Сейед Хасан Эслами Ардакани. Имам Хомейни, этика и политика. Ч. 8
Данная книга посвящена изучению проблемы этики и ее отношения к политике с точки зрения Имама Хомейни. Первая часть книги представляет собой обзор этических принципов исламской мысли Имама Хомейни и его фундаментальных взглядов на этику. Вторая часть представляет собой обсуждение взаимосвязи между этикой и политикой. Третья часть посвящена этической политике и этическим элементам в политике. Автор книги Сейед Хасан Эслами Ардакани (род. 1960) – иранский философ и профессор исламской этики в Университете религий и мазхабов. Он известен своими работами по этике добродетели, экологической этике и этике научных исследований. Эслами Ардакани также является лауреатом Международной премии имени Фараби.
Предыдущие части: Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7.
Негативный аскетизм
Дабы обосновать наши замечания, мы сначала приведем примеры того, что понимается как аскетизм и подвижничество. Затем мы разберемся с правильной и оригинальной концепцией этого термина. Давуду ат-Таи, который был одним из одетых в лохмотья суфиев и выдающихся аскетов, сказали: «Расчеши кончик [своей] бороды». Он сказал: «Остался ли я отстраненным, чтобы это сделать?»[1]
Конечно, образ жизни Давуда не относился к числу общественных занятий. Скорее, он переживал своего рода экстаз. Часть «Кимья-йе Саадат» [«Алхимия счастья»] посвящена аскетизму и его правилам, таким как бедность и уединение. Там упоминается, что некто сказал Давуду ат-Таи: «Дай мне совет». Тот ответил: «Держитесь до самой смерти в стороне от мира всеобщей озабоченности пропитанием и людей, точно так же, как они убегают от льва»[2].
Точно так же аль-Газзали рассказывает: «Са‘д ибн аль-Ваккас и Са‘ид ибн аз-Зайд, которые принадлежали к числу великих сподвижников, жили неподалеку от Медины. Это было место, которое они называли Акик, и они не посещали пятничные молитвы[3] и ничего больше не делали, пока не умерли там»[4].
Точно так же аскеты рассматривали брак как один из признаков невоздержанности и причину привязанности к миру. Итак, большинство из них воздерживались от него и предпочитали холостяцкую жизнь. По мнению этих аскетов, уединение и нужда были важнее общественной жизни и богатства. Спор Саади с его собеседником о богатстве и нищенстве является изысканной попыткой выразить логику тех, кто считает, что бедность важнее богатства, и это весьма любопытно[5].
Этот антисоциальный и узколобый подход аскетов принял обширные масштабы в нашей литературе и был подвергнут суровой критике. Согласно этим авторам, аскеты – это одетые в шерстяные одежды, но пустые люди, невыносимые, бесчувственные, праздные, потакающие своим желаниям, претенциозные и никчемные, которые, надевая рубище и власяницу, стремятся заработать себе определенную репутацию. Фактически, они изображали аскетизм как хитрую ловушку. Например, Хафиз говорит:
پشمينه ﭙوش تندخو، از عشق نشنيده است بو
از مستى اش رمزى بگو تا ترک هوشيارى كند
«Одетый в шерсть вспыльчивый человек никогда не слышал о любви.
Поговори с ним о даруемом ею (любовью) опьянении, чтобы он отказался от трезвости»[6].
Точно так же, по словам Хафиза, эти люди носят залатанную одежду как символ аскетизма и укорачивают рукава в знак приверженности простоте и воздержания от роскоши. Но все это лишь уловки, направленные на то, чтобы обмануть людей:
به زير دلق ملمّع كمندها دارند دراز دستى اين كوته آستينان بين
«Под залатанной одеждой скрываются ухищрения.
Посмотри, насколько лживы те, кто носит одежду с короткими рукавами»[7].
Саади также рассказывает об этом поучительную историю, которая весьма любопытна:
«Аскет был в гостях у царя. Его пригласили на ужин. Он съел меньше, чем хотел, а когда пришло время молитвы, он молился больше, чем обычно… Вернувшись к себе домой, он снова попросил накрыть стол, чтобы поесть. У него был сын… Он сказал: «Отец, разве ты не ел по приглашению султана?» Он сказал: «Я не съел ничего, что было бы полезно. [Царь сказал: «Соверши также искупительную молитву, поскольку я не совершил ничего, что было бы полезно»][8].
Джалал ад-дин Руми, который был одним из великих мистиков и аскетов своего времени, также с горечью и пренебрежением упоминает об аскетах и их ограниченности. В своем рассказе об аскете, который бесцеремонно разбил кувшин с вином эмира, а затем убежал, Мавлана следующим образом излагает эту историю со слов соседей аскета, которые пришли заступиться за него:
او چه داند امرِ معروف از سگى طالبِ معروفى است و شهرگى
تا بدين سالوس خود را جا كند تا به چيزى خويشتن پيدا كند
كو ندارد خود هنر الاّ همان كه تسلّس مىكند با اين و آن
«Что он знает о том, как повелевать (другим) поступать правильно?
Он бесцеремонно стремится к славе и известности,
Чтобы с помощью этого лицемерия он мог добиться положения
И каким-то образом привлечь к себе внимание,
Ибо, по правде говоря, у него нет никакого таланта, кроме лишь того,
Что он лицемерит[9] по отношению ко всем и каждому» [10].
Во всяком случае, в нашей мистической и критической литературе много говорилось об аскетизме и отшельничестве, на которые мы не будем обращать внимания. Единственный важный момент заключается в том, что с этой точки зрения аскеты не были достаточно популярны. В наши дни аскетизм в указанном смысле всё также неприемлем. Нам достаточно представить, что в один прекрасный день все люди в обществе решат стать аскетами. То есть семейные союзы распадутся, социальная жизнь будет нарушена, экономическая активность застопорится, каждый направится в горы и леса, укроется в своем уголке и будет заниматься своими собственными делами.
Несомненно, аскетизм в этом смысле не только аморален на индивидуальном уровне, но и является пороком, а на политической арене он является проявлением низости и источником социальной отсталости. Что же тогда подразумевается под аскетизмом и простой жизнью, о которых много говорилось в высказываниях Непогрешимых (мир им!), и которые Имам Хомейни так часто подчеркивал, обращаясь к правительственным чиновникам?
