Фуад Аджами. Исчезнувший Имам: Муса ас-Садр и шииты Ливана. Пролог: Исчезновение Имама Мусы ас-Садра
Летом 1978 года Муса ас-Садр, духовный лидер мусульман-шиитов в Ливане, таинственно исчез во время визита в Ливию. Будто повторяя шиитский нарратив о «Скрытом Имаме», этот современный имам оставил своих последователей в неведении о его местонахождении и судьбе, вдохновив их на то, чтобы на протяжении последующих лет отстаивать его наследие и ожидать его возвращения. Прибыв в Ливан в 1959 году из Ирана никому неизвестным ученым, он постепенно взял на себя роль харизматичного муллы и сыграл важную роль в превращении шиитов, тихого и угнетенного исламского меньшинства, в убежденных политических активистов. Каким человеком был Муса аль-Садр? Какие убеждения в шиитской доктрине воплощала его жизнь? Как он вписался в клубок сложных взаимоотношений между враждующими группировками Ливана? Что стояло за его исчезновением? В своем увлекательном и убедительном повествовании американский автор ливанского происхождения Фуад Аджами воскрешает забытую историю ливанских шиитов, показывая связь и переплетение жизни и творчества Мусы ас-Садра с более крупными событиями прошлого и настоящего шиитского мира.
Летом 1978 года история Сайида Мусы ас-Садра, или Имама Мусы ас-Садра, как его называли его последователи в Ливане, подошла к подобающему для шиита концу: священнослужитель, родившийся в иранском Куме и появившийся в Ливане в 1959 году, исчез в Ливии во время визита к правителю Ливии полковнику Муамару Каддафи. Муса ас-Садр, политически активный и священнослужитель и противоречивая фигура, прибыл в Ливию 25 августа, а в последний раз его видели 31 августа в отеле Триполи. Он направлялся на встречу с полковником Каддафи, как сказал он группе ливанцев, которые столкнулись с ним в дороге. О нем и двух его спутниках — священнослужителе и журналисте — больше ничего не было слышно. Муса ас-Садр приехал в Ливан молодым человеком, ему был тридцать один год. Ему шел пятидесятый год, когда он совершил свою судьбоносную поездку в Ливию. Ливийцы утверждали, что он вылетел в Италию 31 августа рейсом авиакомпании Alitalia. Итальянские доказательства опровергали заявление руководства Ливии. В Рим прибыл только его багаж, который был зарегистрирован в отеле Holiday Inn двумя ливийцами, выдававшими себя за Мусу ас-Садра и его попутчика-мирянина, один из которых даже был одет в одежду священнослужителя.
Трезвомыслящие люди были уверены, что Муса ас-Садр был убит Каддафи. Но верные последователи священнослужителя остались сидеть под его плакатами, повторяя его слова, ожидая его «возвращения». После его исчезновения шиитская политика в Ливане во многом была борьбой за царство и наследие исчезнувшего имама.
Реальность сымитировала шиитский миф и послужила ему в Ливии тем летом 1978 года. Согласно шиитской доктрине, двенадцатый из имамов (преемников Пророка по линии его дочери Фатимы) исчез из поле зрения обычных людей в 873-874 годах, чтобы вернуться в будущем и наполнить землю справедливостью. Это доктрина гайбы, сокрытия Скрытого Имама. Это произошло в результате испытаний, с которыми столкнулся на раннем этапе шиизм, воинствующее меньшинство в царстве ислама.
Согласно шиитским традициям, все одиннадцать предшествующих имамов пали в бою, были отравлены или умерли в тюрьме от рук несправедливых узурпаторов власти. По своей сути шиитская история была историей узурпаций. Истории мученичества (аль-макатиль) имамов повествуют о том, как добродетельным преемникам Пророка было отказано в правлении и наследстве, которые должны были принадлежать им. Пророк основал государство: это было одновременно религиозное и политическое правление. Он умер в 632 году, примерно через два десятилетия после того, как получил откровение. В борьбе за его наследство сторонники, шииты из семьи Пророка, утверждали, что законным наследником является двоюродный брат и зять Пророка Али, а после него – потомки Пророка.
