Сейед Хасан Эслами Ардакани. Имам Хомейни, этика и политика. Ч. 7
Данная книга посвящена изучению проблемы этики и ее отношения к политике с точки зрения Имама Хомейни. Первая часть книги представляет собой обзор этических принципов исламской мысли Имама Хомейни и его фундаментальных взглядов на этику. Вторая часть представляет собой обсуждение взаимосвязи между этикой и политикой. Третья часть посвящена этической политике и этическим элементам в политике. Автор книги Сейед Хасан Эслами Ардакани (род. 1960) – иранский философ и профессор исламской этики в Университете религий и мазхабов. Он известен своими работами по этике добродетели, экологической этике и этике научных исследований. Эслами Ардакани также является лауреатом Международной премии имени Фараби.
Предыдущие части: Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6.
Три этических столпа политики
Придавая благородство и обоснованность этике и веря в единство этики и политики, Имам Хомейни (да пребудет над ним милость Божья!) пытался в ходе различных наставлений служащим и должностным лицам [исламской] системы представить изображение своей идеальной этичной политики, или, другими словами, исламской политики.
В течение первого десятилетия Исламской революции в Иране редко случалось, чтобы он в своих речах и посланиях не подчеркивал центральную роль этики в политике. На самом деле, этот этический взгляд на политику является продолжением той же традиции, которую он изложил в своей книге «Шарх-е чехель хадис» («Толкование сорока хадисов»), то есть реформирование общества возможно только через внутреннее исправление, а праведное общество может возникнуть и фундамент подлинной политики должен быть заложен только через самоочищение и постоянный надзор за собой.
Он часто указывал госслужащим по разным поводам на то, что внутри каждого человека есть «фараон», внутри него существует своего рода диктатура. Однако всегда следует быть бдительным, чтобы не позволить этому «фараону» обрести власть, а этой диктатуре – набраться сил. Все эти утверждения о том, что человек всегда находится в присутствии Бога, проистекают из его взгляда на роль этики.
Он обычно перечислял бесчисленные моральные атрибуты и качества государственных деятелей и считал их необходимыми для этичной политики. Мы выборочно выделим здесь три особенности и рассмотрим их, чтобы выяснить мнение Имама о каждой из них. Конечно, этот выбор не подразумевает игнорирования важности других моральных аспектов этичной политики: скорее, это просто выбор нескольких вариантов из множества других. Эти три особенности заключаются в следующем:
- Искренность;
- Открытость к критике;
- Простая жизнь.
Искренность
Как моральная добродетель, правдивость [сидака] всегда ценилась и превозносилась всеми народами на протяжении всей истории. Едва ли найдется такое место, где об этой добродетели отзывались бы неблагоприятно.
Упоминая одного из пророков (мир им!), Славный Коран указывает на правдивость как одну из его характеристик, заявляя: «И упомяните в Писании об Исма‘иле. Смотрите! Он был верен своему обещанию [ас-садик аль-ва’д]»[1].
Точно так же Славный Коран ставит правдивых в один ряд с пророками (мир им!)[2]. Но что такое правдивость? Правдивость означает честность, но на самом деле это нечто большее. Правдивость – это противоположность лжи, но она также противоположна и предательству. Действительно, правдивость [сидк] и вероломство [хийана] диаметрально противоположны друг другу[3].
В этом смысле правдивость является синонимом надежности [амана]. Следовательно, правдивость в политике означает правдивость, честность с людьми, соблюдение договоров и обещаний, а также надежность. Правдивый государственный деятель – это тот, кто движется в направлении истины и праведности, ибо правдивость [сидк] означает согласие и гармонию с истиной[4].
Правдивый государственный деятель верен своим обязательствам, показывает себя народу таким, какой он есть на самом деле, и воздерживается от любого рода обмана. Тот, кто воспитывает в себе это моральное качество, никогда не злоупотребляет доверием людей к нему и не боится признавать свои ошибки. Он рассматривает это [признание] не как признак слабости, а как результат уверенности в себе. Само понятие правдивости [сидк] воплощает в себе значения прямоты, настойчивости, упорства и силы, и оно стоит намного выше, чем просто честность. Досконально проанализировав этот термин, Тосихико Идзуцу говорит:
«Термин «правдивость» (сидк) имеет неявные значения искренности, настойчивости, прямоты и доверия. Таким образом, мы сталкиваемся с очень многими случаями реального функционирования термина «сидк» в Славном Коране, а также в других местах, и все это никогда не может быть в удовлетворительной мере заменено словом «правдивость»»[5].
Более широкое значение слова «садик» в лексиконе Корана таково, что иногда оно используется в противовес словам «мунафик» [лицемер] и «кафир» [неверующий][6].
Что ж, правдивость, которая обсуждается в политике – это общее значение этого термина. Следовательно, правдивый политик должен обладать всеми этими качествами, чтобы считаться этичным. В практическом аспекте эта правдивость проявляется в том, что политик считает себя слугой народа, а не его управляющим, и где бы он ни совершал ошибку, он бесстрашно и мужественно признает ее.
Итак, если мы совершили ошибку раньше, то мы должны прямо сказать, что мы допустили ошибку. Отклонение [‘удул] от одной фетвы к другой среди факихов имеет точно такое же значение «…Факихи Наблюдательного совета[7] [Шоура-йе негахбан] и члены Верховного суда[8] [Шоура-йе али-йе казайи] тоже должны быть такими, чтобы в случае, если они допустили ошибку в каком-либо вопросе, они незамедлительно ее признали и отказались от своих взглядов. В конце концов, мы не безгрешны.