Позитивный аскетизм
Итак, чтобы представить правильную картину идеального исламского аскетизма, мы изложим его особенности и аспекты в виде вопросов и ответов:
Что такое аскетизм?
Имам Али (мир ему!), ссылаясь на Священный Коран и будучи одним из пионеров аскетизма в свое время, описывает аскетизм таким образом:
«Весь аскетизм заключен между двумя выражениями Корана. Аллах, Пречист Он и Возвышен, говорит: «Не печальтесь о том, что ускользнуло от вас, и не ликуйте из-за того, что было вам дано»[11].
Тот, кто не печалится о том, чего ему не хватает, и не радуется тому, что к нему приходит, обретает аскетизм с обеих его сторон[12].
Как таковой, аскетизм не имеет никакого отношения к бедности и нищенству. Аскетизм – это психологическое состояние и своего рода внутренняя свобода. В этом отношении аскет – это тот, кто остается таким, даже если он богат, и, если он потеряет все свое имущество, он не будет оглядываться на свое прошлое и беспокоиться об этом.
Он настолько владеет собой, что, если бы ему был дан весь мир, он все равно не потерял бы и не забыл себя. На самом деле аскетизм – это своего рода овладение собой, контроль над собой и регулирование своих эмоций. В этом смысле неимущий человек не только не может быть аскетом, но для того, чтобы узнать, аскетичен он или нет, у него должно быть богатство.
Неимущему человеку нечего терять. Мы можем говорить об аскетизме только тогда, когда человек имеет богатство, а затем теряет его, но все еще способен сохранять и подкреплять свое духовное мастерство. Имам Али (мир ему!), описывая таким образом аскетизм и ведя аскетическую жизнь, был при этом продуктивным человеком, и даже во времена своего халифата, несмотря на все свои занятия и заботы, он никогда не прекращал своей экономической деятельности.
На протяжении всей своей жизни он работал так же, как и другие работники, но не для себя, а скорее в благотворительных целях. В тот самый день, когда люди присягнули ему на верность, он взял в руки лопату и кирку и пошел заканчивать работу, которую делал. Он копал колодец, копал его своими собственными руками. Кого следовало поздравить, когда хлынула вода? Он сказал, что следует поздравить тех, кто унаследует это, и попросил, чтобы ему принесли перо и бумагу, чтобы он тут же мог посвятить колодец благотворительным целям[13].
Следовательно, аскетизм не имеет прямого отношения к бедности. Аскетизм подразумевает свободу от нужды, а не зависимость и паразитизм. Нищий, который жаждет богатства, – это не аскет, тогда как богатый человек, который не привязан к своему богатству – аскет. Таким образом, аскетизм означает использование удобств по мере необходимости, но не более того. Аскетизм подразумевает наслаждение благами ради достижения целей, а не превращение самих этих благ в цели. В этом смысле аскетизм противоположен расточительности, а «щедрость – это то, к чему стремятся люди, даже если они, возможно, меньше всего в этом нуждаются»[14].
Является ли аскетизм воздержанием от благ?
Итак, некоторые думали, что аскетизм означает воздержание от благ и дозволенных удовольствий, и воображали, что аскет – это тот, кто воздерживается от еды, питья и ношения одежды сверх того, что необходимо ему для выживания. История Суфьяна ас-Саури, аскета, который придрался к Имаму ас-Садику (мир ему!) за то, что тот носил красивую одежду, является выражением этого неправильного взгляда на аскетизм. Руководствуясь такими же мыслями, ‘Асим ибн Зийад аль-Хариси бросил свою жену и ребенка, забился в угол, закрыл глаза на все божественные милости и рассматривал такое поведение как добродетель. Но Имам Али (мир ему!) спас его от неправильного представления, расценив это как результат сатанинских внушений, и сказал ему: «Неужели ты считаешь, что если ты будешь пользоваться тем, что Аллах сделал для тебя дозволенным, Он не удовольствуется тобой?»[15]
Опровергая это неприемлемое мнение, Священный Коран говорит: «Скажи: «Кто запретил украшения Аллаха, которые Он даровал Своим рабам, и прекрасный удел?». Скажи: «В мирской жизни они предназначены для тех, кто уверовал, а в День воскресения они будут предназначены исключительно для них». Так Мы разъясняем знамения людям знающим»[16]. Точно так же Коран настойчиво призывает верующих быть чистыми и разумными, повелевая им: «О сыны Адама! Облекайтесь в свои украшения при каждой мечети. Ешьте и пейте, но не излишествуйте, ибо Он не любит тех, кто излишествует»[17].
В принципе, с этой точки зрения воздержание от еды и питья не может считаться добродетелью. Верующие хорошо выглядят, они едят и пьют в соответствии со своими жизненными потребностями. Что им было запрещено, так это расточительность, а на современном языке это значит «расточать дарованные Богом блага», а не «лишать себя этих милостей». Беглый взгляд на жизнь Непогрешимых (мир им!) демонстрирует правильность именно такого подхода.
Благороднейший Посланник (да благословит Аллах и приветствует его и его род!) так любил пользоваться духами, что пропускал свой ужин, чтобы раздобыть необходимые ему духи. Если в его распоряжении не было духов, он смачивал надушенный шарф своей жены и протирал им лицо, чтобы надушиться. Точно так же, перед выходом на улицу он всегда смотрел на себя в зеркало или в воду и приводил себя в порядок, чтобы всегда быть воплощением красоты и хорошо выглядеть. Он наносил так много благовоний, что в результате его борода становилась белой[18].
Итак, такова была стезя истинных аскетов. Теперь давайте сравним это с высказыванием Давуда ат-Таи, который утверждал, что у него не было достаточно времени, чтобы расчесать или подстричь свою растрепанную бороду, или с высказыванием другого человека, который был доволен своей неряшливостью, или с высказыванием другого деятеля, а именно Малика ибн Динара, который утверждал, что не ел мяса в течение двадцати лет и очень этим гордился, а также сказал: «Я не понимаю смысла утверждения о том, что если человек не ест мяса в течение сорока дней, его интеллект снижается. Я не ел мяса двадцать лет, и мой интеллект растет с каждым днем»[19]. Очевидно, это относится к хадису, приписываемому Благороднейшему Посланнику (да благословит Аллах и приветствует его и его род!), в котором говорится: «Тот, кто не ел мяса в течение сорока дней, тому нужно снова произнести азан в его ухо».