Но политическому правлению не суждено было принадлежать Али или его потомкам: оно трижды подряд переходило по наследству. Под властью первых трех халифов (преемников Пророка), Абу Бакра, Умара и Усмана, ислам вышел за пределы его арабской прародины, распространившись в Сирию, Ираке, Иране и Египте. Его распространение стало делом богатства и власти. Однако для шиитов Али история обернулась узурпацией: мирское восторжествовало над теократическим идеалом. Халифат, наконец, оказался в руках Али спустя четверть века после смерти Пророка. Но это произошло во времена раздора в мусульманском государстве. После непродолжительного и вызывавшего споры правления Али был убит, а его сын и назначенный преемник Хасан отрекся от престола в пользу Муавии, губернатора мусульманской провинции в Сирии, человека из рода Бану Умайя, чей лидер был врагом Пророка. Омейяды навязали мусульманской общине систему наследственного правления. Столетие спустя они были свергнуты другой династией, Аббасидами, которая манипулировала народным культом семьи Пророка в своих интересах. Аббасиды подняли восстание во имя Ахль аль-Байт (Семьи Пророка), но, одержав победу, они продолжали править мечом.
Вопреки этой мирской истории о династическом триумфе шииты Али и его потомков, а также обездоленные исламского мира выдвинули идею об имаме (религиозном и политическом лидере) как истинном наследнике власти Пророка. Имамат передавался через насс, специальное назначение, передаваемое от одного законного имама к его преемнику. В глазах этих ярых приверженцев имамы, потомки Пророка по линии его дочери Фатимы, были носителями послания ислама и истины. Один имам за другим устранялся, так что традиция сохранялась. А затем, примерно через два столетия после убийства первого имама, двенадцатый имам, будучи младенцем, исчез, чтобы правитель не причинил ему вреда. После своего исчезновения двенадцатый имам оглашал свою волю через четырех своих заместителей в течение периода, известного как аль-Гайба ас-Сугра, «малое сокрытие». Затем наступило «великое сокрытие», последовавшее после кончины последнего из четырех наместников в 939 году: аль-Гайба аль-Кубра. История свелась к узурпации. Люди ждали возвращения Скрытого имама. В этом мессианском воззрении, которое по своей сути разделяет сотериологический подход еврейской и христианской эсхатологии, Скрытый Имам возвращается как великий мститель, махди, спаситель. В этой вере, порожденной невзгодами и политической узурпацией, шииты прибегали к авторитету пророка Мухаммада. Хадис, приписываемый Пророку, содержал обещание возвращения Махди: «Если бы миру оставалось существовать всего один день, Бог продлил бы этот день до тех пор, пока не послал в него человека из моей общины и моего дома. Его имя будет таким же, как и мое. Он наполнит землю равенством и правосудием, как она была наполнена угнетением и тиранией».
Шиизм, потерпевший политическое поражение на раннем этапе истории ислама, подчинился суровому соотношению сил. Оставалось утешение в виде «блаженного тысячелетия» и ожидания появления выдающейся личности, которая осуществит это. Верующим было обещано «блаженное тысячелетие, кульминационная эпоха, когда тот мир, каким мы его знаем, будет исправлен… Очень скоро порочные вельможи этого мира будут унижены или уничтожены, а низшие или те из них, кто доказал свою способность сохранять истинную веру и лояльность, будут возвышены, чтобы делиться благами этого мира».