До революции я воображал себе, что, как только революция восторжествует, найдутся благочестивые люди, которые будут выполнять свои обязанности в соответствии с исламом… Позже я узнал, что это было не так: большинство их были нечестивыми людьми. Я понял, что высказанное мной мнение было неправдой, и поэтому я недвусмысленно объявил, что допустил ошибку»[9].
Таким образом, согласно Имаму, признание своей ошибки не только не считается недостатком, но и является ценностью и формой правдивости политика как по отношению к самому себе, так и по отношению к другим.
Карл Поппер[10] описывает свою идеальную демократию следующим образом: во время избирательной кампании вместо перечисления списка своих достижений кандидат в депутаты парламента мужественно объявляет, что за предыдущий год он обнаружил тринадцать допущенных им ошибок и попытался компенсировать их, в то время как его соперник на выборах выявил только двадцать семь своих ошибок[11].
То есть, если политик, прежде чем позволить другим обнаружить его ошибки, сам делает шаг вперед и бесстрашно и правдиво перечисляет одну за другой свои собственные ошибки, это уже само по себе является ценностью. С точки зрения Имама, диктатура начинается тогда, когда человек совершает ошибку и, осознав ее, вместо того, чтобы признать и исправить, настойчиво придерживается ее и продолжает идти своим кривым путем.
«Вы упоминаете о проблеме, и в случае, если вы понимаете, что это ошибка, вы готовы сказать, что вы ошиблись, вы совершили ошибку или вы хотите, чтобы та же ошибка была доведена до конца. Среди недостатков, присущих диктатуре, которыми страдает диктатор, есть то, что он раскрывает какую-то тему, а затем он не может, то есть у него нет власти над самим собой, раскрыть эту тему, если это противоречит целесообразности… Он не может отказаться от своего заявления… Это величайшая диктатура, от которой страдает человек»[12].
С этой точки зрения признание своей вины не только не является признаком слабости, но также является признаком власти над самим собой и способствует его величию и росту популярности. «Если вы понимаете, что в чем-то ошиблись, вы должны признать это. Это ваше признание возвышает вас в глазах нации, а не унижает. Упорство в своей ошибке сильно унижает человека»[13].
Следовательно, признание своей вины, являющееся результатом правдивости, считается человеческой добродетелью и совершенством и рассматривается как проявление этичной политики. Таким образом, Имам решительно говорит:
«Вы должны знать и действительно знаете, что человек не свободен от недостатков и заблуждений. Как только вы совершите ошибку, отвернитесь от нее и признайте ее. В этом заключается человеческое совершенство, тогда как оправдание неправильных действий и упорство в них – это порок и дело рук сатаны»[14].
Следует отметить, что некоторые политики думают, что если они будут заявлять о своих недостатках, доверие народа к ним уменьшится, и люди будут считать их неспособными. Таким образом, вместо того, чтобы признавать свои ошибки, они предпочитают прикрывать их другими ошибками и под предлогом сохранения доверия людей и опоры на них совершают всё новые и новые ошибки. На это можно ответить, что само оправдание ошибок, по словам Имама, относится к уловкам Иблиса (сатаны) и рассматривается как часть защитного механизма внутренне слабых людей, избегающих смотреть правде в глаза.
С другой стороны, доверие людей само по себе проистекает из правдивости и не существует как нечто абсолютное. Скорее, оно зависит от соблюдения правдивости и искренних действий политиков. Как только люди замечают в них некоторую степень лживости, их доверие к ним сразу падает. Доверие – это, действительно, древо, которое созревает и растет благодаря воде правдивости правителей и засыхает из-за их лжи и неправдоподобия их слов. Таким образом, нельзя слишком полагаться на увядшее доверие, поскольку оно хрупко, и, по словам Бертольта Брехта[15], «Доверие людей ослабевает, как только на него полагаются»[16].
Доверие народа не является оправданием для правителей, которые совершают ошибки и ищут в этом убежища. На самом деле это своего рода эмоциональный резерв, который всегда следует пополнять, а не расходовать без разбора и без какой-либо поддержки.
Правдивый политик – это тот, кто остается в политике до тех пор, пока чувствует, что он полезен. Однако всякий раз, когда он по какой-либо причине чувствует, что больше не может выполнять свои обязанности, тогда, вместо того чтобы продолжать действовать по-прежнему и скрывать свое бессилие, он героически отказывается от своей ответственности. Поступая таким образом, он добавляет еще одну золотую страницу в свой послужной список и ставит еще одну добродетель в один ряд с другими своими достоинствами.
Всякий раз, когда кто-либо чувствует, что он не подходит для занятия должности по какой бы то ни было причине – будь то неадекватность в управлении или недостаток силы воли — он должен с мужеством и достоинством подать заявление об увольнении, что само по себе является благочестивым актом[17].
Следовательно, правдивость – это не просто индивидуальная моральная добродетель. Скорее, это социальная и политическая ценность, имеющая различные аспекты. Правдивый политик предстает перед народом таким, какой он есть на самом деле. Он хорошо знает себя, свои возможности и правильно их использует. Он правдиво разговаривает с людьми и выполняет свои обязательства. Он рассматривает политические задачи и деятельность как ценности, а в случае необходимости он так же рассматривает как ценность и свою отставку. Он старается не совершать ошибок. Как только он совершает ошибку, вместо того, чтобы скрывать или оправдывать ее, что само по себе является еще одной ошибкой, он мужественно признает ее. Он расценивает это как признак величия своей души и причину своего мужества, а не как проявление слабости и бессилия.
Открытость к критике
По сути, у нас двойственное отношение к термину «критика». Нам это нравится, и мы считаем открытость к критике своего рода совершенством и ценностью, но в то же время мы очень боимся ее. Итак, обычно мы призываем наших друзей критиковать нас и наши действия.