Об этом Малике рассказывают и другую историю, которая, если принять ее за правду, не только не подтверждает его добродетельности, но и несовместима с неоспоримыми принципами религии. История такова:
«В течение сорока лет он [Малик] жил в Басре и никогда не ел свежих фиников. Когда наступал сезон спелых фиников, он говорил: «Жители Басры, смотрите, мой живот не уменьшился от того, что я не ел их, а вы поедаете их ежедневно, но ваши животы ничуть не стали больше». По прошествии сорока лет на него накатило чувство беспокойства. Как бы он ни старался, он не мог справиться с тягой к свежим финикам. Наконец, через несколько дней, в течение которых желание с каждым днем усиливалось, в то время как он постоянно отказывал себе в утолении своего аппетита, он больше не мог сопротивляться назойливости своей плотской души.
«Я не буду есть свежие финики, – запротестовал он. «Или убей меня, или умри!»
В ту ночь раздался голос с небес.
— Ты должен съесть немного фиников. Освободи свою плотскую душу от рабства.
После этого ответа его плотская душа, найдя возможность, начала кричать.
«Если ты хочешь фиников, – сказал Малик, – то постись неделю, ни разу не позавтракав, и молись всю ночь. Тогда я дам тебе немного».
Это удовлетворяло его плотскую душу. Целую неделю он молился всю ночь и постился весь день. Затем он пошел на рынок, купил несколько фиников и отправился в мечеть, чтобы съесть их, но какой-то мальчик крикнул с крыши:
«Отец! Еврей купил финики и идет в мечеть, чтобы съесть их».
«Какое дело еврею до мечети?» – воскликнул мужчина и побежал посмотреть, кто бы это мог быть. Увидев Малика, он пал к его ногам.
— Что сказал мальчик? – стал допытываться Малик.
— Простите его, господин, – взмолился отец мальчика. – Он всего лишь ребенок и ничего не понимает. В нашем квартале живет много евреев. Мы постоянно постимся, а наши дети видят, как евреи едят днем. Поэтому они полагают, что каждый, кто ест что-либо днем, еврей. Он сказал это по неведению. Прости его!
Когда Малик услышал это, его душу охватил огонь. Он понял, что ребенку было внушено сказать именно то, что он сказал.
«Господи Боже, – воскликнул он, – я не ел никаких фиников, а Ты назвал меня евреем устами невинного ребенка. Если я съем финики, Ты объявишь меня неверующим. Клянусь Твоей славой, я никогда не съем хоть один финик!»[20]
Очевидно, скрытый голос насмехался над ним. Кроме того, дневной и ночной пост в течение целых семи дней, даже если это возможно, безусловно, запрещен [харам] и может считаться «непрерывным постом» [рузе-йе висаль], который строго запрещен исламом.
Тем не менее, у нас есть множество аналогичных историй. Однако, независимо от того, как мы это называем, мы не можем рассматривать их как пример аскетизма, который является одним из учений Непогрешимых (мир им!). Посланник Аллаха (да благословит Аллах и приветствует его и его род!), а также другие Непогрешимые (мир им!) ели мясо, финики и другие разрешенные продукты питания. Они не запрещали себе ничего из того, что Бог разрешил им. В разгар Верблюжьей битвы Имам Али (мир ему!) попросил воды, но ему принесли медовый сироп. Он выпил его и сказал, что мед – это мед Таифа»[21].
Это спокойствие и самообладание, которые не смогла поколебать в уме Имама (мир ему!) даже такая страшная битва, удивили других, и ‘Абдаллах ибн Джа‘фар, племянник Имама (мир ему!) по отцовской линии, спросил его: «Как в таких условиях ты смог определить место происхождения меда только по вкусу?», на что он ответил: «Сын мой, клянусь Богом, ни одно из мирских дел никогда не удовлетворяло твоего дядю»[22].
Даже если Имам (мир ему!) обычно воздерживался от употребления пищи или ношения (дорогой) одежды, в этом определенно заключался некий социальный смысл, и его поступок не был неуместным. На самом деле, в этом содержался некий урок и назидание для губернаторов. После того, как Имаму сообщили, что его губернатор в Басре Усман ибн аль-Хунайф принял приглашение одного из богатых людей города на пир, он в письме сделал ему замечание, отговорил его от повторения подобных действий и напомнил ему, что он сам, будучи халифом мусульман, носит две одежды и довольствуется двумя лепешками хлеба, а затем призвал государственных чиновников следовать этой практике. Он подчеркнул, что это воздержание и аскетизм не были вызваны нуждой и нищенством, а затем сказал:
«Если бы я пожелал, я мог бы выбрать путь, ведущий к [мирским удовольствиям, таким как] чистый мед, проростки пшеницы и шелковая одежда, но мои страсти и жадность не могут заставить меня выбирать хорошую еду, когда в Хиджазе[23] или в Ямаме[24] могут быть люди, у которых нет никакой надежды получить хлеб или нет полноценного обеда»[25].
Эта воздержанность показывает высоту его человечности. Имам вел аскетичный образ жизни, потому что чувствовал, что, возможно, другие не могут одеваться и питаться так, как им нравится. Это сильно отличалось от того, что делал Малик ибн Динар, предававшийся своего рода самоистязанию.
В другом случае Имам (мир ему!) излагает философию, стоявшую за этим самоуничижением. Когда он запретил Ибн Зияду уединяться и умерщвлять свою плоть, тот спросил: «Почему же ты тогда так суров к самому себе?», на что Его Светлость ответил: «Горе тебе, я не такой, как ты. Несомненно, Аллах, Возвышенный, обязал истинных предводителей жить подобно бедным людям, чтобы они не мучились от своей бедности»[26]. И он счел это терпимым. Таким образом, когда он сам увидел, что кто-то из его товарищей построил огромный дом, он сказал ему, что ему не нужен дом такого огромного размера, если только он не предназначен для приема гостей и установления отношений с родственниками[27] и будет использоваться в качестве средства обеспечения социального взаимодействия и оказания помощи другим.