История Мусы ас-Садра слилась с тысячелетними переживаниями его народа. Тысячелетнее ожидание экстраординарного человека, который доведет историю до назначенного ей завершения, который появится, когда на то будет воля Божья, было естественным для Мусы ас-Садра. Никому не нужно было опираться на историю или делать на ней слишком сильный акцент, или говорить, что эта современная сказка была воспроизведением старой веры. Благочестивый человек был бы обескуражен этим, и в этом не было никакой необходимости. Тысячелетнее ожидание сработало после исчезновения священнослужителя точно так же, как это произошло, когда Сайид Муса ас-Садр был провозглашен имамом Мусой ас-Садром. Сеиды – это класс, который утверждает, что ведет свое происхождение от пророка Мухаммеда. Сеиды жили по всему мусульманскому миру, у этого титула были некоторые прерогативы, притязания на особое место в глазах Пророка. Но титул имама был совершенно особенным. Строго говоря, в шиитской доктрине было только двенадцать имамов — Али и одиннадцать назначенных имамов, которые следовали за ним в течение примерно двух столетий, причем последний из них ушел в сокрытие. Когда Муса ас-Садр «появился» в качестве имама всего через десять лет после своего приезда в Ливан, он не претендовал на этот титул. Он также не был возведен в ранг одного из этих двенадцати особых, богоизбранных личностей: это было бы ересью. Как и в случае с Хомейни в конце 1970-х годов, титул имама был присвоен ему последователями и «принят» этим священнослужителем. В обоих случаях это обозначение, наполненное мессианскими ожиданиями, возникло именно на политической арене. В Ливане в конце 1960-х годов, как и в Иране десять лет спустя, каждый священнослужитель выделялся на фоне других священнослужителей, и ему присваивался титул, обладавший большой силой и престижем. Оба случая представляли собой разрыв с шиитской ортодоксией. Оба случая также ознаменовали торжество политической активности над религиозной сдержанностью.
Если начало правления Мусы ас-Садра соответствовало двусмысленности шиитской символики, ее смеси сказанного и недосказанного, ее вере в экстраординарную личность, способную руководить людьми и спасать их, то его исчезновение в Ливии еще больше соответствовало этому. Муса ас-Садр, как продолжали утверждать его последователи, будет занимать должность, которую он занимал (он был председателем Высшего шиитского совета, который он сам помог создать в 1969 году, всего через десять лет после своего прибытия в Ливан из родного Кума), пока ему не исполнилось шестьдесят пять лет в 1993 году. Двусмысленность этой истории была основным источником ее силы. Беспорядки в Ливане, а именно гражданская война, которая разразилась в 1975 году и которой не было видно конца, вторжение сирийцев в страну в 1976 году, израильское вторжение в марте 1978 года, еще большие беспорядки и разрушения в будущем, ужасная война, развязанная летом 1982 года Израилем против палестинцев, привели к тому, что это время стало наиболее подходящим для возрождения милленаристского мифа. Представителям исторически спокойной шиитской общины Ливана, которую возглавлял Муса ас-Садр и которую он пытался преобразовать, требовалось мужество, чтобы заявить о своих притязаниях на эту раздробленную страну. И рассказ о Мусе ас-Садре позволил удовлетворить множество нужд. Подобно хамелеону, он был разным для разных людей. Его последователи из числа патрициев видели в нем человека умеренной политики, реформатора. Для других Муса ас-Садр должен был стать великим мстителем, его история и память о нем послужили основанием для смелых поступков и бескомпромиссной политики. На его наследие претендовали состоятельные и осторожные люди, а также молодые водители-самоубийцы.
Это наследие еще больше окрепло, когда через несколько месяцев после исчезновения Мусы ас-Садра разразился взрыв в Иране. Аятолла Рухолла Хомейни, духовный лидер, «вооруженный имам», сверг монархию. Мужчины и женщины шиитского Ливана стали частью большого глобального переворота. Иранская революция высоко подняла некогда робко продвигаемые и вызывавшие смущение символы шиитского ислама. Шиизм, на протяжении веков являвшийся верой скорби и покорности, превратился в движение экзальтации и восстания. Религиозные деятели, такие же муллы, как и Муса ас-Садр, теперь установили на его родине в Иране свое собственное правление, вилайат аль-факих. Священнослужитель, приехавший двумя десятилетиями ранее из Кума в Ливан, порвал с доминирующей шиитской клерикальной традицией квиетизма и самоустранения от политики. И теперь в Иране, единственном шиитском государстве в мире ислама, подобные ему священнослужители призывали людей к борьбе.