Но мы немедленно воздвигаем щит против потока критики и отвергаем их одно за другим самыми различными способами. Для этой цели мы обычно сначала даем понять, с каким типом критики мы хотим столкнуться.
Добавляя такие определения, как «конструктивная», «доброжелательная», «корректирующая» и тому подобное, мы уточняем, который тип критики мы имеем в виду.
Наконец, если критика, направленная против нас, пришлась нам не по вкусу, мы практически нейтрализуем ее воздействие и защищаем свою личность с помощью таких клише, как предвзятость критики, корыстные мотивы, лживость обвинений и т.д.
Анекдот такого рода о столкновении с критикой и реакции на нее напоминает историю человека, который, притворяясь чемпионом, пошел к татуировщику и попросил его вытатуировать ему на плече изображение льва. Когда татуировщик приступил к своей работе, мужчина стал беспокоиться из-за сильной боли от игл, которые проникали в его тело. Он спросил татуировщика, какую часть льва он татуирует. Он ответил, что начал с хвоста. «Чемпион» сказал, что в хвосте нет необходимости и что ему следует начать с другой части. Татуировщик снова начал с другой части, но боль не утихала. Снова прозвучал вопрос, и ответ состоял в том, что он начал с гривы. Тогда опять «чемпион» попросил отказаться от гривы и начать с другой части. Таким образом, эти вопросы и ответы, а также жалобы на боль продолжались до тех пор, пока, наконец, татуировщик не разозлился из-за этой ситуации, швырнул иглы на землю и сказал:
شير بى دمّ و سر و اشكم كه ديد اينچنين شيرى خدا هم نافريد
«Кто (когда-либо) видел льва без хвоста, головы и брюха?
Сам Бог не создавал такого льва, как этот»[18].
Наше отношение к критике – нечто большее. Мы приветствуем критику и иногда настаиваем на ней. Но как только мы испытываем на себе ее укол, мы уклоняемся от нее и, чтобы скрыть свое уклонение, навешиваем на нее различные ярлыки. Мы клеймим ее как проявление комплексов, мести, обвинений и несправедливости.
Эта двойственность в словах и поступках настолько очевидна, что отпадает необходимость в их описании. В нашей религиозной культуре критика рассматривается как дар, и «подношение недостатков» считается ценностью, а иногда и долгом, так что Имам ас-Садик (мир ему!) говорит: «Самый любимый из моих братьев – это тот, кто преподносит мне в качестве подношения слова о моих недостатках»[19].
Однако в разных культурах практически нет ничего хуже и неэтичнее критики, потому что мы стараемся не критиковать, а если у нас нет выбора, мы стремимся сделать это очень мягким и практически неэффективным способом, нивелируя ее извиняющейся и сдержанной манерой. Даже тогда, вместо благодарности, мы немедленно сталкиваемся с бурей гнева, клеветы и непонимания в связи с тем, что мотив, цель, злоба, зависть и тому подобное вынудили нас выступить с такой критикой. Короче говоря, критика не приветствуется в нашей культуре.
Тем не менее, необходимо принять истину о том, что в жизни мы не можем избежать критики. Даже если предположить, что мы обещаем себе никого не критиковать и быть верными своим обязательствам, мы не можем предотвратить обрушение потока критики других на нас самих. Итак, необходимо искать другой вариант и менять наш взгляд на критику, поскольку не существует абсолютного способа устранить критику. «Реальность такова, что до тех пор, пока у вас есть отношения с другими, то есть пока вы живы, вы будете слышать критику и нуждаться в ней»[20].
Этот факт более ярко проявляется на политической арене, и политическая деятельность всегда подвергается критике. Поэтому любой, кто выходит на политическую арену, должен научиться противостоять критике и эффективно ее использовать. Критика, особенно на политической арене, является самым основным каналом коммуникации между гражданами и государственными чиновниками, с помощью которого они осознают эффективность своей политики и ее последствия. Таким образом, критика является зеркалом, в котором политики видят последствия своих действий, а также их сильные и слабые стороны.
Несмотря на это, отдельные лица и организации практически уклоняются от критики и воспринимают ее как личную атаку на них. Следовательно, в большинстве случаев вместо того, чтобы принять суть критики, они в некотором смысле опровергают ее и считают несправедливой. Это происходит потому, что критика предпринимается исходя из предположения, что какая-либо характеристика, отношение, действие или слово человека, подвергающегося критике, является неверным. Для некоторых это означает поставить под сомнение само их существование и разрушить их личности.
Как бы говоря, критик пришел вести войну против личности критикуемого человека, и у него, в свою очередь, нет иного выбора, кроме как бороться и защищать свою целостность. Причина этого в том, что природа человека такова, что он считает себя, свое отношение и интеллект совершенными. Саади описывает это психическое состояние следующим образом:
ﻫﻤﻪ ﻛﺲ ﺮﺍ ﻋﻘﻞ ﺧﻮﺪ ﺒﻪ ﻛﻤﺎﻞ ﻨﻤﺎﻴﺪ ﻮ ﻓﺮﺰﻨﺪ ﺧﻮﺪ ﺒﻪ ﺠﻤﺎﻞ.
«Каждый считает свою собственную мудрость совершенной, а своего ребенка красивым»[21].
Далее он с иронией заключает:
ﮔﺮ ﺍﺰ ﺒﺴﻴﻃ ﺰﻤﻴﻦ ﻋﻘﻞ ﻤﻨﻌﺪﻢ ﮔﺮﺪﺪ ﺒﻪ ﺧﻮﺪ ﮔﻤﺎﻦ ﻨﺒﺮﺪ ﻫﻴﭻ ﮐﺲ ﮐﻪ ﻨﺎﺪﺍﻨﻢ
«Если бы мудрость исчезла во всем мире,
Никто не заподозрил бы себя в невежестве»[22].