Следовательно, аскетизм означает не бедность и обездоленность или лишение себя [дарованных Богом] милостей, а своего рода независимость и отрешенность от мирских благ, отсутствие привязанностей и, по словам Хафиза, свободу от привязанностей любого «цвета»:
غلامِ همّت آنم كه زيرِ چرخ كبود ز هرچه رنگ تعلق پذيرد آزاد است
«Я раб усердия того, кто под небом (мира)
Свободен от привязанностей любого цвета»[28].
Является ли аскетизм препятствием для экономической деятельности?
Некоторые полагали, что аскетизм означает одиночество и затворничество, приходя к выводу, что он противоречит любому виду экономической деятельности и, следовательно, социальному прогрессу. Причиной этого было то, что они считали, будто бы аскетизм призывает человека меньше есть и пить, быть безразличным к миру и сводить к самому минимуму свои желания, в то время как предпосылкой любого вида экономической деятельности и социального развития является долгосрочное планирование и активное присутствие в обществе.
Итак, они приходят к выводу, что если все люди должны быть аскетами, то не будет никаких признаков оживленной экономической деятельности, развития и прогресса общества.
Конечно, некоторые понимают аскетизм как затворничество, монашество и уединение. Нельзя упускать из виду тот факт, что иногда, на различных этапах жизни человека, уединение необходимо, и, оставаясь в одиночестве, человек может уединиться и поразмыслить о самом себе. Таким образом, в нашей религиозной традиции и‘тикаф [уединение в мечети для совершения молитв и других благочестивых действий] имеет особый статус.
Посланник Аллаха (да благословит Аллах и приветствует его и его род!) иногда отправлялся в пещеру Хира, а иногда уединялся в мечети и предавался размышлениям, но это происходило лишь на короткое время. На самом деле уединение – это лекарство и своего рода кратковременное расслабление, а не стратегия на всю жизнь. По словам Уилла Дюранта[29], «уединение – это лекарство и своего рода терапия посредством воздержания, но оно не может быть пищей. Как сказал однажды и навеки Гёте[30], «Человеческие привычки и наклонности развиваются только в пучине неразберихи этого мира»[31].
Итак, аскетизм не следует приравнивать к простому уединению. Следовательно, аскетизм не только не является препятствием для экономической деятельности, но и в свете того великодушия, которое он порождает в человеке, предостерегая его от чрезмерного восторга по поводу своего имущества, может способствовать экономической активности.
Это особенно верно, если экономическая деятельность является добродетелью и своего рода религиозным поклонением [‘ибада]. Полагая, что экономическая деятельность несовместима с поклонением Богу и упованием на Него [таваккуль], некоторые сподвижники Непогрешимых (мир им!) отказывались от всех начинаний и оставались в своих домах. Но Святые Непогрешимые (мир им!) отговаривали их от этого и говорили, что мольбы таких людей не будут приняты Богом, и что каждый должен прилагать усилия, чтобы искать пропитание.
Один из этих людей попросил Имама ас-Садика (мир им!) помолиться за него и попросить у Бога, чтобы Он дал ему пропитание без необходимости прилагать какие-либо усилия с его стороны. Имам (мир ему!) сказал: «Я не буду молиться за тебя, поскольку Бог повелел тебе стремиться к пропитанию»[32]. Аналогичным образом Посланник Аллаха (да благословит Аллах и приветствует его и его род!) сказал: «Поклонение состоит из семидесяти частей, среди которых наиболее важной является поиск дозволенного [халяль] пропитания»[33]. Экономическая деятельность, с точки зрения Имама ас-Садика (мир ему!), настолько благословенна, что он повелел Хишаму: «Если ты видишь, как вспыхнула война, и противники заняли свои позиции, ты не должен прекращать свою экономическую деятельность»[34].
Мы также подробно остановились на истории Имама ас-Садика (мир ему!), занятого работой в условиях сильной жары и столкнувшегося с возражением со стороны его соратников. И нам известен его ответ[35].
С другой стороны, бедность, согласно исламу, является не добродетелью, а скорее чем-то постыдным.
Таким образом, в мольбах Непогрешимых (мир им!) мы видим, как они искали прибежища у Бога от бедности. Имам Али (мир ему!) называет нужду величайшей смертью[36]. Он (мир ему!) говорит своему сыну Мухаммаду ибн аль-Ханафиййи: «О сын мой, я боюсь, как бы тебя не постигла нужда. Итак, ты должен искать защиты у Аллаха от этого, потому что нужда – это недостаток религиозной веры, неразумие, и она способствует ненависти к усердным людям»[37].
Поэтому мы видим, что тот самый человек, который рассматривает аскетизм как добродетель и призывает людей к нему, клеймит нищету как нечто отвратительную и источник осквернения религии и разума.
Итак, вопрос в следующем: не сказывается ли появление аскетизма на общем уровне экономической деятельности? Ответ – «нет». Даже в наши дни есть страны, где аскетизм заложен в самых недрах их культуры, но в то же время они переживают пик экономического процветания и бума. Мы имеем в виду Японию.
В культуре Японии есть то, что можно приблизительно считать эквивалентом аскетизма в нашей религии – это ваби. Ваби означает «не привязываться к вещам этого мира, таким как богатство, власть и слава, и, несмотря на все это, глубоко переживать самые драгоценные вещи, которые стоят выше времени, пространства и статуса»[38].
Это слова, сказанные одним из самых известных японских культурологов и мастеров дзен, который сам является приверженцем этого образа жизни. «Ваби раскрывает всю полноту японской культуры»[39].
Она присутствует во всех аспектах индивидуальной и общественной жизни японцев и наложила свой отпечаток на архитектуру, промышленность и другие аспекты современной жизни в Японии. Даже богатые японцы, которые посвящают всю свою жизнь производству и снова, постоянно делают инвестиции, ведут в основном аскетический образ жизни, основанный на доктрине ваби. Они работают и создают богатство, поскольку считают его святым и благословенным. В то же время они ведут аскетичный и дисциплинированный образ жизни.
