или исламском государстве, а проводилась прагматичная политика в выстраивании отношений с правительством Ливана, в котором доминировали христиане, и западными державами, в том числе с США.
Вторжение Израиля в Ливан и массовые убийства в Шатиле и Сабре в 1982 году (силами христианских фалангистов при пособничестве Израиля) стали еще одним поворотным моментом в раздираемой войной политике Ливана, приведя к радикализации шиитской политики. Уступчивое отношение Берри к ливанскому правительству и Соединенным Штатам дискредитировало АМАЛЬ в глазах более отчужденных и воинственных шиитов, которые считали правительство непредставительным, непримиримым и произраильским. Этим элементам особенно претила готовность Берри заключить союз (Комитет национального спасения) с президентом Ливана – христианским фалангистом Баширом Жмайелем и лидером друзов Валидом Джумблатом. В результате при содействии Ирана радикальные исламские организации, такие как «Исламский АМАЛЬ», «Хезболла» и «Исламский джихад», стали противоборствующими им силами в долине Бекаа.
Обвинив Берри в сотрудничестве с Израилем, Хусейн Мусави (р. 1945), член командного совета, порвал с ним и отверг его светский национализм. Следуя примеру Ирана, он призвал к созданию Исламской республики в Ливане и организовал партию под названием «Исламский АМАЛЬ». «Хезболла» («Партия Бога») родилась в Баальбеке после победы иранской революции и получила известность при поддержке иранского Корпуса стражей (Пасдаран). К проиранским шиитским священнослужителям, которые составляли основное ядро руководства, и чьи мечети стали центрами вербовки, обучения и мобилизации, присоединились студенты и профессионалы, которые все больше радикализировались из-за их восприятия ухудшающейся политической ситуации и провала умеренности. Идеологическая основа была заложена такими шиитскими мыслителями ХХ века, как ливанцы Мухаммад Махди Шамседдин, Муса ас-Садр и шейх Мухаммад Фадлаллах, а также иракец Мухаммад Бакир ас-Садр и аятолла Хомейни. Все они были вовлечены в мощное переосмысление шиизма. Они превратили центральную шиитскую религиозную парадигму произошедшей в VII веке мученической смерти Имама Хусейна из верной памяти и ожидания избавления после возвращения Скрытого Имама (который ушел в сокрытие в 874 г.) в активистскую идеологию сопротивления и протеста.
Развитие событий в Иране породило открытый призыв к «исламской революции» под руководством улемов против политического угнетения, империализма и социальной несправедливости. Уверенность «Хезболлы» в окончательной победе воплощена в ее девизе («Партия Бога непременно победит»), взятом из Корана (58:22) и исторически подтвержденном успешным примером революции в Иране. Они считают, что не следует молча терпеть тиранию и империализм, а следует активно противостоять им путем демонстраций, забастовок и силовым способом. Исламские активисты в Ливане, как и в Иране, считают свое положение настолько отчаянным и опасным, что оправдывают вооруженную борьбу (джихад) в целях самообороны. Они воспринимают это как битву Партии Бога против Партии сатаны (Коран 58:19-20), кто бы ни выступал в этой роли — христианские ополченцы, израильские войска или западные правительства.
Тем временем плакаты с изображением аятоллы украшали дома и улицы. Публикации «Хезболлы» (в частности, передовица их газеты «Аль-Ахд») были украшены фотографией Хомейни, на которой была надпись, подспудно несшая транснациональный смысл: «Исламская революция в Ливане», и достоверно передавали его слова. Например, после того, как 400 паломников были убиты в Мекке во время ежегодного паломничества в 1987 году, «Аль-Ахд» отметил, что «командующий имам» (аль-Имам аль-Каид), или религиозный лидер, провозгласил, что все мусульмане обязаны отомстить правящему дому Саудовской Аравии.
В то время как они вдохновлялись и руководствовались революционным примером шиитского Ирана, правительство Хомейни оказывало более ощутимую поддержку. В дополнение к материалам для идеологической работы, а также вооружению и обучению, которые иранская Революционная гвардия (КСИР – Иран-1979) предоставляла ополчению «Хезболлы», Иран оказал «Хезболле» существенную финансовую и политическую помощь, которая имела решающее значение для военно-политической деятельности «Хезболлы», а также для ее социальной деятельности, которая включает эксплуатацию школ, клиник, больниц, ферм и жилищных кооперативов, а также строительство мечетей и ремонт разрушенных войной домов. Оценки финансовой помощи варьировались от 10 до 30 миллионов долларов США в месяц в конце 1987 и начале 1988 года.