Французский философ Декарт[23] описывает это состояние в сатирической манере следующим образом: «Среди людей интеллект распределен лучше, чем что-либо другое, хотя каждый человек думает, что обладает такой полной его частью, что люди, которым трудно угодить в чем-либо, не желают иметь интеллекта в большей степени, чем они уже им обладают»[24].
Именно по этой причине каждый, услышав критику, сразу же воображает, что его мудрость и интеллект были оскорблены, и поэтому он пытается отвести от себя это оскорбление с помощью оружия и ответить своему критику или сопернику. Именно такое отношение является началом падения человека с этической точки зрения. Как уже было сказано ранее, человек представляет собой сочетание хороших и плохих наклонностей и нуждается во внутренней подпитке и духовном очищении. Поэтому каждый, кто стремится к совершенству, не только не боится критики, но и искренне стремится к ней.
Уклоняться от критики – значит претендовать на совершенство и безупречность, которые присущи только Богу. Любой, кто имеет такие притязания, приобщает себя в сотоварищи Ему и, в результате, в одночасье оказывается изгнанным из Его Присутствия. Именно благодаря такому подходу Имам обращается к людям со следующим увещеванием:
«Никто, ни учреждение, ни отдельный человек не могут заявить: «У меня нет никаких недостатков». Если кто-то утверждает подобное, то его самым серьезным недостатком является именно это утверждение. Никто не может сказать: «У меня больше нет недостатков…»В этом мире нет ни одного безупречного человека. Мы всегда должны обращать внимание на эти наши недостатки»[25].
В принципе, с точки зрения Имама, любой, кто стремится к прогрессу и совершенству, должен быть настроен критично в поисках своих недостатков и недоработок, а не видеть только те достоинства, которыми он обладает. В нашей этике и этической литературе утверждается, что человек должен воздерживаться от критического взгляда на других и смотреть на них позитивно. Хафиз говорит:
كمال سرّ محبت ببين نه نقصِ گناه كه هر كه بى هنر افتد، نظر به عيب كند
«Смотри внимательно на совершенство тайны любви, а не на грязь греха.
Кто не владеет никаким мастерством, тот (всегда), смотрит на недостатки (других)»[26].
Однако этот вопрос отличается от того, что мы сейчас обсуждаем. Первый вопрос заключается в том, что мы должны воздерживаться от пессимистичного и критичного взгляда на других, в то время как другой вопрос заключается в том, что мы должны рассудительно, критически и скрупулезно оценивать самих себя. Это не только этично, но и необходимо для развития и совершенствования человека.
По мнению Повелителя Правоверных [‘Али ибн Абу Талиба] (мир ему!) одним из качеств благочестивых является то, что они всегда выдвигают обвинения в адрес самих себя и скрупулезно призывают себя к ответу. По словам современного психоаналитика Карен Харни, «до тех пор, пока человек гордится определенным состоянием, склонностью и свойством и считает их добродетелями, для него естественно не только не прилагать никаких усилий для их устранения, но и, поскольку он чувствует себя достойным благодаря им, защищать это и пытаться сохранить их»[27].
Таким образом, первым условием стремления к совершенству является то, что человек должен сознательно стремиться к своему возвышению и критически оценивать себя.
Человек, который хотел бы трудиться ради Бога и достичь положения человека, должен постоянно стремиться к раскрытию своих собственных недостатков. Он не должен стремиться к выявлению своих достоинств. Если человек хочет знать свои недостатки, это может заставить его задуматься об их устранении, в то время как стремление к выявлению своих достоинств застилает ему глаза, из-за чего он не может видеть свои недостатки[28].
Таким образом, высказывание критических замечаний создает основу для роста отдельных личностей, особенно политиков, которые стремятся обеспечить интересы общества.
Другой момент заключается в том, что реформирование общества в основном зависит от озвучивания критических замечаний и их оценки. Чтобы знать, функционируют ли государственные организации должным образом или время от времени у них бывают недостатки, каждый должен высказывать любую критику, которую он может предложить, и, поступая таким образом, участвовать в реформировании общества.
Следовательно, с точки зрения Имама, «критика должна быть, без критики общество не может быть реформировано. Это также верно в отношении недостатков. Человек неполноценен весь с головы до ног, и эти недостатки нужно фиксировать. Критика должна высказываться таким образом, чтобы реформировать общество»[29].
Действительно, природа человека такова, что он не любит, когда его критикуют. Но если человек выходит за рамки инстинктов и заботится о себе, он принимает критику с распростертыми объятиями, какой бы язвительной и резкой она ни была. «Если человек строит себя сам, ему не будет неприятно, когда какой-нибудь крестьянин критикует его. Ему это совсем не претит. Он не возражает против критики»[30].
Тем не менее, поскольку большинство мужчин еще не достигли такой степени совершенства, чтобы приветствовать критику и извлекать из нее выгоду, они неадекватно относятся к ней и различными способами стремятся ее предотвратить. Совокупность этих реакций, которые индивид проявляет, защищая себя от реальной критики, можно объединить под общим названием «защитные механизмы». «Защитные механизмы – это бессознательные стратегии, с помощью которых человек оберегает себя от более безжалостных аспектов реальности»[31].
Таким образом, сталкиваясь с горькой реальностью критики, человек впадает в самообман. С помощью фальсификации реальности и невежества по отношению к ней он скрывает эту реальность от самого себя. Если это происходит редко, то, пожалуй, это допустимо. Однако, если у человека, особенно на политической арене, войдет в привычку всегда использовать один из этих механизмов в отношении критики, то именно тогда его связь с реальностью будет полностью разорвана, и он проведет всю жизнь в коконе своих иллюзий.