Они воздерживаются от расточительности в своей жизни, поскольку верят в доктрину ваби. Нам лучше послушать, что говорит по этому поводу председатель совета директоров огромного концерна Daewoo, южнокорейец Ким Ву Чун, один из самых трудолюбивых экономических деятелей, который упрекает некоторых своих соотечественников в расточительности и призывает их учиться у японцев:
«Хотя уровень жизни японцев намного выше нашего, их образ жизни гораздо более умеренный. Даже высокопоставленные директора гигантских японских корпораций живут в домах площадью 100-130 метров с очень простой мебелью. Председатель совета директоров знаменитой компании Toshiba имеет годовую зарплату примерно в 100 миллионов иен, но живет в 83-метровом доме. Его ежемесячные расходы также не превышают 15 000 иен, но в [Южной] Корее у некоторых менеджеров небольших компаний есть 330-метровые дома с роскошным импортным оборудованием и мебелью»[40].
Эти слова были произнесены человеком, который сам провел почти всю свою жизнь в поездках, занимался подписанием контрактов и созданием богатства. Он говорит, что испытывает радость от увеличения богатства своей страны, а не столько стремится к личному удовольствию от своего богатства и процветания. Сделав акцент на интенсификации экономической активности, он рекомендует: «Давайте будем трудолюбивыми и честными»[41]. По мнению этого экономического гуру, «японцам нет равных в бережливости. Именно эта бережливость превратила Японию сегодня в одну из богатейших стран на земле. Иногда чему-то приходится учиться у других, и у нас нет иного выбора, кроме как стыдиться себя перед лицом бережливости и скромной жизни японцев»[42].
Далее, он призывает народ [Южной] Кореи:
«Следовательно, чем больше у вас имущества, тем более бережливыми вы должны быть в своей жизни, ибо благодаря бережливости и усердию вы несете ответственность за то, чтобы вести свое общество к желаемому и полезному. Вы должны иметь в виду, что одним из величайших препятствий на пути прогресса любого общества является неумеренность и чрезмерное потребление»[43].
Следовательно, аскетизм – это добродетель, и он не только не является несовместимым с другими ценностями, такими как работа и активность, но даже необходим для них. Теперь мы понимаем полезность и важность аскетизма. На данном этапе было бы неплохо указать на три фундаментальных элемента исламского аскетизма, на которые указал Мотаххари. По его словам, основными элементами аскетизма являются следующие принципы:
(1) Естественные и физические наслаждения не являются единственными факторами достижения счастья;
(2) Индивидуальная судьба неотделима от судьбы общества;
(3) Пока душа соединена с телом, она обладает преимуществом перед ним[44].
Придерживаясь такого же представления об аскетизме и позитивного взгляда на него, Имам Хомейни призывает государственных чиновников вести себя в своей жизни аскетично, принять простую жизнь в качестве своего идеала и на этом пути рассматривать Имама Али (мир ему!) в качестве своего лидера и образца.
В чем политическая польза аскетизма?
С политической точки зрения аскетизм и простая жизнь – это не просто моральные добродетели; скорее, это политическая необходимость. Человек может выйти на политическую арену и проводить этическую политику только при условии, что у него нет привязанности и преданности материи, положению и власти. В какой мере человек становится зависимым от них, в такой мере будет уменьшаться возможность его «продвижения» и прогресса.
Попробуйте представить себе альпиниста, желающегося подняться на вершину, которую можно покорить за одну ночь. Если этот альпинист действительно опытный, он возьмет с собой только то, что ему понадобится на один день и одну ночь, расчитывая максимум на четыре приема пищи. Итак, чем больше этот человек увеличивает вес своего рюкзака, тем тяжелее будет даваться ему восхождение, и, проходя маршрут, он будет больше уставать. Неопытные альпинисты и новички постоянно сталкивались с этим горьким опытом, когда брали с собой снаряжение, которого было больше, чем нужно, и оно давило им на плечи, заставляя пожалеть о том, что они не отправились в путь с более легким грузом.
То же самое верно и на политической арене. У кого много финансовых, эмоциональных, социальных и экономических привязанностей, те имеют меньше шансов удержать свою лодку на плаву в этой бурной реке. Помимо этого, чем больше у человека привязанности к чему-либо, тем больше у него шансов быть обманутым и забыть о своей цели. На самом деле, государственных деятелей убивают не пули, а пули, покрытые сахарной пудрой.
Беглый взгляд на историю подтверждает представление о том, что очень многие государственные деятели соблазнились видом золота или иллюзией власти и великолепия, предав свои идеалы и страну. Напротив, история показывает, что единственными государственными деятелями, добившимися успеха, были те, кто избрал своим девизом и средством простую жизнь. Если говорить о наших религиозных преданиях, то можно упомянуть об Имаме Али (мир ему!), историю этого великого человека часто рассказывают и пересказывают заново.
Из числа современников стоит упомянуть Ганди. Человек по имени Ганди, у которого было несколько метров холста ручной работы, покрывающего его тело, ручная прядильная машина и дойная коза, добился обретения независимости Индией и своей духовной силой внушил страх британскому колониализму. В современной истории Ирана можно упомянуть покойного аятоллу Сейеда Хасана Модарреса[45].
Он был человеком, рядом с которым такие люди, как Реза-хан[46], были беспомощны. Последний спросил у Модарреса: «Сеид, чего ты хочешь от меня?» Он ответил: «Я хочу, чтобы ты больше не был [у власти]». Только благодаря своей непоколебимой вере, простоте и аскетизму Модарресу удалось не поддаться влиянию власти и великолепия и не забыть о своих целях. Имам описывает духовную силу Модарреса и вспоминает о нем с большим восхищением:
«Вы обратили внимание и видели историю покойного Модарреса, который был очень худощавым сеидом, [имевшим], я говорю, холщовую одежду (это одно из ругательных слов, придуманных поэтом для него — «одетый в холщовые штаны»). Такой человек противостоял такой жестокости, что любой, кто знаком с теми временами, знает, что время Реза-шаха было не таким, как время Мохаммад-Реза-шаха. Когда там царила тирания, которая, возможно, не так хорошо нам знакома, он противостоял такому человеку (тирану). В Меджлисе (Реза-хан) однажды спросил у него: «Чего ты хочешь от меня?» Он ответил: «Я хочу, чтобы ты больше не был [у власти]. Я больше не желаю видеть тебя [у власти]». Этот человек… раньше я ходил в медресе Сепахсалар … читать лекции.