Такая денежная поддержка резко сократилась после прекращения огня в войне в Персидском заливе, поскольку Иран был вынужден заняться восстановлением собственной экономики. Кроме того, изменение отношений с Сирией уменьшило прямое влияние Ирана в Ливане. В течение ряда лет посольство Ирана в Дамаске служило центром стратегического планирования актов политического насилия в Ливане, таких как нападения на западные посольства и казармы морской пехоты США в Бейруте в 1983 году. Но отношения между Ираном и Сирией, всегда основанные на тонкой тростинке общей тревоги по поводу Ирака, с 1985 года были напряженными из-за открытого конфликта между «Хезболлой», поддерживаемой преимущественно Ираном, и «АМАЛЬ», поддерживаемой преимущественно Сирией. Еще одним свидетельством того, что Иран напрямую влияет, а не просто определяет курс ливанской политики, является позиция шейха Фадлаллаха, духовного наставника «Хезболлы». Признавая роль Ирана как образца исламской революции, он, тем не менее, признал, что исламская республика должна оставаться «целью», но в обозримом будущем ее достижение «невозможно».
Бахрейн:
Бахрейн является еще одним примером ощутимых усилий Ирана по созданию новых политических условий, которые привели бы к исламской революции. В 1970-х годах иранский ходжат оль-эслам Хади Модарреси создал в Бахрейне сеть поддержки Хомейни, тогда еще находившегося в изгнании. Вскоре после возвращения Хомейни в Иран несколько сотен бахрейнцев-шиитов приняли участие в публичной демонстрации в поддержку Иранской революции, а в августе 1979 года произошли ожесточенные столкновения между шиитами и властями. Модарреси, который был выслан из Бахрейна, регулярно транслировал из Тегерана призывы к восстанию против правящей династии. В декабре 1981 года правительство предотвратило попытку государственного переворота и арестовало более семидесяти членов Исламского фронта освобождения Бахрейна, движения, вдохновленного Модарреси и финансируемого Ираном.
Несмотря на эту связь с Ираном, фактом остается то, что главными виновниками событий были местные силы, все заговорщики были арабами. Таким образом, мы снова видим, что влияние Ирана, даже при его непосредственном применении, оказалось не столь решающим, определенно менее решающим, чем местные факторы.
Иран в качестве примера: подтверждение ранее существовавших тенденций
Во второй группе исламских государств пример Иранской революции усилил существоавшую исламскую оппозицию режимам и, возможно, увеличил темпы оппозиционной деятельности без значительного ощутимого вмешательства со стороны иранского правительства.
Египет:
Анвар Садат пытался использовать ислам для укрепления своей политической легитимности, но вместо этого вызвал негативную реакцию мусульман. «Братья-мусульмане» и исламские студенческие организации все чаще критиковали его экономическую политику открытых дверей (инфитах), реформу мусульманского семейного законодательства, поддержку иранского шаха, а позже и пропаганду Кемп-Дэвидских соглашений. Новые группы активистов все больше возмущались тем, что Садат принялся за ислам, и вскоре режиму были брошены радикальные вызовы. Оппозиция мирному договору с Израилем неуклонно росла, и как только началась иранская революция, такие группы, как «Братья-мусульмане», отвергли одобрение договора официальным исламским истеблишментом и призвали египтян «последовать примеру Ирана и вести священную войну против Израиля».
Энтузиазм «Братьев-мусульман» по поводу Иранской революции время от времени то нарастал, то ослабевал, но первоначальная тенденция внутри движения выражалась в безоговорочной поддержке: «[Иранская революция] перевернет политические теории и современные политические силы с ног на голову…[это] несравненный, мощный и жизненно важный пример исламской революции… и важно не сидеть сложа руки».
Действительно, в первые годы после революции радикальные группы, студенческие организации и представители исламских левых внимательно изучали революцию и извлекли уроки, приходя к выводу, что Египет тоже мог бы радикально изменить свой политический порядок, если бы только существовал сплоченный авангард для распространения идей и мобилизации масс.