К таким защитным механизмам, которые, к сожалению, использует большинство людей, включая политиков, относится неприятие критики, превратное истолкование мотивов критика, ответная критика, унижение того, кто высказывает критические замечания, придумывание оправданий, принижение критики, бегство от действительности, обвинение других и определение критики как «конструктивной» или «деструктивной».
Иногда, сталкиваясь с критикой в свой адрес, человек отрицает обоснованность критики и считает ее клеветой. В других случаях, вместо того чтобы размышлять о самой сути критики и ее принятия, он пытается раскрыть предательские мотивы критика, пороча его и доказывая, что его критика проистекает из недоброжелательности и недобросовестности того, кто ее высказывает. Иногда, вместо того чтобы отвечать на критику, человек высказывает ответную критику, отвечая ударом на удар.
Иногда он унижает критика и не считает его достаточно квалифицированным, чтобы высказывать критические замечания. Время от времени вместо того, чтобы искренне признать критику, он считает предмет критики тривиальной и никчемной проблемой, вообще не нуждающейся в рассмотрении. Иногда он приходит в ярость, а поскольку его достоинства не получили признания, на его доброту ответили критикой, он обижается на «неблагодарных» людей. Временами он приписывает своему критику все то, что есть в нем самом, а также свои собственные мотивы и идеи.
Иногда он признает обоснованность критики, но вместо того, чтобы взять на себя ответственность, пеняет на обстоятельства и время, выставляя себя совершенно невиновным. Наконец, он иногда делит любую критику на конструктивную и деструктивную, истинную или ложную, оправданную или неоправданную. Эти мысленные классификации избавляют его от необходимости признавать критику и исправлять себя, и он оставляет вопрос нерешенным.
Все вышеперечисленные механизмы, на самом деле, являются побуждениями плотского «я» и заблуждениями сатаны. Это завесы, которые закрывают глаза человека, видящего истину, мешают ему правильно понимать самого себя и препятствуют его росту и совершенствованию. Каждый, кто хочет выйти на арену политики и заниматься ею этично, должен искренне выслушивать любую критику, беспристрастно оценивать ее и использовать для своего исправления.
Он не должен перенимать ни один из вышеупомянутых механизмов и вместо того, чтобы определять критику как правильную или неправильную, должен принимать к сведению любую критику и эффективно использовать ее для своего развития. Именно с этой точки зрения Имам, обращаясь к доктору Алиакбару Велаяти, тогдашнему министру иностранных дел, сказал: «Вы и наши друзья в Министерстве иностранных дел должны выдерживать критику, независимо от того, обоснована она или нет»[32].
В этом контексте Имам доходит до того, что говорит, что, по сути, критика со стороны врага должна приниматься во внимание, и к ней следует прислушиваться. Это потому, что друзья обычно равнодушны к нашим недостаткам, а если и замечают их, то не упоминают о них. Таким образом, друзья не являются хорошими учителями для нас, тогда как наши враги, которые внимательно выискивают наши недостатки и безжалостно упоминают о них — пусть и со злобными побуждениями — могут быть нашими лучшими учителями. Следовательно, этот человек должен не только ожидать критики как от друга, так и от врага, но также должен быть готов принимать ее от каждого и даже просить о ней.
Человек должен прийти к тому, кто является его врагом, и посмотреть, каково его суждение о нем, чтобы осознать свои ошибки. Он не может учиться у своих собственных друзей, а должен учиться у своих врагов. Когда он что-то говорит, он должен знать, что говорят враги, и должен понимать, что враги видят его недостатки. Друзья человека – это его настоящие враги, в то время как враги – его настоящие друзья. Человек должен учиться у тех, кто находит его недостатки[33].
Таким образом, с точки зрения Имама, одной из фундаментальных ценностей и столпов этической политики является элемент открытости политиков к критике. Насколько это возможно, они должны использовать врагов даже для того, чтобы понять свои собственные недостатки, и относиться к ним как к своим собственным учителям. Этот элемент открытости к критике не только приводит к духовной возвышенности политиков, но и делает их более успешными на политической арене, потому что они лучше осознают силу и слабость своих собственных действий, и на основе высказанной критики могут исправлять свою собственную политику и задавать ей правильное направление.
Кроме того, каналы коммуникации между ними и народом останутся открытыми. Действительно, эта критика, какой бы горькой она ни была, является лучшим выражением и демонстрацией представлений людей о политической практике политиков. Если политик со всей ответственностью стремится улучшить свою собственную практику и эффективность, он должен рассматривать их существование как возможность и использовать их для изменения общества. Наличие критики, с точки зрения Имама, заставляет соответствующих должностных лиц выполнять каждую из своих обязанностей, так что никто из них не выходит за рамки своих прерогатив.
Другими словами, существование критического духа и открытости критике препятствует развитию диктатуры. «Если бы я сделал что-то не так, все вы поспешили бы сказать: «Зачем вы это делаете?» [Таким образом] я буду сидеть на своем собственном месте (я буду должным образом исполнять свой долг). Все вы несете ответственность, все мы несем ответственность»[34].
Некоторые люди могут вообразить, что критика несовместима с согласием, и всякий раз, когда высказывается критика, основы согласия ослабевают. По этой причине якобы следует избегать критики, насколько это возможно, особенно в сфере религиозного управления. Это понятие основано на предположении, что согласие подразумевает слепую преданность и подобострастие, тогда как критика подразумевает выявление и упоминание недостатков. В ответ на это утверждение следует заявить, что в исламском управлении нет места абсолютному подчинению.