Шиитское предание, приписываемое седьмому имаму Мусе ибн Джафару (ум. 799), предсказало появление в Куме человека веры, который возглавит восстание: «Из Кума выйдет человек, и он призовет людей на правильный путь. Там сплотятся вокруг него люди, похожие на куски железа, не поддающиеся сильным ветрам, безжалостные и полагающиеся на Бога»[1]. Изречение VIII века повторялось в Иране как дань уважения старому священнослужителю, аятолле Рухолле Хомейни, который вернулся в начале 1979 года из пятнадцатилетнего изгнания, чтобы установить «царство добродетели» и провозгласить Исламскую Республику под управлением духовенства. Но для мужчин и женщин шиитского Ливана это предание VIII века относилось к Мусе ас-Садру, молодому мулле, которого они знали и принимали, и возвращения которого, как они утверждали, ожидали.
Затем, в апреле 1980 года, уважаемый деятель шиитского Ирака, аятолла Мухаммад-Бакир ас-Садр, двоюродный брат и шурин Сайида Мусы (муж его сестры Фатимы), ученый, обладавший большим авторитетом, был казнен правителем Ирака Саддамом Хусейном. Это повлияло также и на шиитский Ливан, подпитывая шиитскую тему борьбы во имя праведности и ауру почитания вокруг Мусы ас-Садра. Шиитская история по своей сути является мартирологией: смерть праведных имамов и лидеров от отравления или их гибель в битве от рук жестоких узурпаторов. Саддам Хусейн, безжалостный правитель и выходец из суннитского меньшинства Ирака, был воплощением жестокой власти, а Мухаммад-Бакир ас-Садр, грамотный человек с чувствительным темпераментом, был настолько хорошей фигурой для роли мученика, насколько только могло придумать воображение. Мухаммад-Бакир ас-Садр, будучи на два года моложе Сайида Мусы, был более образованным из этих двоюродных братьев. Он был казнен в возрасте пятидесяти лет. Сам Сайид Муса исчез, когда ему было за пятьдесят. Мухаммад-Бакир ас-Садр много писал по вопросам исламской экономики и современной философии. Его книги были руководством для исламских модернистов, как суннитов, так и шиитов, по всему мусульманскому миру. Он писал, опираясь на традицию почти двухвековой давности: попытку примирить традиции и строгие принципы ислама с идеями и практикой Запада, а также с исходящей от него угрозой. Он не был чрезмерно политизирован. Но Иранская революция 1979 года расширила пропасть между суннитами и шиитами в арабском мире. По ту сторону границы с Ираком Иранская революция трубила о своем намерении экспортировать свои методы, а в Ираке было много людей, готовых их воспринять. Режим Саддама Хусейна, по сути, суннитский режим меньшинства офицеров и государственных функционеров, находился в ситуации «правь или умри». Мухаммад-Бакир ас-Садр стоял у него на пути: его нужно было сделать примером. Как писал один исследователь современного Ирака, он был «самым просвещенным шиитским правоведом Ирака и добился большой популярности среди людей. Более того, без какой-либо поддержки с его стороны все больше и больше шиитов стали равняться на него в плане политического лидерства, а в передачах иранского арабского радио его неоднократно называли «иракским Хумайни». В глазах правительства он вырисовывался как конкурирующий полюс притяжения и символ надвигающейся опасности»[2].
Таков был арабский мир в эту особенно мрачную эпоху. Тонкость исчезла из его политики. Соперников убивали. Мухаммад-Бакир ас-Садр и его сестра были казнены. Шиитские причитания и мартирологическая литература нашли свое современное воплощение. Жизнь Мухаммад-Бакира ас-Садра подошла к мрачному концу. Люди оплакивали его и поклялись отомстить. История его двоюродного брата Сайида Мусы так и осталась неразгаданной: это была более захватывающая история.
Летом 1984 года, в шестую годовщину исчезновения Мусы ас-Садра, молодые люди, объявившие его своим имамом, закрыли Западный Бейрут, мусульманскую половину города, разделенного войной. Этот поступок отчасти был выражением верности человеку, который осуществлял свою деятельность среди ливанских шиитов в течение двух десятилетий, отчасти демонстрацией их нового места и власти в разрушенном городе, и, несомненно, среди них были те, кто верил, кто хотел верить, что этот высокий, красивый мулла снова появится среди них, освободившись от своих ливийских похитителей.