Тунис:
Светский и националистический режим Бургибы, бесспорно приверженный модернизации, вызвал оппозицию среди многих мусульман. Они считали, что развитие все больше достигается за счет исламской идентичности и ценностей Туниса, а также за счет привилегированного положения таких традиционных исламских институтов, как улемы и университет Зайтуна. В начале 1970-х годов эта неудовлетворенность подавляющей секуляризацией общества и образования привела к появлению исламских реформаторских групп, таких как Общество сохранения Корана. Попытка правительства объединить и тем самым контролировать эти организации была отчасти успешной, но по мере неуклонного ухудшения экономики во второй половине 1970-х годов появились менее сговорчивые и все более отчетливо политизированные группы, такие как Движение исламских тенденций (Движение исламской направленности).
Тунисские мусульманские активисты воодушевились свержением шаха и созданием Исламской республики в Иране и набрались смелости, чтобы отстаивать свои требования. Правительство Бургибы, приравняв исламскую революцию к экстремизму, сначала попыталось оклеветать этих активистов, повесив на них ярлык хомейнистов, а затем арестовало и бросило в тюрьмы их лидеров. Правительство продолжало свои усилия по дискредитации исламской оппозиции, связывая ее с Ираном, однако существует мало свидетельств, указывающих на такую тесную связь. Более того, к 1981 году Рашид Ганнуши, лидер Движения исламской направленности, отошел от своей поддержки революции и отверг полезность насилия для политических перемен в Тунисе. Хотя события в Иране и усилили исламскую оппозицию, они не привели к открытому восстанию.
Нигерия:
Нигерия имеет давнее наследие исламского присутствия и активности. В течение прошлого столетия ряд африканских джихадистских движений привел к созданию различных исламских государств. Исламское движение возрождения, широко известное как Джихад Фулани, возглавленное ученым-воином Усманом Дан-Фодио (1754-1817), привело к созданию на севере Нигерии империи Халифат Сокото, память о котором остается источником вдохновения и сегодня.
Мусульмане Нигерии сосредоточены на севере и составляют 40% от 116 миллионов граждан этого самого густонаселенного африканского государства. Стремясь сохранить свою политическую сущность, они часто проявляли различные реакции из страха перед политическим и экономическим господством христиан на юге страны.
С 1960-х годов нигерийская мусульманская община стала укреплять свое чувство внутренней солидарности и отождествления с остальной частью исламского мира. Этой тенденции способствовали многие факторы, в том числе средства массовой информации, исламское образование, создание национальных исламских организаций, значительное участие в ежегодном паломничестве в Мекку, большое количество студентов, возвращающихся из крупных исламских университетов, таких как Египетский университет Аль-Азхар, и растущее присутствие и деятельность «Братьев-мусульман» и других исламских организаций с Ближнего Востока и Азии. Исламских активистов можно найти во множестве организаций, таких как Ассоциация молодых мусульманских студентов Нигерии, Общество мусульманских студентов и Общество за победу ислама.
Нигерийские мусульмане занимают различные позиции, как и в других мусульманских странах. На одном конце находится секта милленаристов Майтацине, основанная Мухаммадом Муравой, которая устраивала жестокие и кровавые восстания с 1980 по 1984 годы – она восстала против того остро негативного воздействия, которое оказывал на традиционные слои общества нефтяной бум в Нигерии (1974-1983). Более умеренную группу в этом спектре представляют студенческие активисты, возглавляемые преподавателями университетов, такими как Ибрагим Сулейман с европейским образованием, чье послание напоминает идеи других исламских реформаторов, таких как иранский Али Шариати. Они бросают вызов западной ориентации политического и социального истеблишмента, рассматривают ислам как альтернативу западному капитализму и советскому марксизму и требуют соблюдения исламского права. Тем временем более традиционные религиозные лидеры, такие как шейх Абубакр Гуми (бывший великий кадий или главный судья Северной Нигерии), осуждают неисламские нововведения в обществе и коррупцию суфийских (мистических) братств, призывая к возвращению к Корану и Сунне Пророка.
Многие нигерийские мусульманские лидеры были воодушевлены и вдохновлены успехом и примером Иранской революции. Они приветствовали многие темы Иранской революции, в том числе осуждение коррупции чиновников, отказ от чрезмерного материализма, осуждение вестернизации и применение исламского права. (Несмотря на свои разногласия, исламские активисты в Нигерии едины в своем призыве к правовым и судебным реформам в духе шариата). Однако большинство нигерийских мусульман по-прежнему привержены плюралистическому государству, а не созданию исламского государства в своем регионе.