Подчинение должно быть осознанным и основываться на подотчетности. Каждый гражданин обязан подчиняться властям и в то же время он обязан следить за их отклонениями. Лозунг Имама «Все вы ответственны, все мы ответственны» относится именно к этому моменту. На самом деле это высказывание является парафразом высказывания Благороднейшего Посланника (благословит Аллах и приветствует его и его род!), который сказал: «Все вы несете ответственность, и вас спросят о том, за что вы отвечали»[35].
Таким образом, мы не можем говорить о безудержном, безоговорочном и абсолютном подчинении на политической арене и предотвращать критику. Последствия того, что происходит в исламском обществе, затрагивают как граждан, так и правителей. Таким образом, все равны и несут ответственность в отношении социальных обязанностей. Именно с этой точки зрения Шахид Мотаххари говорит: «Похвальное и законное подчинение не означает полной преданности и попустительства. Оно означает, что нужно держать глаза открытыми и быть бдительным. В противном случае это будет участие в преступлении и грехе»[36]. Он идет еще дальше и считает, что «ислам не допускает глухоты и безразличия к греху ни для кого, даже для Благороднейшего Посланника (благословит Аллах и приветствует его и его род!)»[37] Затем, разъясняя свое мнение, он рассказывает историю Достопочтенного Мусы (мир ему!) и благочестивого раба Аллаха, который, если основываться на нашей традиции, был идентифицирован как пророк Хидр (мир ему!), и заключает:
«История о Моисее и благочестивом рабе, которая была упомянута в Священном Коране, удивительна[38]. Один момент этой истории, из которого можно извлечь пользу, заключается в том, что последователь и адепт остается покорным, послушным и уступчивым до тех пор, пока он не нарушает принципы, основы и закон. Если он замечает, что акт послушания совершается вопреки принципам и основаниям, он не может молчать… Почему Моисей не проявил терпения и продолжал возражать, хотя он обещал не возражать, снова и снова продолжая выдвигать возражения и критические замечания? Вина Моисея заключалась не в том, что он возражал и критиковал, ибо он не осознавал абсолютной тайны и сути его действий… Некоторые говорят, что, если эта практика благочестивого раба продолжалась вплоть до Дня Воскресения, Моисей все равно не перестал бы возражать и протестовать»[39].
По сути, если однажды критика и открытость к ней будут преданы забвению под предлогом послушания, исламское общество переживет кризис, и все будут страдать от непоправимых недостатков. Таким образом, Мотаххари решительно подчеркивает необходимость критики на всех уровнях: «Я верил и продолжаю верить, что любая непогрешимая позиция, которая не подлежит критике, опасна как для занимающего эту позицию, так и для ислама»[40].
Следовательно, послушание и соблюдение религиозных правил и следование авторитетам не означают безразличия к их политике и некритичного ее восприятия.
Конечно, несомненно, есть люди, которые используют критику как средство сведения своих личных счетов и вместо критики на самом деле мстят своим недругам. Есть также и те, кто под видом критики дают волю своим внутренним комплексам, а также те, кто, опять же под видом критики, намеревается опозорить других. Но ничто не может оправдать неподобающее поведение политиков по отношению к этим людям и подобную критику. Здесь мы сталкиваемся с двумя отдельными проблемами. Одна из них – это те, кто несправедливо пользуется оружием критики.
В качестве совета таким людям Имам подчеркивает, что язык критики должен быть вежливым и обходительным, и именно в этом контексте он говорит: «Если у них есть критика, то это должна быть братская критика, она должна быть логичной и благоразумной»[41].
Или же он подчеркивает, что язык увещевания отличается от языка дискредитации. «Язык увещевания отличается от языка дискредитации и нанесения ущерба репутации [других]»[42]. С точки зрения Имама как нейтрального наблюдателя, большинство высказываемых на политической арене критических замечаний, с которыми сталкиваются политики, проистекает из обиды, себялюбия и несправедливости.
Вторая проблема заключается в том, что ни одно из этих обстоятельств не может быть для политиков основанием для того, чтобы уклоняться от критики или принимать решения о том, какая критика оправдана, а какая – нет, потому что его природа будет убеждать его в стремлении сохранить свое лицо и предотвратить ее разрушение, отвергать все, что он не принимает, как сделанное недобросовестно, разрушительно, пагубно, несправедливо и тому подобное. Таким образом, чтобы отличить честную критику от ложной, нам нужна третья сторона, которой на самом деле является общественное мнение. Политик выполняет свою задачу, в то время как критик критикует. Долг политика – выслушивать критику и уделять ей как можно больше внимания. Однако, что касается ее правильности или неправильности, то именно общественное мнение определяет и устанавливает характер этой критики.
В конечном счете, с точки зрения Имама, открытость к критике относится к числу человеческих совершенств. Она выводит человека из экзистенциальной сферы инстинктов и эгоизма на уровень возвышенного и любящего Бога человеческого существа и стирает его недостатки.
Это связано с тем, что любящий Бога человек устраняет свои слабости с помощью этой критики и хорошо использует этот эффективный инструмент. Вместо того, чтобы спрашивать об основаниях критики, он обращает внимание на сам ее дух, и именно в этом контексте он благодарен своим врагам за критику и считает их своими сочувствующими учителями. Такое отношение напоминает историю, которую рассказывает Руми: вопреки общепринятому мнению, проповедник молился за своих врагов каждый раз, когда поднимался на кафедру, но люди придирались к этой практике — к тому, что он молился за плохих людей, а не за хороших.
گفت: نيكويى از اينها ديده ام من دعاشان زين سبب بگزيده ام
خُبث و ظلم و جور چندان ساختند كه مرا از شر به خير انداختند
«Он ответил: “Я видел (испытал на себе) доброту этих людей.
По этой причине я решил помолиться за них.
Они творили столько зла, несправедливости и угнетения,
Что толкнули меня от зла к добру”»[43].