Однажды я присутствовал на его занятиях; оказалось, что ему больше нечем было заняться: это был простой теолог, занимавшийся преподаванием. У него был такой сильный характер… Даже в те дни, когда он посещал заседания Меджлиса, все его очень уважали… Казалось, парламент ждал прихода Модарреса. Хотя они не были настроены к нему положительно, весь парламент будто бы чувствовал, что чего-то не хватает всякий раз, когда Модарреса там не было. Однако, стоило ему появиться, то будто бы происходило что-то новое. В чем была причина этого? Это было связано с тем, что он был человеком, который не обращал внимания на положение, собственность и тому подобное. Он ни на что не обращал внимания, никакая должность не могла его привлечь… Почему это было так? Это было потому, что он был честен. Он не был привязан к плотским желаниям… И при этом он никого не боялся… Это было потому, что он был свободен от плотских желаний. Он был честен и не зависел [ни от чего и ни от кого]»[47].
Следовательно, политическое мужество, интеллектуальная свобода, разум и сила практических инноваций проявляются только тогда, когда политик свободен и честен [варасте], не являясь зависимым [вабасте] — это и есть аскетизм. С этой точки зрения аскетизм означает не отказ от еды, питья и ношения (красивой) одежды. В принципе, этот индивидуальный уровень сопряжен с проблемами. На самом высоком уровне аскетизм – это та самая свобода и независимость, которые возникают только тогда, когда человек освобождается от разного рода привязанностей. Благороднейший Посланник (да благословит Аллах и приветствует его и его род!), который смог очистить весь Аравийский полуостров от скверны многобожия, преуспел именно благодаря тому факту, что, помимо оказания ему Божественной помощи, он также был свободен от различных привязанностей, был честен и не испытывал нужды, несмотря на всю свою власть и в несмотря на то, что «он был наместником Бога [халифатуллах], все могли видеть его, а когда он сидел в мечети, они не могли узнать его, и тот, кто входил (в мечеть), не узнавал его, потому что не было такого понятия, как сидение на почетном или менее почетном месте в мечети»[48].
Простая жизнь, с точки зрения Имама, рассматривается как один из столпов государственной политики. Указывая на простой образ жизни Имама Али (мир ему!) и рассматривая его как образец, он говорит:
«Вот чего мы хотим… В Иране мы хотим, чтобы было так, чтобы, когда глава государства какой-либо страны, например, президент или премьер-министр, находится среди народа, у него не было такой привилегии, чтобы люди должны были расступаться в стороны, ахая и охая»[49].
По мнению Имама, если говорить о Посланнике Аллаха (да благословит Аллах и приветствует его и его род!), который был самой авторитетной личностью в мусульманском обществе, то «его (материальное) положение в этой жизни было ниже, чем у простых людей, которые тогда жили в Медине»[50].
С точки зрения Имама, простая жизнь не только обеспечивает независимость политических властей, но и обеспечивает их политическое будущее. Если однажды чиновники откажутся от своего простого образа жизни, народ покинет их. Обращаясь к священнослужителям, он говорил:
«Хвала Господу, что сегодня нет ничего плохого в решении политических вопросов, однако вы должны иметь в виду, что все наблюдают за вами. Поэтому вы должны сохранять свой имидж ученых. Живите скромно, в точности как улемы [религиозные ученые] прошлого… Если однажды ваш уровень жизни станет превосходить уровень жизни простых людей, то рано или поздно вы будете отвергнуты и подвергнуты остракизму»[51].
Он решительно выступал против расточительности и перечислял, одно за другим, ее негативные последствия. Некоторыми из последствий расточительности, по его словам, являются остракизм со стороны людей, зависимость и привязанность, отход от духовности, падение репутации и, наконец, духовное унижение. Даже ответственные лидеры общества не должны заниматься излишними формальностями под предлогом собственной безопасности. «Даже те, кто хочет защитить себя, должны понимать, что иногда (автомобиль) «Пейкан»[52] может быть для них безопаснее, чем любое другое транспортное средство»[53].
Некоторые ошибочно полагают, что расточительность – это символ власти, и чем более расточительны мы в жизни, тем мы могущественнее. Это представление о предполагаемой взаимосвязи между расточительностью и властью привело к тому, что проблема расточительности, или того, что называется «символами власти», была затронута в административных кругах и международных отношениях. Тот, кто рассматривает роскошь с этой точки зрения как политическую или административную необходимость, стремится обладать всеми символами власти, такими как дорогие столы и стулья, эффектные автомобили и роскошные особняки. Они используют их, чтобы продемонстрировать свою личную или национальную власть. Ищущие таких оправданий на самом деле обманывают себя и прикрывают свои скрытые желания. Несомненно одно: в долгосрочной перспективе все те, кто оказался вовлечен в игру власти (в политике) и использовал ее атрибуты, постепенно подверглись влиянию этих атрибутов и были запятнаны ими. Таким образом, эти предметы и символы не лишены своих (неприятных) последствий. На самом деле, они прочно контролируют сознание и психику человека[54].
По сути, как только политик привыкает к простой жизни, его не может одолеть никакая неудача, и он не будет испытывать чувства пустоты или потери. «Мы должны жить так, чтобы не сожалеть о том, что у нас отняли»[55].
В этическом кодексе Имама аскетизм и простая жизнь имеют такой высокий статус, что являются осью и краеугольным камнем любого движения за независимость и достоинство. Любой, кому хотелось бы безопасно ступать по извилистому и ужасному пути политики, должен быть аскетом и привыкать к простой жизни. Он должен знать, что пустынное дерево, получающее меньшее количество воды, более устойчиво. Похоже, что Имам пришел к этой точке зрения, размышляя над высказыванием нашего учителя Али (мир ему!), который говорит: «Помните, что лесное дерево лучше всего подходит для заготовки древесины, тогда как у зеленых веток мягкая кора, а дикие кусты быстро разгораются, но медленно тухнут»[56].