Население Турции на 98% состоит из мусульман, но ее официальный секуляризм является идеологической противоположностью Исламской Республике Иран. Мустафа Кемаль (Ататюрк) в 1920-х годах провел ряд светских реформ, в результате которых халифат был упразднен, вуаль и фески были запрещены, а арабский язык во время призыва к молитве был запрещен и заменен турецким. Однако с 1950-х годов светское государство постепенно приспосабливалось к устойчивым традиционным настроениям, а с конца 1970-х годов началось полномасштабное возрождение религии. Отчасти это связано с примером Иранской революции, но также и с местными условиями: сохраняющимися экономическими трудностями (инфляция превышает 75% в год), влиянием рабочих-мигрантов, возвращающихся домой разочарованными западными светскими обществами, поддержкой таких финансируемых Саудовской Аравией учреждений, как Всемирная лига мусульман, и влиянием премьер-министра Тургута Озала, который отстаивал роль ислама в турецком обществе больше, чем любой из его предшественников со времен Ататюрка. Как следствие, в настоящее время религиозных школ в пять раз больше, чем пятнадцать лет назад, что составляет около 40% от общего числа учащихся в школах, государственные школы сделали преподавание религии обязательным с 1982 года, а на местных выборах в марте 1989 года происламская Партия благоденствия неожиданно набрала 10% голосов – по сравнению с 7,5% на всеобщих выборах 1987 года — и выиграла выборы мэра в пяти крупных городах.
Иран оказался вовлечен в спор о допустимости ношения платков для женщин незадолго до выборов 1989 года. Парламент принял закон, внесенный Озалом, который позволит студентам университетов покрывать волосы в соответствии с исламской практикой. Однако президент наложил на это вето, которое было отменено парламентом. Когда Верховный суд наконец признал закон неконституционным, в нескольких городах вспыхнули протесты. Тем временем в Тегеране прошли демонстрации сочувствия, и иранская пресса обвинила Турцию в том, что она потакает настроениям Запада из стремления стать членом европейского сообщества. Правительство обвинило Иран в «непривычном и назойливом интересе» к проблеме платка, отозвало своего посла из Тегерана для консультаций и заявило, что Турция никогда «не будет потворствовать усилиям (любой страны] принять участие в вопросах, касающихся исключительно турецкого государства».
Хотя это и другие свидетельства свидетельствуют о возрождении происламских настроений в Турции, представляется маловероятным, что страна созрела для переворота во имя ислама в иранском стиле. Армия, всегда стоявшая на страже кемалистской революции, по-прежнему настороженно относится к исламской активности, образованный средний класс полностью проникся светскими целями государства и критически относится к симпатиям премьер-министра Озала к исламу в общественной жизни, а опрос 1988 года показывает, что только 7% всех турок желают видеть установление в Турции исламской системы, основанной на шариате.
Советский Союз:
Как и все религии в Советском Союзе, ислам долгое время находился под строгим государственным контролем. Тем не менее, в 1960-х годах мусульмане все чаще стали обращаться к исламским ценностям и традициям, и появились неформальные исламские школы, институты и тайные общества. Когда произошла Иранская революция, ее влияние советских мусульман усилилось не просто из-за преобладающей в то время восприимчивости к исламским идеям, но и потому, что это совпало с беспокойными годами заката эпохи Брежнева. Политическая застойность, экономические неудачи, широко распространенная коррупция и ухудшение централизованного контроля – все это способствовало укреплению местных традиционных интересов и новых неформальных институтов среди многих из более чем 50 миллионов советских мусульман. Сопутствующее развитие исламского возрождения в мусульманском мире и взрыв проиранских исламских настроений за границей должны были повлиять как на мусульман, так и на режим. Одним из показателей официальной тревоги стало вторжение в Афганистан.
И Иранская революция, и реформы Горбачева привели к повышению уровня требований мусульман к государству. Исламские возрожденческие настроения уже были значительной силой, но информация об исламе значительно выросла после Иранской революции, особенно в Туркменистане и Таджикистане. С гласностью появились дополнительные требования к формальной реинституционализации исламского образования и ритуальных практик. Некоторые активисты, проживающие в сельской местности и сосредоточенные вокруг суфийских (мистических) братств, даже прибегли к насилию для достижения своих целей. Но нет никаких доказательств связи с Ираном.
По иронии судьбы, наследием афганского вторжения, скорее всего, станет вытеснение шиитского Ирана в качестве примера и усиление внимания к политическим и религиозным тенденциям в Афганистане, где преобладают сунниты. Тем не менее, представляется вероятным, что Иран продолжит играть важную, хотя и несколько второстепенную роль в мусульманских кругах СССР. Стоит отметить, что во время столкновений между армянами и азербайджанцами в ноябре 1988 года азербайджанские демонстранты открыто демонстрировали плакаты с изображением аятоллы Хомейни.