Более откровенный пример мы прочтем в стихотворении арабского поэта Абу Хайяна аль-Андалуси, который считает, что остается в долгу перед своими собственными врагами, и рассматривает их существование как необходимое:
ﻋِﺪﺍي ﻠﻬﻢ ﻔﺿﻞٌ ﻋﻟﻰّ ﻮﻣﻧّﺔُ ﻔﻼ ﺍﺬﻫﺐ ﺍﻟﺭﺣﻣﻦ ﻤﻧﻰ ﺍﻻ ﻋﺎﺪﻴﺎ
ﻫُﻢ ﺑﺣﺛﻮﺍﻋﻦ ﺰﻠّﺗﻲ ﻔﺎﺠﺗﻧﺒﺗﻬﺎ ﻮﻫﻢ ﻧﺎﻔﺳﻮﻧﻰ ﻔﺎﻜﺗﺳﺒﺖ ﺍﻠﻤﻌﺎﻠﻳﺎ
«Для меня враги – это благосклонность и благодеяние.
О Боже, не забирай у меня врагов.
Они так старательно ищут мои промахи,
Что я уклоняюсь от них.
И они соревнуются со мной,
Благодаря чему я приобретаю превосходные качества»[44].
Поэтому, вместо того чтобы тратить время на выяснение мотивов критики и использование недобросовестных защитных механизмов, нам лучше рассматривать любой вид критики как одолжение, благословение и, по выражению Имама ас-Садика (мир ему!), подарок, извлекая из этого пользу на политической арене.
Простая жизнь
Простота и скромность в жизни отдельного человека – это моральная добродетель, но на политической арене, если говорить об исламских государственных деятелях, это, помимо прочего, еще и политическая необходимость. Под простой жизнью подразумевается то, что в нашей религиозной культуре называется «зухд» [аскетизм].
Конечно же, на протяжении всей истории этот термин был наполнен негативными коннотациями, и обычно термин «захид» [аскет] производит впечатление растрепанного человека, избегающего толпы, настроенного против общества, замкнутого, недалекого и бездеятельного. Даже сейчас, если кого-то попросят описать мужчину-захида, скорее всего, он опишет его следующим образом: худой и бледный человек, одетый в залатанную одежду, с растрепанными волосами, грязным телом, отстранившийся от социальных обязанностей, безразличный к судьбе своих собратьев и скрывающийся от них в своем укромном уголке.
Хотя это представление нам не очень нравится, многочисленные исторические свидетельства подтверждают его. В действительности, после появления ислама, согласно изречениям Непогрешимых (мир им!), зухд описывался определенным образом, в то время как в нашей суфийской культуре он был выражен совсем другим способом, который на самом деле является метаморфозой истинного значения и функции этого термина.
Сейед Хасан Эслами Ардакани
Источник: Эслами Ардакани, Сейед Хасан. Эмам, ахлаг, сиясат. Тегеран: Моассесе-йе танзим-е асар-е Хомейни, 1385 (2006-2007).
[1] Коран, 19:54.
[2] Например, сура «ан-Ниса’» (4:69): «Те, которые повинуются Аллаху и Посланнику, окажутся вместе с пророками, правдивыми мужами, павшими мучениками и праведниками, которых облагодетельствовал Аллах. Как же прекрасны эти спутники!».
[3] См. Тосихико Идзуцу. Мафахим-е ахлаки-йе дини дар Коран-е Маджид [Этико-религиозные концепции в Славном Коране], пер. Фаридун Бадреи (Тегеран: Фарзан, 1378 с.х.). С. 197.
[4] Там же. С. 198.
[5] Там же. С. 184.
[6] Там же.
[7] Наблюдательный совет – орган, созданный для защиты исламских законов и Конституции и проверки соответствия им законодательства, принятого Исламским совещательным собранием (Меджлис). Члены совета, состоящего из шести компетентных и справедливых факихов и шести других юридических экспертов в различных отраслях права, избираются Рахбаром сроком на шесть лет. Смотрите статьи 91-99 Конституции Исламской Республики Иран.
[8] Верховный суд (Высший судебный совет) – орган, созданный для выполнения обязанностей судебной власти. После принятия поправок к Конституции Ирана, ратифицированных 26 июля 1989 года, этот высший судебный орган находится в ведении одного человека. Статья 157 с внесенными в нее поправками предусматривает:
«Верховный Лидер должен назначить муджтахида, обладающего честностью, административными способностями и распорядительностью, а также хорошо разбирающегося в судебных делах, главой судебной власти сроком на пять лет для выполнения судебных, административных и исполнительных обязанностей судебной власти. Он занимает высшую судебную должность».
[9] Сахифе-йе Эмам. Т. 18. С. 241.
[10] Сэр Карл Раймунд Поппер (1902- 1994): английский философ австрийского происхождения, наиболее известный своей теорией фальсификации в философии науки. Поппер утверждает, что научные теории принимаются исключительно на временной основе и остаются приемлемыми только до тех пор, пока ученые разрабатывают новые эксперименты для их проверки (фальсификации). Он критикует доктрину историзма (предполагающую понимание явлений исключительно через их развитие) в «Открытом обществе и его врагах» (1945) и «Нищете историцизма» (1957).
[11] Карл Поппер, Ат-Тасамух ва-ль-масулият аль-фикрия: маджму‘а макалат ат-тасамух байн аш-Шарк ва-ль-Гарб: Дирасат фи-т-та‘аййуш ва-ль-кабул би-ль-ахар, пер. Ибрахима аль-Ариса (Бейрут: Дар ас-Саки, 1992). С. 99.
[12] Сахифе-йе Эмам. Т. 14. С. 92.
[13] Там же. С. 93.
[14] Там же. Т. 18. С. 7.