Тайна исчезновения Мусы ас-Садра, слухи о том, что он время от времени появлялся в Иране или Дамаске, о том, что его видели молящимся со своими спутниками в Ливийской пустыне, были частью головоломки этого человека. Тайна преследовала Мусу ас-Садра с самого момента его прибытия в Ливан: ливийский эпизод лишь укрепил вокруг него ауру человека, который хранил свои собственные секреты, и о котором продолжали гадать даже некоторые из самых преданных его последователей. Муса ас-Садр, человек со своим собственным стилем, который знал, как привлечь и удержать внимание, сам вошел в мир шиитского Ливана. История устроила ему достойный уход или, скажем так, его достойное отсутствие. Он исчез, предоставив людям делать из него то, что они хотели, и в чем нуждались.
Некоторые помнят Мусу ас-Садра как человека с простыми потребностями, разъезжавшего по стране, как они любят говорить, на маленьком «фольксвагене». Другие вспоминают более самовлюбленную фигуру, человека, затмевавшего своих последователей, тщеславного в том, что касалось его внешности, театрального и драматичного по внешнему виду — взъерошенные волосы, выглядывавшие из-под тюрбана, резко контрастировали со строгостью и «скромностью» внешнего вида священнослужителя – и, естественно, они вспоминают куда более элегантный и просторный автомобиль. В течение нескольких лет он выдавал себя за сторонника палестинского дела в Ливане, однако многие из его наследников и близких соратников подозревают, что ливийцы сделали то, что хотели лидеры Организации освобождения Палестины. В начале 1960-х годов в Ливане были христиане, которые говорили, что у Мусы ас-Садра были черты и харизма Христа, а десятилетие спустя многие из тех же самых христиан, обеспокоенные шиитским ополчением, которое он вооружил в середине 1970-х, окрестили его ливанским Распутиным. Его панарабские критики выставили его прибывшим в Ливан агентом САВАК, шахской разведки, а в 1978 году представили его исчезновение как следствие нечестной игры все того же страшного САВАК. Он был одновременно бунтарем и человеком, который был любезен с королями и богатыми людьми. Египетский марксист, который познакомился с ним и «сходу» проникся недоверием к нему, сказал о нем, что он был «американским прагматиком». Американский дипломат в Бейруте, который знал его и сообщал о нем с большой проницательностью, сказал о нем, что он был «хитрым персом». Он был священнослужителем и к тому же сыном аятоллы, однако, когда он «размышлял вслух» среди своих более религиозно скептически настроенных последователей, он критически высказывался о некоторых религиозных ограничениях и табу. Для некоторых он был выражением стремления шиитов Ливана к респектабельности, человеком, который говорил, что Ливан – это аль-ватан ан-нихаи, «последняя родина» шиитов, а для других он был амбициозным, целеустремленным муллой, который нашел временное пристанище в Ливане, но на самом деле хотел оставить свой след в Иране.
История Мусы ас-Садра теперь принадлежит его последователям в Ливане, шиитской общине, которая приняла его. Эта история стала частью истории этого сообщества, отражая его чувство обособленности от других людей, его чувство праведности и обездоленности. Эта история рассказана здесь не для того, чтобы раз и навсегда определить «настоящего» Сайида Мусу ас-Садра или Имама Мусу ас-Садра. Она изложена для того, чтобы показать, что могут сделать люди, нуждающиеся в помощи, благодаря появлению незнакомца, а затем и благодаря его отсутствию.
Фуад Аджами
Источник: Fouad Ajami, The Vanished Imam: Musa al-Sadr and the Shia of Lebanon (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1986). Pp. 21-28.
[1] Мухаммад Авад Мугнийя. Хумайни ва ад-Даула аль-исламийя (Хомейни и Исламское государство) (Бейрут: Дар аль-Ильм, 1979) С. 38-39.
[2] Hanna Batatu, «Iraq’s Underground Shia Movements: Characteristics, Causes and Prospects,»Middle East Journal, 35 (Autumn 1981), 590.