Пакистан:
С момента основания этой страны в 1947 году идентичность Пакистана была тесно связана с исламом. Его первая конституция провозгласила его исламской республикой, и с тех пор ислам занимает центральное место в его политическом и социальном развитии. Гражданская война 1971 года, приведшая к потере Восточного Пакистана и его воссозданию в виде Бангладеш, поставила на первое место вопрос о национальной идентичности и идеологии. Социалистическая политика и светская ориентация Зульфикара Али Бхутто, ставшего президентом в 1971 году, не помешали ему признать символическую силу ислама, а в нефтяную эпоху – потенциал привлечения мусульманского покровительства из нескольких государств Персидского залива. Соответственно, он подчеркивал братские связи Пакистана с мусульманскими странами, провел на высшем уровне конференцию мировых мусульманских лидеров в 1974 году и увеличил государственную поддержку исламской деятельности. Эти шаги, однако, не остановили рост мощной оппозиции (Пакистанский национальный альянс), которая объединилась под эгидой ислама. Последовавшая нестабильность ускорила захват власти генералом Зия уль-Хаком в 1977 году. Стремясь узаконить свое правление во имя ислама, он предложил создать исламскую систему правления (низам уль-ислам). В феврале 1979 года, в то самое время, когда Хомейни совершал свое триумфальное возвращение в Иран, Зия официально оформил это обязательство и объявил о ряде политических, социальных, правовых, экономических и образовательных реформ. Вскоре после этого его правительство первым официально признало Исламскую Республику Иран.
В Пакистане проживает значительное шиитское меньшинство, составляющее, по разным оценкам, от 15 до 25%, которое долгое время поддерживало тесные связи с Ираном. По мере того, как Зия уль-Хак внедрял свой исламский порядок, шииты начали возражать против навязывания суннитских исламских стандартов. Они утверждали, что хотели внедрения исламской системы, но не хотели, чтобы суннитские правила заменяли шиитские нормы права, касавшиеся взимания налога на милостыню (закят) и наложения предписанных Кораном наказаний (худуд). Таким образом, революция в Иране усилила их уверенность в себе и напористость, что привело к увеличению числа шиитских религиозных процессий, публичных ритуальных торжеств, политических демонстраций и организаций.
Хотя эта окрепшая шиитская идентичность усугубляла напряженность между суннитами и шиитами, порой приводя к жестоким столкновениям, восприятие Ирана в обществе оставалось на удивление позитивным. 35% пакистанских респондентов в июле 1979 года отдавали предпочтение режиму Хомейни, а не режиму шаха, и к декабрю 1985 года эта цифра возросла до 42%. В июле 1985 года в опросе Фонда Гэллапа о странах, которым пакистанцы доверяют больше всего, Иран занял второе место после Саудовской Аравии.
Хотя нельзя точно очертить контуры иранского влияния на Пакистан, как и на другие страны, очевидно, что Иран косвенно повлиял на политическую судьбу как правительства, так и оппозиции.
Филиппины:
Влияние Ирана на мусульманскую политику на юге Филиппин ярко проявилось во время празднования 20-й годовщины Дня свободы Бангсаморо 18 марта 1988 года. Плакаты Нура Мисуари, лидера Фронта национального освобождения Моро, и аятоллы Хомейни публично выставлялись вместе. Мусульмане (моро) составляют около 5 миллионов из 55 миллионов граждан Филиппин и сосредоточены на юге. Ассоциируя Филиппины с христианством и христианским господством, они исторически не считали себя филиппинцами и не участвовали в движении за независимость. Они всегда предпочитали независимость в качестве мусульманского государства, а к 1972 году они были полностью вовлечены в вооруженную борьбу за самоопределение и независимость против правительства Фердинанда Маркоса.
С начала 1970-х годов иранский шах и Маркос укрепили дипломатические отношения. К 1978 году в филиппинских университетах обучалось более 2500 иранских студентов, и около 6000 филиппинцев работали в Иране. Многие филиппинские мусульмане приветствовали падение шаха, расценивая это как проявление Божьего наказания неисламского правителя и возможное предзнаменование судьбы Маркоса. Когда 300 студентов Моро провели демонстрацию возле американского посольства 30 ноября 1979 года, они несли плакаты с такими лозунгами, как «Да здравствует Республика Хомейни», «Объединяйтесь для джихада» и «Долой американский империализм». К концу 1979 года в страну поступила религиозная литература (книги, брошюры, журналы), издаваемая на английском языке Министерством национального просвещения Ирана, Фондом Шариати и другими учреждениями, которая познакомила мусульманских преподавателей и студентов с трудами иранских интеллектуалов и богословов.