[15] Бертольт Брехт (Ойген Бертольд Фридрих Брехт; 1898-1956): немецкий драматург-марксист и поэт, который произвел революцию в современном театре своими постановочными техниками и концепцией эпического театра. Он покинул нацистскую Германию в 1933 году, вернувшись в Восточный Берлин в 1948 году, чтобы основать Берлинский ансамбль. Среди его пьес – «Трехгрошовая опера» (1928), «Жизнь Галилея» (1938), «Мамаша кураж» (1939) и «Кавказский меловой круг».
[16] Бертольт Брехт. Андишеха-йе Мати [Идеи Мэтью], пер. Бехрама Хабиби (Тегеран: Агах, 1377 с.х.). С. 88.
[17] Сахифе-йе Эмам. Т. 19. С. 157.
[18] Маснави. Книга первая. Т. 1. С. 144.
В «Маснави» татуировщик продолжает свою речь следующим образом:
«О брат, вытерпи боль от иглы,
Чтобы ты мог спастись от яда своего нечестивого «я» [нафс],
Ибо небо, солнце и луна склоняются в поклонении
К людям, которые сбежали от самостоятельного существования.
Если в чьем-либо теле умерло злодейское «я»,
Солнце и облако повинуются его повелениям.
С тех пор, как его сердце научилось зажигать свечу (духовного знания и любви),
Солнце не может сжечь его.
Бог упомянул о восходящем солнце как об отворачивающемся—
Вот так — из их пещеры.
Шип становится совершенно прекрасным, как роза,
В глазах частного, которое стремится ко Всеобщему.
В чем (смысл) возвеличивать и прославлять Бога?
В том, чтобы читать себя презренным и (никчемным) как пыль.
В чем (смысл) обретения знания о единстве Бога?
В том, чтобы раствориться в присутствии Единого.
Если ты хочешь сиять, как день,
Сожги свое ночное ссуществование ради себя.
Раствори свое существование, как медь (растворяется) в эликсире,
В Существе Того, Кто поддерживает существование».
[19] Мизан аль-Хикма. Т. 3. С. 2207.
[20] Хендри Вайссингер. Хичкас камил нист [Никто не совершенен], пер. Паричехр Мотамад-Гарчи (Тегеран: Фирузе, 1378 с.х.). С. 123.
[21] Голестан-э Са‘ди. С. 175.
[22] Там же.
Полный текст: «Каждый считает свою собственную мудрость совершенной, а своего ребенка красивым. Еврей и мусульманин спорили таким образом, что это заставило меня рассмеяться. Мусульманин в гневе сказал: “Если этот акт поклонения не подлинный, то пусть Бог заставит меня умереть евреем!” Еврей сказал: “Я даю клятву на Пятикнижии, и если я поклянусь ложно, то я такой же мусульманин, как и ты”. Если бы мудрость исчезла во всем мире, никто не заподозрил бы себя в невежестве».
[23] Рене Декарт (1596-1650): французский математик, ученый и философ, которого часто называют «отцом современной философии». Дуалист, который верил, что мир состоит из двух основных субстанций (материи и духа), он игнорировал общепринятую схоластическую философию и заявлял, что человек должен сомневаться во всех чувственных переживания, и, если человек может мыслить и сомневаться, следовательно, он существует. Декарт изложил свою веру в своей знаменитой фразе «cogito, ergo sum» («Я мыслю, следовательно, я существую»). Эта скептическая философия называется картезианством и подробно описана в «Размышлениях Декарта о первой философии» (1641). Среди других его крупных работ – «Рассуждение о методе» (1637) и «Принципы философии» (1644). Декарт также попытался объяснить вселенную в терминах материи и движения и изобрел аналитическую геометрию.
[24] Мохаммад-Али Форуги. Сейр-е хекмат дар Орупа [Экскурс в философию в Европе] (Тегеран: Зувар, 1360). Т. 1. С. 213.
[25] Сахифе-йе Эмам. Т. 17. С. 246.
[26] Сайе. Хафез (Тегеран: Карнаме, 1375). С. 181.
[27] Карен Хорни. Асабийят ва рошд-е адами [Предрассудки и человеческий рост], пер. Мохаммад-Джафара Мосаффа (Тегеран: Бехджат, 1373 с.х.). С. 95.
[28] Сахифе-йе Эмам. Т. 17. С. 246.
[29] Там же. Т. 14. С. 401.
[30] Там же. Т. 13. С. 198.
[31] Фрэнк Бруно. Фарханг-е тоусифи-йе эстелахат-е раваншенаси [Описательный словарь психологических терминов], пер. Махшид Ясаи и Фарзане Тахери (Тегеран: Тарх-э-Ноу, 1373 с.х.). С. 297.
[32] Сахифе-йе Эмам. Т. 21. С. 20.
[33] Там же. Т. 14. С. 145-146.
[34] Там же. Т. 8. С. 512.
[35] Бихар аль-Анвар. Т. 72. С. 38.
[36] Мортаза Мотаххари. Дах гофтар [Десять лекций] (Тегеран: Энтешарат-е Садра). С. 93.
[37] Там же. С. 94.
[38] Коран, 18:60-82.
[39] Там же.
[40] Мортаза Мотаххари. Масале-йе хеджаб [Исламская скромная одежда] (Тегеран: Энтешарат-э Садра, б.д.). С. 71.
[41] Там же. С. 40.
[42] Сахифе-йе Эмам. Т. 20. С. 36.
[43] Маснави. Книга четвертая. Т. 4. С. 12.
[44] См. рассуждения покойного доктора Мохаммада Хазаэли о «Гулистане», процитированные Голам-Хосейном Юсефи в «Шарх-е Голестан-е Саади». С. 44.