Именно с таким пониманием Имам Хомейни рассматривает простую жизнь как ключ к успеху и секрет счастья и достоинства в обоих мирах, говоря:
«Если вы хотите бесстрашно противостоять лжи, защищать правду, и чтобы сверхдержавы, их современное оружие, дьяволы и их заговоры не влияли на ваше психическое состояние, и не вытесняли вас со сцены, приучите себя к простой жизни и воздерживайтесь от пристрастия к богатству и положению. Большинство великих людей, оказавших выдающиеся услуги своим нациям, жили скромно и не интересовались мирской суетой.
Те, кто были и остаются пленниками низменных плотских и скотских желаний, готовы терпеть трудности и унижения, чтобы сохранить или получить (все, к чему они стремятся). Перед сатанинскими силами и властителями они смиренны и кротки, в то время как по отношению к обездоленным массам людей они деспотичны и жестоки. Но праведники выступают против них из-за того, что гуманистичиские и исламские ценности невозможно сохранить с помощью аристократического и потребительского образа жизни[57].
Поэтому, с точки зрения Имама, аскетизм и простая жизнь относятся к трем столпам этической политики. Тот, кто может идти по этому пути, подобен Якубу ибн Лайсу ас-Саффари[58], который довольствовался простым хлебом и луком и считал аскетическую жизнь своим идеалом, что позволило ему стать серьезной угрозой для халифата Аббасидов.
Заключение
В предыдущих разделах мы начали с этики, а потом перешли к политике и ее связи с этикой. Затем мы вернулись к этике и ее месту в политике. Как мы увидели, взгляд Имама Хомейни на политику является этическим, и он рассматривает ее как продолжение этики на более широком уровне.
С этой точки зрения, невозможно найти такие предписания и мораль для политики, которые были бы отделены от общих предписаний исламской этики. Любая попытка сделать политику независимой от этики, по сути, и в долгосрочной перспективе ведет к уничтожению не только этики, но и политики. Таким образом, с точки зрения Имама, не только интересы загробной жизни требуют от государственного деятеля соблюдения этических норм, но и практический разум и политическая целесообразность требуют от него соблюдения этических норм. Таким образом, увещевая законодателей исламского общества, он говорит:
«Вы должны быть учителями этики для этого общества, и все общество должно сплотиться вокруг вас… а если, не дай Бог, возникнут отклонения и проявятся эгоистические мотивы… то это, во-первых, будет представлять собой серьезное моральное вырождение перед Богом, а во-вторых, возникнет страх, что вы не сможете донести этот груз домой»[59].
Следовательно, этичное поведение во всех сферах, в частности в политической, ведет к эмоциональной и духовной возвышенности и прогрессу человека, помимо того, что является необходимым условием и требованием разума. Одной из обязанностей политических властей в исламском обществе является сохранение и продвижение исламских ценностей и идеалов, и лучший способ достичь этой цели для властей – соблюдать эти ценности, идеалы и этические принципы и исправлять самих себя.
«Сегодня тот день, когда вы должны сохранить ислам. Вы должны сохранить ислам. Сохранение ислама заключается в том, что вы должны изменить свои действия, вы должны хорошо вести себя с людьми, быть братьями людям. Вы не должны смотреть на людей таким образом»[60].
Сейед Хасан Эслами Ардакани
Источник: Эслами Ардакани, Сейед Хасан. Эмам, ахлаг, сиясат. Тегеран: Моассесе-йе танзим-е асар-е Хомейни, 1385 (2006-2007).
[1] Тазкират аль-аулия. С. 265.
[2] Кимья-йе са‘адат [Алхимия счастья]. Т. 1. С. 434.
[3] Коллективная молитва, совершаемая в пятницу.
[4] Кимья-йе са‘адат [Алхимия счастья]. Т. 1. С. 435.
[5] См. Голестан-э Са’ди. Часть 7. С. 162-168.
[6] Хафиз. С. 262.
[7] Там же. С. 470.
[8] Голестан. Часть 2. С. 88-89.
[9] То есть он прибегает к лести и притворству.
[10] Маснави. Т. 5. С. 168.
[11] Коран, 57:23.
[12] Нахдж аль-Балага. Изречение 439.
[13] Сахифе-йе Эмам. Т. 4. С. 396-397.
[14] Лашк Колаковски. Дарсха-йе кучек дар баб-е макулат-е бозорг [Простые уроки о великих предметах], пер. Роушана Вазири (Тегеран: Тарх-е ноу, 1377 с.х.). С. 85.
[15] Нахдж аль-Балага, проповедь 209.
[16] Коран, 7:32.
[17] Коран, 7:31.
[18] См. об этих правилах поведения Пророка (да благословит Аллах и приветствует его и его род!): Сайид Мухаммад Хусайн Табатабаи. Сунан ан-Наби [ТСунна Пророка] (Тегеран: Кетабфуруши-йе эсламийе, 1370 с.х.). С. 91-92.
[19] Тазкират аль-аулия. С. 53.
[20] Там же. С. 53-54.
[21] Таиф – название города, расположенного в южной части Аравийского полуострова, в 12 фарсангах к востоку от Мекки. Мед Таифа славится своим превосходным качеством.
[22] Нахдж ас-саада фи мустадрак Нахдж аль-Балага. Т. 1. С. 332.
[23] Хиджаз – регион в Западной Аравии, включающий Мекку и Медину.
[24] Ямама – еще один регион на Аравийском полуострове.
[25] Нахдж аль-Балага, письмо 45.
[26] Там же, проповедь 209.
[27] Там же.
[28] Хафиз. С. 35.
[29] Уилл Джеймс Дюрант (1885-1981) – американский педагог и популярный историк. Он написал бестселлер «История философии» (1926) и вместе со своей женой Ариэль (1898-1981) выпустил 11-томную «Историю цивилизации».