Еще более важная связь с Ираном была установлена Фронтом национального освобождения Моро (ФНОМ). Лидеры ФНОМ, как и лидеры исламских активистов из других частей мира, посетили Хомейни вскоре после революции. Хомейни заверил Нура Мисуари, что «победа Исламской революции в Иране не будет полной, пока угнетенные мусульмане бангсаморо на юге Филиппин не одержат победу». 15 октября 1979 года Али Акбар Монифар, министр нефти Ирана, объявил, что Иран «не поставит в страну ни капли нефти, пока там продолжаются притеснения и массовые убийства мусульман». Иран предоставил дипломатическое признание Мисуари и офису ФНОМ в Тегеране. В отличие от Ливии, Саудовской Аравии и Организации Исламской конференции (ОИК), которые оказывали давление на ФНОМ, чтобы они согласились на автономию в соответствии с Соглашением Триполи от декабря 1976 года, Иран поддержал стремление ФНОМ к полной независимости.
Неудивительно, что правительство Филиппин рассматривало иранское влияние как угрожающее. Посольство Ирана в Маниле обвинили в попытке экспортировать революцию, оказании финансовой помощи ФНОМ и распространении пропагандистских материалов. Иранские студенты, выступавшие за Хомейни, провели вместе с местными студентами-мусульманами демонстрации против израильской и американской политики в Ливане и Палестине. Их деятельность, а также ожесточенные бои между студентами, выступающими за Хомейни, и студентами, выступающими против Хомейни, привели к репрессиям со стороны правительства в 1983 году. Иранское студенческое издание «Пайам-е Вахдат» («Послание единства») хвасталось, что Иран выпустил пять миллионов пропагандистских материалов, некоторые из которых распространились на Филиппинах:
«Это мы раздали их нашим филиппинским братьям в этой стране, и мы говорим, что пробудили их ото сна. Нам удалось просветить и эффективно спровоцировать филиппинские массы — мусульман и христиан — на открытые действия против коррумпированного режима проституток и диктатора…Они научились тому, чему мы их научили в искусстве и науке революции, и теперь могут с гордостью сказать, что у них есть подпольные движения, созданные по образцу того, которое мы начали в Иране».
Реальность более сложна. С одной стороны, несмотря на преувеличения этих иранских студентов, мусульмане Филиппин давно поддерживают движение за независимость, получая помощь от многих мусульманских стран. С другой стороны, пример, которому способствовала Иранская революция, религиозно-политическая пропаганда, которую она распространяла, официальная поддержка, которую она оказала ФНОМ, и активность иранских студентов, поддерживающих Хомейни на Филиппинах, которую она поощряла, сделали аятоллу Хомейни главным представителем исламской политической оппозиции для многих моро. Это позволило Ирану за относительно короткий промежуток времени добиться восхищения лидеров ФНОМ и воспользоваться народной поддержкой во многих мусульманских семьях на юге Филиппин, где фотографии Хомейни выставлялись на видных местах.
Индонезия:
Как отмечалось ранее, в некоторых странах правительства ссылались на призрак экстремистского Ирана, нетерпимого и находящегося в смятении, для борьбы с попытками оппозиции представить себя предвестником успешной исламской революции, тем самым пытаясь делегитимизировать эту оппозицию. Одним из таких примеров был Тунис при Бургибе. Другой пример представляет Индонезия.
Правительство Индонезии постоянно предупреждало об опасностях «девиантного ислама», часто увязываемого с Ливией и Ираном. В ряде случаев правительство Сухарто обвиняло оппозиционные группы в поддержке Ирана и антиправительственной деятельности. Считалось, что Иран стоит за одной группой, Советом исламской революции, и одного факта, что какой-то редактор написал колонку под названием «Советы аятоллы Хомейни», было достаточно, чтобы оправдать обвинение в том, что он участвовал в «разжигании исламской революции», и осудить его на тринадцатилетний срок. Министр по делам религий подчеркнул пагубный образ Ирана, недвусмысленно сопоставив «ложную» исламскую практику, которую он проповедует, с «истинным исламом»: «Хотя экстремистское движение [в Индонезии] усилилось после Исламской революции 1979 года, мусульмане, как правило, не одобряют воинственный подход».