[30] Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749-1832) – немецкий поэт, романист и драматург.
[31] Уилл Джеймс Дюрант. Лаззат-е фальсафе [Радости философии], пер. Аббаса Зарьяба (Тегеран: Энтешарат ва амузеш-е энкелаб-е эслами, 1369 с.х.). С. 212.
[32] Шайх ат-Таифа Мухаммад ибн Хасан ат-Туси. Тахзиб аль-ахкам, изд. Али Акбара Гаффари (Тегеран: Нашр-е Садук, 1376 с.х.). Т. 6. С. 371.
[33] Там же. С. 372.
[34] Там же.
[35] См. там же. С. 372-373.
[36] Нахдж аль-Балага. Изречение 163.
[37] Там же. Изречение 319.
[38] Д.Т. Судзуки, Дзен ва фарханг-э джапони [Дзен и японская культура], пер. А. Пашаи. (Тегеран: Нашр-е Митра, 1378 с.х.). С. 65.
[39] Там же. С. 294-295.
[40] Ким Ву Чунг. Сангфарш-е хар хиябан аз тала аст [Булыжник каждой улицы сделан из золота], пер. Мохаммада Сури (Тегеран: Энтешарат-э Симин, б.д.). С. 259.
[41] Там же. С. 263.
[42] Там же. С. 260.
[43] Там же. С. 263.
[44] См.: Мортаза Мотаххари, Сейри дар Нахдж оль-Балаге [Обзор Нахдж аль-Балага] (Тегеран: Садра, 1376 с.х.). С. 232.
[45] Сейед Хасан Модаррес [1859-1938] был одним из величайших религиозных и политических деятелей в новейшей истории Ирана. Он получил начальное образование в Исфахане, а затем отправился в города святынь (города Ирака, где похоронены некоторые из имамов: Наджаф, Карбала и Казимайн), где получил дальнейшее образование у таких ученых, как мулла Мухаммад Казим Хурасани, а после получения степени иджтихада вернулся в Исфахан и начал преподавать фикх и его методологию [усуль]. В 1909 году, во время выборов в Национальное собрание второго созыва, он был избран муджтахидами и улемами Наджафа в качестве одного из пяти муджтахидов, которые должны были наблюдать за процедурой принятия законов. Во время работы Национального собрания третьего созыва он снова был избран членом парламента. Когда Реза-хан совершил свой государственный переворот, Модаррес был арестован и отправлен в ссылку, но после освобождения он снова был избран народом и вошел в парламент. В Национальном собрании четвертого созыва он возглавил оппозиционное большинство против Реза-хана. Во время работы Национальных собраний пятого и шестого созывов он выступил против предложения о создании республики, за которое выступал Реза-хан, желая заменить конституционное правление, и отговорил парламент одобрить его. Он был решителен в своей борьбе с Реза-ханом, так что шах нанял наемного убийцу, чтобы убить Модарреса, а когда тот избежал покушения, отправил его сначала в ссылку в отдаленный городок Хаф недалеко от афганской границы, а затем в Кашмар, где одиннадцать лет спустя, в 1938 году, агенты шаха отравили его. Таким образом, одна из величайших политических и религиозных личностей Ирана приняла мученическую смерть на пути Аллаха. Модаррес обладал выдающимися качествами, и хотя он был человеком с большим политическим и религиозным влиянием, он жил очень просто. Имам Хомейни всегда отзывался о нем с большим уважением. Лидер революции по случаю реставрации могилы Модарреса писал: «В то время, когда ломались перья, замолкали голоса и сжимались глотки, он никогда не переставал раскрывать правду и уничтожать ложь…. этот немощный ученый, слабый телом, но сильный духом, радостный от веры, искренности и правды, обладавший языком, подобным мечу Хайдара аль-Каррара (Имама Али), стоял перед ними, выкрикивал правду и раскрывал преступления, осложняя жизнь Реза-хана и омрачая его дни. Наконец, он пожертвовал своей собственной жизнью на пути драгоценного ислама и благородной нации, принял мученическую смерть в изгнании от рук палача деспотичного шаха и присоединился к своим добродетельным предкам».
[46] Реза-хан, основатель династии Пехлеви в Иране, также известный как Реза-шах, и отец Мохаммад-Реза-шаха, организовал государственный переворот в Иране в 1299 году хиджры [1920] на основе плана, разработанного британцами. В 1925 году он был коронован. До организации государственного переворота он был командиром казачьей бригады в городе Казвин. В 1941 году, когда Иран был оккупирован союзными войсками, Реза-шах по приказу лидеров союзников отрекся от престола в пользу своего сына Мохаммад-Реза-шаха Пехлеви, которого лидеры союзников сочли подходящим человеком для правления Ираном. Политическая атмосфера, возникшая в результате этих изменений, проложила путь к пятилетнему периоду либерализации. Британцы также отправили Реза-шаха в ссылку на остров Маврикий к югу от Мадагаскара в Индийском океане, и он наконец умер в 1944 году в Йоханнесбурге (Южная Африка).
[47] Сахифе-йе Эмам. Т. 16. С. 451-453.
[48] Там же. Т. 9. С. 190.
[49] Там же. Т. 8. С. 429.
[50] Там же. Т. 4. С. 219-220.
[51] Там же. Т. 18. С. 452-453.
[52] «Пейкан» – это торговая марка автомобилей, производимых в Иране в течение многих лет, которая известна своей старомодностью и несовременностью.
[53] Там же. Т. 19. С. 318.
[54] Информацию об этих символах власти, их функциях и обманах смотрите в книге Хойла Далтона и Цинциннати Уоттса «Человеческие отношения»: Hoyle Dalton and Cincinnati Watts, Human Relations (Ohio: Southwestern Publishing House, 1992), pp. 216-219.
[55] Там же.
[56] Нахдж аль-Балага, письмо 45.
[57] Сахифе-йе Эмам. Т. 18. С. 471.
[58] Якуб ибн Лайс ас-Саффари: основатель династии Саффаридов в Иране, которая сопротивлялась халифату Аббасидов.
[59] Там же. Т. 12. С. 351.
[60] Там же. Т. 8. С. 381-382.